МЕХАНИКА ЭФИРА ИЛИ МЕХАНИЧЕСКАЯ МОДЕЛЬ УСТРОЙСТВА МАТЕРИИ МАТЕРИАЛЬНЫХ ОБРАЗОВАНИЙ И ВСЕЛЕННОЙ

МЕХАНИКА ЭФИРА

ИЛИ МЕХАНИЧЕСКАЯ МОДЕЛЬ УСТРОЙСТВА МАТЕРИИ

МАТЕРИАЛЬНЫХ ОБРАЗОВАНИЙ И ВСЕЛЕННОЙ

МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ ЭЛЕМЕНТАРНЫХ ЧАСТИЦ

СЕРГЕЙ ВОСКРЕСЕНСКИЙ

serg.voskresensky@gmail.com,

sergei5911@mail.ru

ЧАСТЬ 3.

ФИЗИКА - АРЕНА ПРОТИВОРЕЧИЙ

ОГЛАВЛЕНИЕ

1. Неоконченный марафон в погоне за истиной

2. Сказ о том, как искали и как нашли бозон Хиггса

3. Ох уж этот Сергеев

4. Быть материалистом не значит быть реалистом

5. Нерешённые проблемы классической механики Ньютона

6. Воззрения Ньютона на природу света

7. Эфир Ньютона

8. Ньютон и Декарт

9. Материалистические воззрения учёных

10. Отказ от материалистических воззрений

11. Критика оптики Ньютона

12. Электромагнитная интерпретация света

13. Критика механики Ньютона

14. Этот умник Эйлер

15. Что представляет собой пространство?

16. Геометрия Лобачевского

17. Теория относительности Эйнштейна

18. Роль математики в физике

19. Последствия манипуляций

20. Что такое «метафизика»?

21. Истоки натурфилософского материализма

22. Философия Аристотеля

23. Метафизика Лейбница

24. Ньютон и религия

25. Творцы современной метафизики

26. Ньютон метафизик?

27. Заключение

28. Вместо послесловия. Каковы перспективы физики?

Глава 1

Неоконченный марафон в погоне за истиной

Эта часть работы посвящена проблемным, противоречивым вопросам физики. Такие вопросы есть и их много.

Физика – наука о природе. Понятия «физика», «естествознание» и «натуральная философия» - синонимы. Человек – дитя природы, он с первого дня рождения окунается в мир физических явлений, поэтому физику должен знать каждый человек. Этот мир материален и имеет свои законы. Физику нужно знать для того, чтобы понимать окружающую действительность, правильно оценивать происходящие в мире процессы и явления, чтобы облегчить своё и своих близких существование, создавать необходимые условия для жизни, строить дома, машины, механизмы. Правильное понимание мира – залог успеха в освоении новых технологий, в создании новой и более качественной продукции, в благополучии и процветании общества в целом.

Но одно дело сказать, что человек должен знать физику, другое дело – как преподнести человеку эти знания, если сами физики, люди, избравшие изучение законов природы своей профессией разводят руками, когда их, например, спрашивают, что такое электрическое или магнитное поле. Когда самое распространённое явление – свет физики преподносят и в виде частиц, и в виде волн. Когда электромагнитную волну, состоящую из миллиардов, пусть и невидимых, но частиц, отождествляют с единичными квантами света. Когда тепло принимают за меру хаотического движения атомов и молекул, нисколько не озадачиваясь источником этих движений. Когда простейший атом рассматривают, как ядро, вокруг которого на стационарной орбите вращается электрон без какой-либо связи с ядром и без какой-либо ускоряющей причины. Когда силовые линии магнитных и электрических полей предлагают рассматривать как математические абстракции. Мы поля видим по их механическому действию, а нас уверяют, что их нет! Когда выдумывают силы, которые не принадлежат телу, а взялись неизвестно откуда, - из неинерциальных систем, и при этом нас ещё уверяют, что эти системы, в которых не выполняются законы Ньютона, реально существуют. Как должен воспринимать человек подобные противоречивые положения? Где проходит грань между идеализмом и реальностью?

Вместо наглядного изображения, пусть и невидимых, но реально существующих квантовых тел, физики - теоретики преуспели в абстракционизме. Они уподобились тем художникам, которые, будучи лишённые какой-либо способности наглядно перенести на полотно реальный фрагмент жизни, будь то портрет, или пейзаж, прибегают к хитроумным математическим уловкам, выдавая желаемое за действительное. Точно так, как в живописи абстракционисты выдают свои детски примитивные мазки за шедевры живописи, в физике абстракционисты методами «математического моделирования» пытаются изобразить реальные объекты природы, нисколько не заботясь о достоверности своих шедевральных «произведений». В итоге реальную картину мира современные живописцы от физики извратили настолько, что сами в творческом экстазе впали в творческую кому. Да и как иначе назвать то современное творчество теоретиков, когда не проходит и дня, что б они ни «обнаружили» доселе неведомые частицу, поле или измерение. Как иначе рассматривать творения деятелей науки, которые тем и занимаются, что популяризуют шизофренические сказки для взрослых о «чёрных дырах», «расширяющихся вселенных», «параллельных мирах», «большом взрыве» или «большом сжатии». Можно только удивляться, как теоретики несоизмеримыми величинами умудряются что-то измерять, подвергать вакуум квантовому распаду или силой мысли скручивать в бараний рог пространство.

Говоря всё это, я далёк от мысли заниматься критиканством или впадать в оскорбительные интонации. Но нельзя вещи не называть своими именами. Как бы ни старались теоретики завуалировать ложь, правдой она от этого не станет.

В то же время, какими бы ни были абстрактными и иррациональными фантазии теоретиков, физики – практики ежедневно совершенствуют окружающий мир человека. Рождаются новые технологии, материалы, устройства, машины, и в целом технический прогресс не стоит на месте. Реальные вещи, изделия, технологии рождаются из реально осуществимых идей, но всё-таки, я в этом убеждён, труженикам прикладной физики не хватает конкретики и наглядности в теориях, описывающих материальный мир. Сталкиваясь с проблемой освоения формализованного теоретического материала, физики - практики тратят, на мой взгляд, слишком много времени на поиск единственно правильного пути для создания конечного продукта, используя зачастую в своих поисках метод «научного тыка».

Идя на поводу у теоретиков, практики осуществляют их крайне дорогие проекты, наподобие Большого Адронного коллайдера или термоядерного реактора ИТЭР. Подобные проекты невероятно сложны, состоят из многих самостоятельных систем, призванных дополнять и поддерживать работу одна другой. Но как можно быть уверенным, что все системы ИТЭР заработают в унисон и принесут долгожданные плоды в виде электрической энергии, если физики оперируют абстрактными понятиями, если они, намереваясь осуществить термоядерный синтез, ничего не знают о реальном устройстве ядра или атома, если они используют в своих расчётах абстрактные модели? А какую цель преследуют теоретики, когда на огромных скоростях в ускорителях сталкивают лоб в лоб протоны? Чтобы открыть бозон? Ещё одно нейтрино? Или обнаружить гравитацию? Или чёрную дыру, уносящую в неизвестность вместе с тайнами бытия деньги налогоплательщиков?

Теоретики хвалятся тем, что смогли убедить правительства своих стран в необходимости постройки супердорогих и суперсложных сооружений. Их можно понять, ведь в случае реализации этих проектов осуществиться мечта человечества, но они упускают из виду самое главное, - они забывают сказать, что пока это только мечта. Мечта красивая, изумительная, но не подкреплённая практически реализованным экспериментом, не стоящая того, чтобы тратить на неё столько сил и средств. Можно с некоторой долей вероятности допустить получение положительного результата на термоядерном реакторе, но этот «результат» по самым оптимистическим прогнозам может просуществовать лишь одно мгновение. Об «управляемом синтезе» в таком случае речи быть не может. А зачем нужно было строить Адронный коллайдер? Мало было других ускорителей? Чем существенным, по мнению физиков, должны отличаться результаты экспериментов, достигнутые на разных по мощности ускорителях?

Ещё раз повторюсь: физику необходимо знать каждому человеку, и высокопоставленному чиновнику, и простому обывателю. Знать хотя бы для того, что б отсеять правду ото лжи, что б иметь возможность отличить несбыточную мечту от реальности, чтобы не быть вовлечённым в очередную авантюру и не заниматься бесцельным строительством воздушных замков. Под конец жизни такая деятельность приносит обычно не моральное удовлетворение, а душевное расстройство. Теоретики могут выкинуть любой математический трюк, они, например могут доказать вам, что ртуть может плавать на поверхности воды, и ваше право верить в это, или нет, но к законам природы подобные математические трюки отношения не имеют и это должен знать каждый человек.

Ещё нужно знать каждому, как начиналось стремительное восхождение «великих» и вместе с тем нелепых идей и обожествление их творцов. Знать хотя бы для того, чтобы иметь элементарное представление о преподносимой вам информации, о том, откуда она взялась, знать для того, чтобы не идти на поводу у разного рода жуликов и фантазёров, спекулирующих на незнании людей.

Во второй половине 2016 года в Киеве в лифте многоэтажного дома мне «посчастливилось» лицезреть творение неизвестного, надо полагать, юного дарования, - на внутренней панели лифта фломастером была написана известная формула Эйнштейна E=mc2. Формула эта была выведена и до Эйнштейна, но вопрос не в этом, а в том, почему к ней такое пристальное внимание? Формула написана без каких-либо комментариев, но интересно, знает ли этот потомок любителей наскальных иероглифов, что скорость света, фигурирующая в этой формуле в качестве постоянной величины, просто не может быть постоянной величиной? Что скорость света для различных спектров имеет различные значения? Что принятие скорости света в качестве постоянной фундаментальной величины не является физически оправданным шагом, а связано лишь с удовлетворением потребностей математиков, в первую очередь самого Эйнштейна? Что в этом уравнении скорость есть, а носителя скорости нет, поскольку фотон, по мнению формалистов, может быть безмассовым, т. е. всего лишь призраком?

Знает ли этот вундеркинд, что термин «энергия» имеет метафизические корни? Что термин «кинетическая энергия», или проще «энергия движущегося тела» есть не что иное, как ньтоновское «количество движения»? Что термин «потенциальная энергия», используемый современной физикой обычно, как энергия тела в поле силы тяжести или в электромагнитном поле, есть не что иное, как результат действия «центростремительной силы» Ньютона, действующей на тело? Что «энергия покоя» есть не что иное, как врождённая «сила инерции» Ньютона, которую тело сохраняет, в том числе и в состоянии покоя? Что возникли эти понятия благодаря метафизическим представлениям Лейбница о вездесущности божественных сил, которым он дал название «живых» сил? Что введение этих терминов и понятий в строгий лексикон физики было излишним, и обусловлено не чем иным, как тщеславными помыслами противопоставить себя любимого гению Ньютона? Поэтому голословное утверждение о том, что энергия равна произведению массы на квадрат скорости света, по меньшей мере, глупо.

На рубеже 19 – 20 веков бытовало мнение, что все законы природы уже установлены и физика, как наука, себя исчерпала, что она уже не может быть привлекательна для исследователя. Согласно этому мнению оставалось только написать учебники да учить по ним подрастающее поколение. Природа, к огорчению любителей высказывать необоснованные мнения, не оперирует догадками и предположениями, природа, в отличие от человека, живёт по своим законам, по своим правилам, по своим принципам. Природа не терпит пустоты, она каждый раз, когда кто-то пытается втиснуть её в рамки отдельного предвзятого мнения, будто смеясь над глупостью неразумного дитя природы, выкидывает свои фокусы.

Природа и в этот раз на рубеже веков на одно мгновенье приоткрыла занавес в мир реальности, она, будто насмехаясь над человеческой глупостью, ещё раз показала невидимый мир, - квантовый мир материи. До этого природа распахнул свои двери Эрстеду, Амперу, Фарадею в мир электромагнетизма, но времени для полного осознания сущности электромагнитных явлений оказалось недостаточно. Даже Максвелл, скрупулёзно проанализировавший опыты Фарадея, и пришедший к тем же выводам, что и Фарадей, - к выводам о материальной природе электрических и магнитных полей, не смог найти убедительных аргументов, чтобы убедить в этом остальных. Природа показывает, что есть невидимые лучи Рентгена и Беккереля, что в атоме есть электроны и ядро атома, что во время циклического движения электронов вдоль проводника каждый раз в противоположных направлениях с определённой частотой испускаются электромагнитные волны, и что скорость распространения этих волн сравнима (но не равна!) со скоростью света. Но природа не называет причины явлений, эту возможность она предоставила человеку. Оставалось дело за малым, - дать механическое объяснение этим явлениям. Либо не механическое, но тогда какое?

Исследователи, будто первопроходцы, отправлявшиеся в дальний путь открывать неизведанные земли, пустились на поиски истины. Слава первооткрывателя и лавры победителя льстят самолюбию исследователя, - это та конечная цель, ради которой учёный тратит свои драгоценные минуты жизни. Но одно дело открыть то, что ты можно увидеть, что подвластно наблюдению, экспериментальной проверке, другое дело – попытаться найти объяснение тому, что проявляет себя только в действии, в конечном результате этого действия, а само скрыто от человеческих глаз.

Физики на рубеже 19 - 20 веков попали в своеобразный лабиринт. До сих пор физика считалась немыслимой без таких понятий, как «материя» и «движение», а все физические явления, согласно воззрениям физиков можно было вывести из простых законов механики Ньютона. Предполагалось, что всё пространство пронизано вездесущей тончайшей материей – эфиром, что все вещи состоят из эфира, что всё многообразие физических явлений так, или иначе, но связано с эфиром и формами движения состоящих из него частиц. Такие слова, как «атом», «частица», «корпускула», «элемент» были в постоянном употреблении исследователей. Не было ничего удивительного в том, что частицу света Эпикур или Пьер Гассенди называли «атомом» света, что Ньютон частицу света называл «корпускулой». Свет называли «флюидом», или «невесомой жидкостью», но это не означало, что «невесомая жидкость» нематериальна. Просто эту «жидкость» невозможно было отделить от вещества и взвесить.

На природу света, тепла, электричества, магнетизма и тяготения высказывались различные мнения. В чём-то мнения были похожи, в чём-то имелись разногласия, но в подавляющем большинстве своём гипотезы и теории базировались на едином начале, - на материи, - на эфире и на его беспрестанном движении.

У любой теории, так же, как у атома, должно быть ядро, в котором сконцентрирована основная идея. Вечно пребывающий в движении эфир и мир, сотканный из эфира – это ядро материалистов. Существование самодостаточных идей, предоставленных самих себе, платоновских идей, пустых и оторванных от мира природа не признаёт, - это утопия.

М. В. Ломоносов в своей работе «Слово о происхождении света» говорит: «Свет – это жидкая, тончайшая и неосязаемая материя». Материя света – это эфир. Эфир состоит из частиц сферической фигуры. Частицы могут совершать различные виды движений: поступательное, вращательное, волновое и колебательное. Между светом и теплотой есть разница, которая заключается в том, что: «Теплоты причина есть коловратное (вращательное) движение частиц, чувствительные тела составляющие. Цветов причина есть коловратное движение эфира». Относительно электрических явлений Ломоносов также говорит, что: «электрические явления – притяжение и отталкивание состоят в движении». И вообще: «без движения в телах не может быть никакого изменения».

Д. И. Менделеев в 1905 году в статье «Попытка химического понимания мирового эфира» приводит выдержку из Краткой энциклопедии Ларусса: «эфир – жидкость невесомая, упругая, наполняющая пространство, проникающая во все тела и признаваемая физиками за причину света, тепла, электричества и пр.». Определение носит общий характер, но факт остаётся фактом – учёные не допускали отсутствия в природе эфира. Кто бы из физиков не проводил опыты, или какие угодно исследования, независимо от того, находился ли учёный в континентальной Европе, Америке, Англии или России, - все без исключения были уверены в существовании эфира. Были разногласия относительно природы света, тепла, относительно причины тяготения, не поддавалась «визуализации» природа электрических и магнитных полей, но все эти процессы не мыслились без эфира. Д. И. Менделеев в своей работе даже предпринял попытку найти эфиру место в периодической таблице, допустив, что химические свойства эфира подобны свойствам инертных газов, и что эфир наилегчайший из них. Но, к сожалению, необходимо признать, что понимание структуры мирового эфира и его роль в организации материальных образований на рубеже 19 – 20 веков были ещё в недостаточной степени проанализированы и обобщены.

В конце 19 века масла в огонь бушевавших страстей относительно устройства мироздания подлила идея о том, что эфир можно обнаружить по его смещению относительно движущейся по орбите вокруг Солнца Земли. То есть, поскольку Земля движется по орбите с приличной скоростью порядка 30 км. в секунду, её, по идее должен обдувать эфирный ветер. Идея, в принципе, не плохая, только с какой стати околоземный эфир должен обдувать Землю? Ведь с таким же успехом можно было бы предположить, что и воздух должен обдувать Землю, и нас, по идее, и всё, что находится на поверхности Земли, в таком случае должно в буквальном смысле сдуть с поверхности Земли. Но этого ведь не происходит! Но нет, идея так понравилась, что решили проверить, - а вдруг и правда удастся обнаружить эфирный ветер. Эфирного ветра не обнаружили, но разве это означает, что нет эфира? Ведь не обнаружили только эфирного ветра.

В этом случае даже самое простое предположение о том, что из эфира состоят кванты магнитного поля Земли, удерживающие в своём «объятии» её атмосферу, состоящую из молекул воздуха, которые так же состоят из эфира, приводит теорию в согласие с опытом. Ведь свободный эфир в этом случае ограничен в своём движении, его хаотическое движение ограничено свободным пространством между молекулами воздуха и квантами магнитного поля.

Поведения микрообъектов вообще труднообъяснимы. Тот же свет. Что за субстанция, из чего он состоит, почему преломляется, почему образовывает кольца Ньютона, сколько цветов имеет, почему движется с огромной скоростью? Вопросов много и на каждый надо ответить, да так, чтобы один ответ не противоречил другому. Ньютон нашёл ответы на большинство вопросов, и не просто нашёл, - он открыл глаза людям на природу света, считавшегося до него смесью чёрного и белого. Он показал, что свет это поток частиц, летящих вдоль прямых линий. Указал на характерные особенности частиц, на то, что каждая частица – корпускула имеет четыре стороны, две из которых противоположны двум другим. Что белый свет представляет собой смесь разных цветов – спектров. Частицы света разных цветов отличаются друг от друга физическими параметрами: размером, массой, плотностью. Ньютон прямо говорит, что движение корпускул не одно и то же, что эфирные волны. Попадание, как говорится, в точку. Но не тут-то было. Ньютон, видите ли, не объяснил, откуда у частиц появляются волновые свойства, - интерференция или дифракция.

А откуда появляются волновые свойства у молекул воды, когда вы бросаете в неё камень? Вы никогда об этом не думали? Но вам же, увидев волны на воде, не приходит в голову отождествлять молекулы воды с волной. Или, когда Герц обнаружил электромагнитные волны, имеющие аналогичные свойства с видимым светом, да к тому же распространяющиеся с почти такой же огромной скоростью, как свет, какой бы сделали вывод вы? Почему, на каком основании мы должны считать движение корпускул света и электромагнитные волны одним и тем же явлением? Почему мы не можем допустить, что электромагнитные волны состоят из частиц, имеющих аналогичные свойства, как у отдельных частиц света, как у молекул воды, как у молекул воздуха? И если атом или молекула обладают волновыми свойствами, так почему мы не считаем их волнами? Правильно, - потому, что это частицы, их можно экспериментально обнаружить, взвесить, а когда их много и они находятся в твёрдом или жидком состоянии, их можно увидеть. Именно на том основании, что частицы обладают необъяснимыми, в первую очередь волновыми свойствами возникли противоречия. Постепенно противоречия переросли в хронический вялотекущий процесс нерешённых проблем, охвативший к сегодняшнему дню все области естествознания.

Начало этому хроническому заболеванию уходит корнями вглубь тысячелетий, когда философы каждый по-своему пытались познать строение мира и его мельчайших деталей. Большого прогресса в вопросах познания добились древние греки, но с приходом средневековья многие их труды потеряли былое значение. В эпоху Возрождения, пришедшей на смену средневековью, полемика относительно устройства мироздания возобновилась. Н. Коперник, Д. Бруно, Г. Галилей, Р. Декарт, П. Гассенди и другие учёные с бесстрашием рыцарей и непоколебимой верой в торжество истины скрестили свои шпаги с догмами церкви. Отвоёвывать позиции истинных знаний тогда, когда тебе прямо грозят смертной казнью, когда парижский сенат в 1624 г. принимает постановление о смертной казни за критику схоластики – этой опоры католических теологов, не простое дело. Многое было принесено в жертву, - кто-то покинул родину, кто-то оказался от своих взглядов, кто-то лишился жизни, - вездесущего творца оказалось не так просто лишить его прав, отведённых ему церковью.

Эпоха Возрождения подарила человечеству величайших мыслителей. Декарт создаёт свою философскую систему бесконечной делимости материи и отсутствия пустоты, где свет представляется ему в виде волн материи – волн эфира. Гассенди возрождает атомистические воззрения Эпикура, согласно которым частицы материи движутся в пустоте и при соударении производят те или иные действия. Возрождалась полемика о пустоте, о том, что представляет собой материя, атом. Предвосхищая появление корпускулярной теории Ньютона, Гассенди пишет: «Из всех предметов непрерывно вытекают какие-то тельца: из цветных и светящихся предметов истекают тельца, имеющие отношение к цвету и свету; из тёплых и холодных – тельца, имеющие отношение к теплу и холоду; тельца, имеющие отношение к запаху, - из пахучих предметов и т. д.». Магнит и железо, янтарь и солома, - все вещества, согласно Гассенди, испускают атомы материи. «Магнитные атомы» железа и магнита ответственны за притяжение этих тел друг к другу; «электрические атомы» способствуют притяжению соломы к янтарю. Притяжение происходит в результате «переплетения» и «соответствия» атомов.

Гассенди в своей «Системе философии» пишет: «Гераклов камень (магнит) может притягивать железо (точно так же как янтарь кусочки соломы). Ведь, прежде всего это можно объяснить себе тем, что атомы, испускаемые этим камнем, так соответствуют атомам, испускаемым железом, что они легко переплетаются».

О воззрениях Р. Бойля пишет Н. А. Фигуровский: «Принимая существование атомов и молекул (первичных частиц и корпускул), взаимодействием которых можно объяснить разнообразные химические явления, Бойль допускает существование в «смешанных» телах (т. е. в соединениях и смесях) промежутков, или пор, между корпускулами. Эти поры, по его мнению, заполнены испарениями из очень мелких частиц. Именно эти испарения, согласно Бойлю, и являются основной причиной химических взаимодействий. Испарения, содержащиеся в порах одних тел, активно взаимодействуют с испарениями других тел, в результате чего происходит либо химическое разложение, либо соединение. Вообще пористой структуре тел и особенно роли испарений Бойль придавал исключительно важное значение в своих объяснениях химических явлений».

Кто сможет сегодня однозначно утверждать, что простые рассуждения Гассенди, Бойля, Ньютона (о нём пойдёт речь ниже), Ломоносова, Менделеева и других учёных не оказались пророческими?

Что являлось определяющим во взглядах Великих Классиков? Почему эти взгляды должны быть забыты?

Читая классиков, можно лишь недоумевать, почему учёные 20 века их восприняли столь высокомерно и легкомысленно, что даже не пытались развить их взгляды.

Конец 17 века, весь 18 век и начало 19 века ознаменовались дискуссиями о природе света. В споре между сторонниками корпускулярной теории света и волновой теории, между Р. Декартом и П. Гассенди, между Ньютоном и Гуком Ньютон вроде бы одержал победу, но многое оставалось за гранью понимания. Ньютону и сторонникам истечения неясно было, как именно проявляют волновые свойства частицы света. Сторонники волновой теории не находили объяснение прямолинейному распространению световой волны, её поляризации, двойному лучепреломлению, преломлению и отражению. В этом случае теория должна допускать поперечные колебания волн, либо наличие разных типов волн, - сферических и эллипсоидальных, либо наличие разных сортов эфира. Все подобные идеи беспочвенны, и Ньютон, как никто другой, это понимал.

О. Френель в начале 19 века принял на вооружение волновую теорию Гюйгенса и довольно умело дал волновому процессу математическую интерпретацию. Оставалось учесть в волновом процессе поведение отдельных частиц, но Френель не успел пересмотреть свои взгляды в связи с преждевременной кончиной, в результате чего потомкам достались гениальная интерпретация волновой теории и не совсем лестные отзывы о великом Ньютоне. Френель уверовал в силу собственного воображения настолько, что осмелился подвергнуть теорию истечения Ньютона критике. Ошибки молодости довольно распространённое явление, да и национальное противостояние между Лондоном и Парижем, по всей вероятности, сыграло свою роль, но физика, увы, не прощает нанесённых ей оскорблений. Приняв на вооружение волновую теорию, физики ступили на тропу противоречий. Это было начало пути абстрактного идеализма. Как бы ни были красивы чертежи и рисунки «волны», они нисколько не объясняли корпускулярную природу света.

Природа безмолвна, она не может влиять на процессы мозговой деятельности, она лишь с лукавой улыбкой подкидывала очередные задачи. На рубеже 19 – 20 веков природа через Планка преподнесла физикам «квант энергии», - тот самый фотон – корпускулу, о котором говорил Ньютон, но, к сожалению, уже господствовала волновая теория, расставаться с которой хотелось далеко не всем, да и явного перевеса теория истечения не приобрела. В опытах Лебедева природа ещё раз указала на материальное происхождение света, - свет оказывает давление, но опять же, как быть с нематериальной «волной»? Физикам бы впору одуматься, вспомнить Ньютона, да нет, начали придумывать альтернативный выход. Ньютон был уже не в таком фаворе, его репутацию к этому времени изрядно подмочили любители альтернативных мнений и красивых абстракций.

Ровно через двести лет после выхода «Оптики» Ньютона Эйнштейн, к удивлению всего научного сообщества, продолжая развивать идеи Планка, открыл! частицу света – фотон. Всё бы ничего, вроде бы всё стало на свои места, корпускулярная теория восторжествовала, фотон – корпускула, оказывается, действительно существует, оставалось только объяснить его волновые свойства да найти подобающее место эфиру в системе мироздания. Но что делать с волновой теорией, так прекрасно трансформировавшейся в электромагнитную теорию света? Выход из щекотливой ситуации предложил Эйнштейн: «В 1909 году, выступая в Зальцбурге, Эйнштейн предсказывал, что физике предстоит примириться с дуальностью, то есть с тем, что свет можно считать и волной, и частицей». Долго ждать «примирения» не пришлось – дуализм вскоре войдёт в моду и станет незаменимым атрибутом формализма.

Эйнштейн, с чисто математическим подходом, в своей первой работе по теории относительности «К электродинамике движущихся тел» в 1905 году пытается обобщить признаки, свойственные и весомым телам – объектам ньютоновской механики, и объектам квантового мира. Электрические и магнитные поля, свет и эфир, их движение относительно друг друга Эйнштейн рассматривает с позиций кинематики твёрдого тела! Это является не то, что неприемлемым, а грубейшей ошибкой, поскольку кинематика твёрдого тела рассматривает движение абсолютно твёрдого тела, которого, кстати, вообще нет в природе, в то время, как квантовый мир материи это абсолютно упругие, находящиеся в постоянном движении тела. Не имея ни малейшего представления об устройстве квантового мира, Эйнштейн с энтузиазмом Дон Кихота, вооружившись копьём романтического идеализма, бросает вызов врагу, созданному собственным воображением. Создавая свои шедевры абстракционизма, будь то «определение одновременности», «об относительности длин и промежутков времени», «о преобразовании координат и времени», «преобразование уравнений Максвелла – Герца для пустого пространства», «преобразование энергии лучей света» и т. п. Эйнштейн оперирует исключительно математическими абстракциями. В этом тумане математических иллюзий Эйнштейну «светоносный эфир» оказывается не нужным. Для выведения своих формул Эйнштейну нужна абсолютная пустота, в противном случае просто невозможно достичь «постоянства» скорости света, - ведь эфир будет оказывать сопротивление. А если не будет постоянной скорости света, математический формализм Эйнштейна мгновенно превратится в формальный бред. В этом случае все тела, движущиеся со скоростью большей, чем скорость света, не просто сплющатся, а примут отрицательные размеры, а часы начнут идти в обратную сторону. Вы можете себе такое представить? Навязчивая идея о том, что: «При переходе в движущуюся систему координат меняется течение времени, меняются длины, меняется понятие одновременности» родилась в глубоком вакууме в прямом и в переносном смысле. Глупость – скажете вы, нет, - это чисто математический подход к решению несуществующих физических проблем, или проще - научное донкихотство.

Но победа над таким незаурядным врагом слишком слабое утешение для истинного Героя. Эйнштейну нужна победа над врагом вселенского масштаба, - только такая победа вознесёт победителя на Олимп славы и величия. Пройдёт десять лет, прежде чем Эйнштейн создаст «Общую теорию относительности». В этой теории время и пространство слились воедино, породив некое подобие кентавра с буйным нравом – способностью искривляться и силой своего могучего искривления оказывать поистине вселенское давление на всё, что в этой вселенной находится. Эйнштейн не только создал кентавра, - он его одолел, вонзив своё копьё идеализма в самое сердце Вселенной, откуда Галактики, словно струящаяся из раны кровь, начали разлетаться во все стороны с невероятной, при этом постоянно растущей скоростью. Справедливости ради надо заметить, что «разлёт» Галактик помог «обнаружить» Эйнштейну А. А. Фридман. В «парадоксальной космологии», созданной совместными усилиями великих математиков, скорость Галактик оказалась даже выше, чем скорость света, более того, - возрастание скорости разбегающихся Галактик вообще невозможно обуздать, но это для романтиков не проблема. Можно не сомневаться, что релятивисты изобретут многомерный аркан, и, накинув его петли времени на шею каждой из трусливо разбегающихся Галактик, вернут беглецов на место. Главное, чтобы не перестарались в своём усердствовании, стягивая Галактики в одну кучу, а то ни дай бог, произойдёт «Большое сжатие» и Вселенная схлопнется, тогда нам всем и всему крышка, т. е. конец.

Н. Бор В 1913 г. создаёт планетарную модель атома, в которой опять-таки использует умозрительные принципы движения планет вокруг Солнца, не отягощая себя проблемой самого механизма Солнечной системы. В письме Резерфорду он так и пишет, что ему для построения планетарной модели атома «механическая модель не нужна». И никого из творцов новой физики не смутило то, что подобная модель не может существовать в принципе! По той простой причине, что нет причин электрону вращаться с постоянной скоростью на стационарной орбите атома. Следуя идеям Эйнштейна, на второстепенных принципах Бор создаёт и самый ценный для него «принцип дополнительности», - ещё одного своеобразного кентавра, только меньших размеров, - с телом волны и головой корпускулы. И опять никого не смущает, что волна и корпускула не могут иметь одну природу. Но принципы прижились, без них невозможно объяснить всё многообразие явлений, и никого не смущает, что подобные принципы нисколько не стимулируют дальнейшие исследования в области устройства материи. Зачем ломать копья, если в борьбе с ветряными мельницами уже одержана столь «блистательная победа». Сервантес даже не предполагал, насколько заразительным окажется донкихотство.

В течение 1925 – 1927 годов Шредингер, Гейзенберг, Йордан, Дирак, Борн, Паули заложили основы «квантовой механики». Эти годы не случайно назвали годами «мальчишеской физики». Большинству творцов математического абстракционизма не было и 30 лет. Добавьте сюда Френеля, Фридмана, Френкеля и ещё массу молодых и талантливых людей с горящими глазами, но не окрепшим умом, чтобы составить общее представление о тех, кто пытался заложить фундамент физики на зыбком песке абстрактного формализма. Была создана матричная механика и разработан её формализм. Создана вероятностная интерпретация волновой функции, сформулированы волновые уравнения волновой механики, сформулирован принцип неопределённости и т. д. и т. п. Все эти теоретические работы имеют к физике формальное отношение, в них прослеживается лишь попытка воспроизвести реальные физические процессы в виде идеалистических абстракций. Эти абстракции всего лишь видимость реальности, несуразная тень реального объекта.

Многие творцы абстракций, повзрослев, не то, что осознают ошибки молодости, а скорей интуитивно почувствуют ошибочность своих взглядов, но изменить что-либо будет уже поздно. Одним не хватит мужества признаться в своих ошибках, для других и их последователей благодатная почва абстракционизма окажется единственным источником вдохновения для выдвижения очередных фантазий. Так, Шредингер предполагал, что волны являются единственной реальностью, а частицы – это производные, и вместе с тем так и не примирился с тем, что сам создал. Дирак сокрушался, что не нашёл гамильтониана. Эйнштейн был уверен, что квантовая механика не имеет смысла, до конца своих дней тщетно пытался найти единую формулу мироздания и создать единую теорию поля, а в конце жизни, через пятьдесят лет после «обнаружения» своего фотона пожалуется своему другу М. Бессо, что так и не понял, что собой представляет фотон.

Если читатели проанализируют все откровения, сделанные творцами квантовой механики и релятивистами на закате своей жизни, то они обнаружат там нескрываемую тоску по чистому роднику правды, в котором они так нуждались и к которому они искренне стремились. По-человечески можно сожалеть, что этот путь оказался для них недоступным, но есть одно «но» - природа не оперирует эмоциями, для неё значение имеет лишь истина.

Теоретики сами создали непроходимый лабиринт математических абстракций и сами сознательно в него вошли. Создавая абстрактные модели атома, ядра, частиц, полей и дополнительных измерений физики сами, того не осознавая, попали в сеть собственных заблуждений. Пытаясь выбраться из неё, они используют всё те же абстрактные пути. Они забыли, чему их учили классики – мир материален и подчиняется механическим законам. Они вычеркнули из учебной литературы пусть и не до конца оформленные, но верно направленные взгляды творцов естествознания на природу вещей.

Материалистический взгляд на природу частиц и полей, по мнению Я. Б. Зельдовича, - это «анахронизм», пережиток прошлого. Чтобы признаться в этом ошибочном мнении, теоретикам нужно обладать критическим мышлением и мужеством, но пока у них нет ни того, ни другого. «Братство» теоретиков, создавая свою «пёструю картину бытия» ввергло в пучину глубокой безответственности и безнравственности не одно подрастающее поколение, принуждая своё окружение погружаться в непролазные дебри абстракций. Это «братство» держит в цепких лапах невежества всё мировое сообщество, всё более уподобляясь религиозной секте. С той разницей, что религия учит «не убий, не укради, не лжесвидетельствуй», в то время, как члены «братства» в безумном стремлении господствовать над умами моральными нормами пренебрегают.

Но не так страшны заблуждения отдельных людей, как льстивая оценка их деятельности массой «экспертов» и популяризаторов, использующих обычные торгашеские методы, дабы подороже продать залежавшийся и давно истлевший товар. Они не устают писать хвалебные оды своим кумирам, они продолжают титуловать смутьянов, - тех, кто в буквальном смысле посеял смуту в научном сообществе, - «гениями науки».

То же Абрахам Пайс, среди основных достижений которого «идея ассоциативного рождения странных частиц», так и озаглавил своё историческое повествование о тех, с кем лично был знаком, кого искренне уважал. Но какое дело имеет его личное знакомство и дружеские отношения с Эйнштейном или Бором к научной истине?

Или Е. Д. Эйдельман. Он ни много ни мало, но разработал! «критерии демаркации», - своеобразную анкету, согласно которой можно определить! истинного учёного, отделить гения науки от толпы лжеучёных невежд. Доказывая справедливость своей анкеты, Эйдельман проводит наглядный пример того, как ею пользоваться. Он производит своеобразное тестирование деятельности Эйнштейна и пишет: «В качестве примера в год Эйнштейна выберем самого великого – Альберта Эйнштейна (1879 – 1955), получившего Нобелевскую премию по физике в 1921 г. «за заслуги перед теоретической физикой и особо за открытие закона фотоэлектрического эффекта». Стоит ли удивляться, что тест на гениальность «самый великий» прошёл и Эйдельману остаётся только подвести черту: «Эйнштейн – истинный исследователь, а не псевдоучёный. Впрочем, это было ясно заранее». Вот только не ясно, зачем в очередной раз доказывать то, что «ясно заранее»? Чтобы ещё сильней зомбировать далёкую от понимания происходящего публику? Или вложить в головы читателей пусть и ложные, но выгодные кому-то представления о Мире, подобные вирусу в компьютерной программе?

Интересно знать одно, читали или нет, все эти эксперты классиков естествознания, проводили или нет параллели между различными воззрениями, пытались или нет использовать на практике теоретические фантазии своих кумиров? Я задаю этот вопрос не случайно, поскольку эксперты везде, где только могут, восхваляют творения своих «гениев». В «Википедии», например, статья под названием «принцип относительности» заканчивается следующими словами: «Опора на принцип относительности (а потом также ещё и на некоторые его расширения) позволила открыть, сформулировать и продуктивно разработать такое количество первостепенных теоретических результатов, практически не мыслимых без его применения, во всяком случае, если говорить о реальном пути развития физики, что его можно назвать основой, на которой построена физика». И таких заключений очень много, много настолько, что невыносимо тяжело их читать. Хотелось бы спросить всех этих господ экспертов: где практические результаты? Сто лет не хватило, чтобы осознать негодность строительного материала, на котором вы пытаетесь построить свою теоретическую физику? Эксперты, к сожалению, не понимают, что от их хвалебных од уже устала Природа.

Ещё один эксперт – талантливый астрофизик и по совместительству любитель новых теорий А. Эддингтон, считавший, кстати, что нашёл алгебраическую основу фундаментальной физики! В 1919 году он ни много ни мало «экспериментально подтвердил отклонение лучей света в поле тяготения Солнца», предсказываемое Теорией относительности Эйнштейна. Надо сказать, что Эддингтон влюбился в Теорию относительности, как говорится, с первого взгляда. Став неистовым её проповедником, он приложил немало сил, чтобы новая теория обрела пристань на родине Ньютона. Учёного, сопоставимого с фигурой Ньютона, к сожалению, в то время на острове не оказалось. Новость о «подтверждении отклонения лучей в поле тяготения Солнца» с одной стороны воодушевила Эйнштейна и его сторонников, с другой стороны вызвала раздражительное негодование противников Теории относительности.

Дело в том, что отклонение лучей света в поле тяготения Солнца прямо вытекает из корпускулярной теории Ньютона. Если внимательней сопоставить все высказывания Ньютона, в которых он прямо указывает на материальную природу света и «частиц» тяготения, действие которых подчиняется закону обратных квадратов, кстати, чисто механический принцип; на прямое и однозначное утверждение, что свет, удаляясь от Солнца, теряет в массе и плотности, на его опыты по дисперсии света, где показана зависимость отклонения лучей видимого света в прозрачной среде от размеров и массы корпускул, то само появление идеи о том, что свет отклоняется в поле тяготения, выглядит несколько странно. Ещё раз сопоставьте все данные, и у вас возникнет недоумённый вопрос: а как иначе должен вести себя свет в среде с переменной плотностью? И почему только в «поле тяготения» должны загибаться лучи света? А «поле излучения» с переменной плотностью разве не должно преломлять лучи света?

Вопрос о том, что в действительности представляет собой среда любого «физического поля», из чего поле состоит, как этот «механизм» действует и взаимодействует с другими частицами и полями, в физике является краеугольным. Современное освещение этих вопросов кардинально отличается от простого до наивности, но вместе с тем ясного и понятного изложения подобных вопросов современниками Ньютона. Христиан Вольф (1679-1754), например, в своей «Вольфианской экспериментальной физике», переведенной в 1746 г. на русский язык М. Ломоносовым, так объясняет «принцип преломления»: «Количество преломления зависит от густости прозрачной материи, сквозь которую лучи проходят. В разных материях лучи неравно ломаются». Какое объяснение «преломления» может звучать яснее и проще? При этом Вольф, пользовавшийся в Европе большой популярностью, состоявший членом пяти крупнейших академий, немало сделавший для становления Российской академии, ассоциирует ту же теплоту с «теплотворной материей», а не с чем-то абстрактным. Исходя даже из этих простых слов Х. Вольфа, невозможно представить иное поведение лучей света, как их загибание в область более «густой материи».

Поэтому, анализируя «отклонение лучей в поле тяготения», можно только задаться вопросом о том, на какой угол будет отклоняться свет. Но здесь точный ответ будет зависеть от точных знаний расстояния источника света от Солнца, расстояния от центра Солнца до линии, вдоль которой распространяется проходящий мимо Солнца луч, от знания плотности полей тяготения и излучения в исследуемой точке пересечения, и от спектрального состава исследуемых лучей. Разброс данных, полученный Эддингтоном, как раз и свидетельствует о действии указанных причин на величину угла преломления света.

Саму же идею «отклонения лучей в поле тяготения» одним из первых высказал немецкий астроном Иоганн фон Зольднер в 1801 году, основываясь на корпускулярной теории Ньютона, ну а сколько было ещё подобных предположений, не так уж и важно. Не важно, потому, что это не центральный вопрос естествознания, а специально раздутый и растиражированный в угоду рекламной компании теории относительности. Более того, не нужно было плыть за тридевять земель, чтобы убедиться в отклонении и выяснять угол отклонения, - эти опыты при желании можно осуществить в лабораторных условиях.

Так что раскола в научной среде после «подтверждения» Эддингтона следовало ожидать, поскольку навязывание идей «дикой бессмыслицы», как окрестил ТО К. Э. Циолковский, не могло не вызвать ответную реакцию раздражения. Чем более Эйнштейн упражнялся в способах восхваления собственного «фундаментального» творения и чем больше появлялось сторонников Эйнштейна, одурманенных лишёнными физического смысла идеями, тем более появлялось желание отгородиться от «проходимцев», как окрестил релятивистов Д. И. Менделеев.

В 1919 году, кстати, произошло ещё одно событие. О нём мало кто знает, и оно не имеет прямого отношения к рассматриваемым вопросам, но его стоит упомянуть. Его описал М. Горький, вот, что он пишет: «Мне отвратительно памятен такой факт: в 19 году, в Петербурге был съезд «деревенской бедноты». Из северных губерний России явилось несколько тысяч крестьян, и сотни их были помещены в Зимнем дворце Романовых. Когда съезд кончился, и эти люди уехали, то оказалось, что они не только все ванны дворца, но и огромное количество ценнейших севрских, саксонских и восточных ваз загадили, употребляя их в качестве ночных горшков. Это было сделано не по силе нужды, - уборные дворца оказались в порядке, водопровод действовал. Нет, это хулиганство было выражением желания испортить, опорочить красивые вещи. За время двух революций и войны я сотни раз наблюдал это тёмное, мстительное стремление людей ломать, искажать, осмеивать, порочить прекрасное». И ниже Горький добавляет: «я знаю, что болезненным желанием изгадить прекрасное страдают и некоторые группы интеллигенции». Своими воспоминаниями Горький поделился в очерке «О Ленине».

Добавьте к словам Горького мысли ещё одного классика – Н. И. Бердяева. В своём размышлении о «Парадоксе лжи» Бердяев так же, как и Горький, насмотревшийся «прекрасных» деяний новоявленных «хозяев жизни», пишет: «Большевики вошли в русскую жизнь в первый же момент уродливо, с уродливым выражением лиц, с уродливыми жестами, они принесли с собой уродливый быт». И так же, как Горький, проводит параллели между приходом во власть тёмной массы людей и теми, кто, по идее, должен обладать качествами интеллигента, кто, по идее, должен обладать критическим мышлением, но будучи лишённые таких способностей, приносят с собой в науку ложь. Бердяев пишет: «Наука любит истину и ищет истину, она не выносит лжи. Таков её принцип. В этом величие науки. Учёные сплошь и рядом практикуют ложь, полезную и выгодную для их научной гордости».

Новоявленная «элита» интеллигенции и творцов новой науки, въехавшая в храм знаний на хребте обезумевшей от войн и революций толпы, готовой на самые мерзкие деяния, провозглашает свои ценности жизни. Для них не существует ценностей классической науки о природе, для них авторитет Левкиппа, Демокрита, Эпикура, Аристотеля, Евклида, Декарта, Галилея, Кеплера, Ньютона, Фарадея и многих других классиков – ничто. Творения классиков отныне можно ломать, искажать, осмеивать, порочить! В бесценную вазу классической физики отныне можно гадить! Или кто-то будет против? В этом случае на защиту новой физики и её представителей приходит новая власть, верующая, что можно создать или купить новую элиту интеллектуалов, а старую гвардию рыцарей науки отныне позволяется втаптывать в грязь. Наука должна служить народу, - пишет Ленин Горькому, - а те пособники буржуазии, «интеллигентики», возомнившие себя мозгом нации, «на самом деле не мозг, а говно», их нужно свергать так же беспощадно, как и саму буржуазию.

Свергли и буржуазию, и интеллигенцию, и моральные нормы, и общечеловеческие ценности, и материализм. Помогло? Нет, конечно. Сами же и оказались в том болоте, которое создали. Прав, пожалуй, был Иоганн Шперлинг, когда говорил: «истина зависит от вещей, а не от человеческих мозжечков».

Любая война это чья-то ложь. Революции, те же порождения лжи, они не терпят инакомыслия. Вспомните Французскую революцию и её жертв, вспомните печальную участь А. Л. Лавуазье. Человек, открывший глаза всему человечеству на природу воздуха, воды, органических веществ, на процессы горения и окисления, человек, своими достижениями немало поспособствовавший становлении химии как науки, оставивший представления Древних греков о четырёх «первоэлементах» потомкам, который наглядно продемонстрировал исключительную роль в науке его величества «эксперимента», отныне, с приходом к власти обезумевшей толпы, оказался не достоин носить своей головы. «Революции учёные не нужны», - заявляют популяризаторы мракобесия, - революции нужны гуманные средства казни – гильотины, революции нужен террор и средства для его поддержания. Бессмысленная вера во всемогущество безграмотной толпы порождает не менее дикие мысли о том, что толпе подвластны гениальные деяния. Революции и их приверженцы отвергают эволюционный процесс, они несут с собой свои культурные и моральные, но вместе с тем абстрактные ценности, будь то политическая идеология, абстрактная наука или абстрактная «живопись», вроде творений Малевича. Вожди революций упускают из виду, что жизнь человечества в его развитии эволюционна, она не терпит движения вспять и, рано или поздно, но отомстит апологетам лжеучений. Революционеры в своём мерзком намерении подчинить себе все сферы человеческой жизни и деятельности извратили всё, что только можно, даже само понятие «революция». Это понятие, которое Лавуазье ассоциировал с прогрессом науки, которое должно было бы ассоциироваться с движением вперёд, с поступательным развитием общества уже невозможно трактовать в этом смысле.

Безумство дикой, необразованной толпы оправдывает лишь то, что почву для культивирования их дегенеративных ценностей всегда подготавливает недалёкая правящая элита, ценность и величие жизни которых ограничивается количеством денег и властных полномочий. «Великодержавная власть» не менее виновна в прорастающих зарослях лжи, если она сама безграмотна, если пренебрегает простыми истинами, такими, над смыслом которых не надо мудрствовать, а чтить их, которые Блез Паскаль вместил в несколько ёмких и понятных слов: «Величие человека в его способности мыслить».

Вспомните, как со смертью А. Македонского Аристотелю пришлось спасаться бегством от беснующейся толпы, как с приходом Римской империи погибла греческая культура. Как потом с приходом верующих в одного бога погибла Римская империя, как потом на полтора тысячелетия воцарился мрак религиозных догм, как жерло инквизиторского пламени поглощало лучших представителей рода человеческого. Представьте на минуту, что чувствовал Джордано Бруно и ещё почти десять миллионов таких же, как он жертв, когда они восходили на костёр инквизиции, - великое олицетворение «правды жизни». Науке не известны имена инквизиторов, но имена взошедших на костёр во имя торжества истины не сотрутся в памяти человечества. Их костры – это лучи надежды. Можно сжечь на костре еретиков, можно сжечь книги творцов естествознания, как это было в 1347 году с работами Николая из Отрекура, считавшего, что в явлениях природы нет ничего, кроме движения, соединения и разъединения атомов, но слова истины, озвученные в этих словах, невозможно уничтожить.

18 – 20 года 20 века в Германии ознаменовались горячими спорами в связи с навязыванием обществу Теории относительности. Группа немецких учёных во главе с нобелевским лауреатом Филиппом фон Ленардом отстранилась от «еврейской физики» Эйнштейна, создав свою «немецкую физику». В основу немецкой физики заложили наглядность моделей и решающую роль эксперимента. Эйнштейн, продолжая витать в облаках фантазий, с нескрываемым высокомерием уверенного в своём превосходстве «рыцаря науки» отбивал направленные на него атаки жестокой компании. Состоявшаяся дуэль ни к чему не привела. У Ленарда и его сторонников не хватило аргументов доказать бессмысленность «Теории относительности», иные вообще не считали нужным доказывать нелепость высоконаучных бредней Эйнштейна. Последнего поддерживала группа «авторитетов», ослеплённых, как и сам Эйнштейн, «красотой» теории относительности.

В то же время сказать, что дуэль ни к чему не привела, было бы ошибочным. Последствия отразились на умонастроениях далёких от понимания физических проблем людей, не обременяющих себя умственным трудом обывателей, воспринявших появление новых физических теорий как подтверждение справедливости новых политических теорий о неизбежности социалистического пути развития общества и необходимости социальных потрясений. Ещё бы, - повержен флагман буржуазной науки - механика Ньютона! В корне утопическая идея о необходимости насильственного свержения «предрассудков прошлого», приведшая в итоге к катастрофическим социальным последствиям, идея о ликвидации укоренившихся порядков и традиций, о необходимости уничтожения буржуазии как класса и всего, что с этим классом связано, о неминуемом господстве пролетариата, как единственного достойного наследника цивилизации, эта античеловеческая и в корне утопическая идея, открыто провозглашённая в «манифесте коммунистической партии» в 1850 году, нашла своё отражение в новой физике. Новые физики шли в ногу с новыми политиками. Идеи эпохи просвещения, как в своё время идеи древних греков, уступали место идеям сектантским.

Однажды Эйнштейн с грустью заметит: “Чтобы наказать меня за презрение к авторитетам, судьба сделала авторитетом меня самого”. Но это будет потом, а сейчас 1919 год. Теория относительности «доказана»! Об этом событии пишут все газеты. Чудо свершилось! Механика Ньютона повержена! Ликованию толпы нет предела. Евгений Беркович в небольшом историческом очерке «Прецедент. Альберт Эйнштейн и Томас Манн в начале диктатуры» пишет о времени «подтверждения» теории относительности и вспоминает шутливые слова Эйнштейна: «Это был настоящий триумф. Учёный шутил: «Мир стал похож на какой-то сумасшедший дом. Каждый кучер или официант рассуждает о том, справедлива ли общая теория относительности». Прав Беркович, это был действительно «настоящий триумф», только, к сожалению, мало кто понимал, что бравурные марши этого триумфального шествия заглушали стоны классического естествознания, по истерзанному телу которого шла вся эта одурманенная процессия. Когда-то эта пиррова победа закончится горьким похмельем, но это будет потом. А сейчас современники происходящих событий этот «триумф» назвали более правдоподобно - «массовым помешательством» или «массовой истерией». Прав Беркович и в том, что евреям не оставили места в научном сообществе Германии, и в том, что Эйнштейн из-за границы своими высказываниями в адрес нового правительства действовал на своих идейных противников как «красная тряпка на быка». И мало кто обращал внимание, что от этой вакханалии, разогретой до точки кипения средствами массовой информации, усиливался горький привкус национального антагонизма. В «катастрофу» мало кто верил, но она пришла, и не без посредничества тех, кто «презирал авторитеты» и сам возжелал стать одним из них. Отец новой, толи шуточной, толи шутовской космологии, оставив в наследство Европе свой «космологический член», как символ незыблемой «кривизны», благополучно избежал последствий «катастрофы», обретя пристанище в Америке, чего с горьким сожалением нельзя сказать о миллионах его соплеменников. Кто осмелится после этого утверждать, что научное противостояние не было последней каплей в проявленной впоследствии ненависти во время еврейских погромов? Да и можно ли назвать «научным противостоянием» попытку избавить общество от лженаучных утопических идей, раскалывающих общество и сознание? О печальных последствиях национального противостояния периодически пытаются напомнить обществу правдолюбцы, но никто даже не пытается докопаться до причин возникновения подобных проблем. Паразитируя на тотальной безграмотности можно довольно легко построить своё благополучие, и не только в науке, но это не может продолжаться вечно. Так что господам знаменоносцам новых учений, лишённым способности критического мышления, не умеющим отделять зёрна от плевел, нужно, пожалуй, искать все беды в себе. А что касается «презрения авторитетов», так это не одно и то же, что «презрение лжи».

В 20 - 30 годах в молодой Советской республике также не утихали споры. Известен, например, открытый диалог между сторонниками новых теорий в лице А. Ф. Иоффе и Я. И. Френкеля с одной стороны, и академиком В. Ф. Миткевичем с другой стороны. Оппоненты Миткевича упрекали его в следовании, как они считали, абсолютно ошибочной английской материалистической физике. Вместо погребённой заживо классической физики они пропагандировали свою новую, неоклассическую физику. В этой новой физике материальные силовые трубки и поля Фарадея и Максвелла выглядят в виде несуразных математических абстракций, тела могут действовать друг на друга без какого бы то ни было непосредственного взаимодействия, на каком угодно расстоянии, без каких-либо связей. И в этой борьбе между классикой и неоклассикой творцы новой, неоклассической физики одержали победу. Плодами этой «новой реальности» до сих пор пичкают неокрепшие умы подрастающих поколений.

История показывает, что «национализация» науки, как и любое её извращение, негативно отражается на самом главном, - на качестве достигнутых результатов, на качестве знаний. Здание физики выстраивали люди многих национальностей, и люди разных национальностей ошибались. Но истина одна, и она не зависит от национальной принадлежности её творцов. С таким же успехом можно было бы создать и русскую физику, основанную Ломоносовым, Столетовым, Менделеевым, Лебедевым, Тимирязевым, если бы, конечно, было возможным отбросить достижения их предшественников, если бы только они одни могли охватить всю науку о природе целиком без остатка, а не внести в неё свою отдельную весомую часть общечеловеческих знаний. Природа едина и едины законы, наука интернациональна по природе своей, и когда в неё намереваются внести ноты национального или социального превосходства, она воспринимает это как надругательство над собой и надолго закрывает двери в свой храм. Подобные казусы в истории науки случались нередко, да и сейчас путь науки освещают неопределённые перспективы. Но как бы ни пытались отдельные группы людей направить её развитие по ложному пути, наука всегда выходила на исходные позиции, жаль только нельзя вернуть потраченное даром время и упущенные возможности. Остаётся только мечтать о том, что могло бы быть, и чего можно было бы избежать.

О фундаментальной физике нынче говорить модно, быть причастным к ней - престижно. Но что представляет собой «фундаментальная физика»? Фундаментальные знания должны были бы подразумевать, прежде всего, совокупность знаний о материальном устройстве Мира как целого, в частности знания о форме, строении, составе, структуре и свойствах отдельных частей Мироздания, начиная от элементарных частиц и закачивая Вселенной в целом. Форма, строение, состав, структура и свойства элементарных материальных образований могут зависеть исключительно от определённых форм движения неких исходных частиц материи. Исходя из этих знаний, мы должны были бы вывести принципы взаимодействий материальных образований, и на основании этих принципов создать непротиворечивую картину происходящих в Мире физических процессов и явлений. Но на сегодняшний день наши знания относительно строения «фундаментальных частиц» крайне ограничены, мы воспринимаем их как бесструктурные образования. Иногда в нашем понимании это точки, шарики, колечки, иногда лишённые материи абстракции. Не зная структуру и строение «фундаментальных частиц», мы вместе с тем, не имея ни малейшего представления о том, каким образом частицы взаимодействуют между собой, говорим о четырёх типах «фундаментальных взаимодействий», вынуждены при этом для каждого взаимодействия вводить особые, предназначенные именно для данного вида взаимодействий частицы. Наглядное представление о строении частиц заменяется чисто абстрактным описанием, предусматривающим наделение частиц далёкими от понимания свойствами и характеристиками. Связующим звеном в описательном процессе являются математические формулы и расчёты, данные для которых получены в ходе проведения тех или иных экспериментов. Для удобства и достоверности математических расчётов вводятся в обиход «фундаментальные постоянные». Подобное абстрактно–математическое представление о материальном мире приводит к серьёзным заблуждениям в вопросах познания природы и, как следствие, утрачиваются цель и смысл многих научных экспериментов. Поиск «новых фундаментальных знаний» ассоциируется с открытием «новых» частиц с последующим облачением этих частиц в бесструктурные поля и попыткой найти место этим «открытиям» в общей картине Мироздания. Так произошло, например, с «открытием» бозона Хиггса, трёх типов нейтрино, «установлением» факта ускоренного разбегания Галактик и т. п. Подобные «открытия» не вносят ясности в вопрос понимания происходящих явлений, а лишь усложняют и без того запутанную картину Мира. Эти «открытия» подобны тиражированию копий «чёрных квадратов» Малевича, только исполненных в виде одноцветных кругов или треугольников.

В первой части работы на примере фотона, как единичного кванта энергии, можно показать, что, прежде всего, форма его строения и принципы движения заключённой в этой форме материи могут относиться к понятию «фундаментальный». Форма, принципы строения фотона и принципы движения субквантовой матери лежат в основе всех без исключения материальных образований, всех частиц и состоящих из них полей. Принципы взаимодействия фотонов, основанные на законах механики, так же основополагающие, они лежат в основе всех без исключения взаимодействий. Из этих принципов вытекают волновые и корпускулярные свойства фотона и всех частиц. Из этого следует, что нет никакой необходимости вводить особые четыре вида «фундаментальных взаимодействий», поскольку все взаимодействия подчиняются единым принципам, основанным на законах механики.

Единственной отличительной чертой всех «фундаментальных взаимодействий» является величина силы, или энергия взаимодействий, и эта величина обусловлена переменностью физических параметров частиц. Из принципа строения фотона так же вытекает, что скорость света не может быть «фундаментальной постоянной» величиной, поскольку скорость перемещения фотонов каждого спектра отличается одна от другой, и эта скорость может быть постоянной исключительно для данного конкретного спектра в конкретной среде. Фундаментальной может быть единая материя, из которой состоят все частицы – эфир. Фундаментальными могут быть законы механики Ньютона, законы движения, правила, понятия. Каждая абстракция имеет своё лицо.

И, наверное, необходимо высказать некоторые соображения по поводу использования термина «гениальность». Психологи этому термину дают такое определение: «Гениальность (от латинского – «дух») – высший уровень интеллектуального или творческого функционирования личности, который реально проявляется в выдающихся научных открытиях или философских концепциях, технических или технологических изобретениях, социальных преобразованиях, создании художественных произведений, имеющих отдалённые последствия во многих областях культуры». Термин «психология», в свою очередь, образован из двух древнегреческих слов - «душа» и «учение», то есть, это «учение о душе». Когда психологи говорят, что деяния гениев «реально проявляются» в чём-то, то не нужно понимать это абстрактно, нужно понимать это буквально. Гениальные открытия делают и физики и математики, но нужно чётко понимать сущность открытий, их реальный смысл. Если Ньютон, например, создал методы интегрального и дифференциального исчислений, то эти открытия относятся к математике. Если Ньютон открыл состав белого цвета и указал на сложное строение фотона, то эти открытия из области физики. Если Лобачевский внёс вклад в сферическую геометрию и тригонометрию, то никто не осмелится упрекнуть Лобачевского в отсутствии у него математического гения. Но когда тот же Лобачевский утверждает, что силы в природе подчиняются геометрии, когда на этой ошибочной гипотезе пытаются построить теории, вроде «общей теории относительности», то подобные «открытия», не имеющие ничего общего с реальностью, никак нельзя отнести к гениальным физическим открытиям. Поэтому историкам науки и теоретикам, на мой взгляд, нужно пристальней относиться к «гениальным деяниям» своих персонажей и конкретизировать сферу их гениальной деятельности. Если они сочтут математические деяния Пуанкаре, Лоренца или Эйнштейна в созданной ими теории относительности новаторскими, то я нисколько не собираюсь с ними спорить. Но когда те же историки науки и теоретики, полностью владеющие всем арсеналом научных данных, продолжают утверждать, что ТО Эйнштейна как физическая теория гениальна и справедлива, что тяготение является результатом действия искривлённого пространства - времени, то уж, извините, этот бред я принять не могу. Я не оспариваю принадлежность Эйнштейна и творцов квантовой механики к «гениям науки», только прошу подчёркивать историков науки, что их наука имеет в лучшем случае побочное, формальное отношение к естествознанию, а чаще прямо противоречит ему. Как бы ни старались известные теоретики, вроде Ландау и Гинсбурга, отнести теорию относительности к высшим достижениям человечества, намерение это обречено, и рано или поздно придётся пройти «допинг – контроль».

Ещё раз скажу, - физику должен знать каждый человек. Физику должны знать политики, высокопоставленные чиновники, главы государств, члены правительств. Именно они во многом определяют направление развития технического прогресса, от их усилий во многом зависит, будет ли решена та или иная практическая задача. Они должны чётко осознавать не только важность задач, но и их практическую реализуемость, саму возможность получения нужного результата и его значимость.

Уолтер Айзексон в своей биографии об Эйнштейне приводит такой пример: «25 апреля 1921 года, когда Эйнштейн был принят в Белом доме, президенту Уоррену Гардингу был задан вопрос: понимает ли он теорию относительности? Позируя перед камерами вместе с гостями, он, улыбаясь, признался, что в этой теории не смыслит ровным счетом ничего. На карикатуре, появившейся в Washington Post, президент рассматривал в замешательстве статью, озаглавленную “Теория относительности”, а рядом Эйнштейн задумался над статьей “Теория нормальности” – так Гардинг называл взгляды, которыми руководствовался во время своего правления». Карикатура имеет глубокий смысл: «теория нормальности» не совместима с «теорией относительности», как несовместима с другими «ненормальными теориями» и это должен понимать каждый человек

Глава 2

Сказ о том, как искали и как нашли бозон Хиггса

Когда физики «обнаруживают» новые частицы, это не нужно понимать буквально. Никто и никогда не принесёт вам частицу на блюдечке и не покажет, что она собой представляет, чем отличается одна частица от другой. Физикам от частицы достаётся только след, траектория полёта в среде, запечатлённая на фотографии. Фотография – это пустая немытая тарелка с обеденного стола, где по следам грязи пытаются определить съеденное качество и количество пищи.

Способы детектирования и измерения параметров частиц позволяют определить величину импульса, энергию, время полёта или время жизни частиц. Но форму и строение частиц определить невозможно, - микроскопов с такой разрешающей способностью нет. Здесь всё зависит от результатов многочисленных экспериментов, способности логически мыслить и немного от фантазии. Прежде, чем найти частицу, её нужно создать, если не брать в расчёт частицы естественного, - космического или радиоактивного происхождения. Ускорители являются теми устройствами, где частицы создаются.

Как вы думаете, какой результат в дальнейшем надеются получить физики на Большом Адронном коллайдере, - ускорителе протонов, сталкивая протоны на огромных скоростях «лоб в лоб»?

Прежде, чем гадать на кофейной гуще, давайте попробуем осмыслить один из уже достигнутых результатов – обнаружение бозона Хиггса.

Что нам известно об этом событии? Предоставим слово специалистам из Википедии: «Главная задача Большого адронного коллайдера — получить хотя бы первые намеки на то, что СМ (стандартная модель) более глубокая теория».

- «СМ не может считаться окончательной теорией элементарных частиц. Она должна быть частью некоторой более глубокой теории строения микромира»; - «Одной из основных целей проекта является экспериментальное доказательство существования бозона Хиггса — частицы, предсказанной шотландским физиком Питером Хиггсом (род. 29 мая 1929 г.) в 1964 году в рамках Стандартной модели»;

- «Бозон Хиггса является квантом так называемого поля Хиггса»;

- «Поле Хиггса или хиггсовское поле — поле, обеспечивающее спонтанное нарушение симметрии электрослабых взаимодействий благодаря нарушению симметрии вакуума»;

- «На самом деле, физиков интересует не столько сам бозон Хиггса, сколько хиггсовский механизм нарушения симметрии электрослабого взаимодействия»;

- «Спонтанное нарушение электрослабой симметрии — явление в теории электрослабого взаимодействия, заключающееся в том, что калибровочные W± и Z-бозоны, отвечающие за слабое взаимодействие, становятся массивными, в то время как фотон остаётся безмассовым».

Проще говоря, глюоны, W± и Z-бозоны и фотоны являются переносчиками взаимодействий в ядерных реакциях синтеза, ядерных реакциях деления и в электромагнитных процессах соответственно. Согласно теории считается, что глюоны и фотоны массы не имеют, а бозоны имеют. Необходимо эту совокупность предположений доказать. И доказали: «К концу 2013 года обе коллаборации, обработав массив полученных данных, пришли к предварительным выводам: выявленный бозон Хиггса не выходит за пределы Стандартной модели и пока нет никаких экспериментальных указаний на физику за её пределами». Формулировка «открытия» довольно странная, но понятная: решили - постановили, что бозон Хиггса открыли. Достижение узаконили: «Нобелевская премия 2013 года по физике получена Франсуа Энглером и Питером Хиггсом за предсказание этого бозона». Всё просто и ясно.

А теперь самое интересное, - свойства того, что искали и нашли. «Как и любая элементарная частица, бозон Хиггса гравитирует. Обладает нулевыми спином, электрическим зарядом, цветным зарядом. Предварительно подтверждена на 125 ГэВ чётность +1. Рождается после слияния 2-х глюонов (переносчики сильного взаимодействия, массы не имеют). Распадается на пару b-кварк-b-антикварк, на 2 фотона (массы не имеют), на две пары электрон-позитрон и/или мюон-антимюон или на пару электрон-позитрон и/или мюон-антимюон с парой нейтрино». Сложновато, но всё же описуемо. При этом распад массивного бозона на два безмассовых фотона является наиболее распространённой реакцией.

Для справки. Масса измеряется в ГэВ/с2, время жизни в секундах. W-бозон имеет массу 80,385±0,015, время жизни: 3·10−25. Z-бозон: масса = 91,1876±0,0021; время жизни = 3·10−25. Эти бозоны — тяжеловесы среди элементарных частиц. W±- и Z0-частицы почти в 100 раз тяжелее протона и близки к массе атомов рубидия и технеция, соответственно. Бозон Хиггса тяжелей двух предыдущих, его масса = 125,26±0,20±0,08, время жизни = 1,56 × 10-22.

Теперь, господа, эту же самую информацию давайте изложим в более доступном виде. Итак, что у нас получается.

За десять миллиардов построили то (ускоритель), что обнаруживает нечто массивное (бозон Х.), образующееся из того (глюоны), что массы не имеет. Это нечто живёт 1.5 на 10 в минус 22степени секунды (вы можете себе представить этот невероятно малый промежуток времени?), имея при рождении огромную массу, сопоставимую с сотней протонов, тех самых, в недрах которых бозоны, по идее, должны быть заключены. В результате это нечто, не успев родиться, распадается на то (фотоны), что опять-таки массы не имеет.

Всё. Что требовалось доказать, - доказали, что хотели найти — нашли. Не успели бозон увидеть — плохо смотрели. Не запускать же каждый раз ускоритель для сомневающихся. Ну, а то, что находка испарилась, не успев родиться, это уже другая проблема, - верней, в современной физике это вовсе не проблема. И попробуйте доказать, что не было того, что искали. Вы, что, не верите великим предсказаниям великих физиков? Впрочем, уместно задать и другой вопрос: физики верят в то, что сами говорят?

А что ожидать в перспективе? Теория ведь, Стандартная Модель, не окончательна? Будем ждать не стандартных теорий и не стандартных способов их решений?

В своё время физики предприняли многочисленные и дорогостоящие попытки поймать «монополь Дирака» - гипотетическую частицу магнитного поля, предсказанную английским физиком-теоретиком Полем Дираком (8 августа 1902 - 20 октября 1984), но, увы, какая досада, все усилия оказались напрасны. Деньги закончились, эксперименты прекратили, но идея о существования монополя продолжает будоражить мысли некоторых физиков. Кстати, термин «бозон» ввёл в физику П. Дирак. Наверное, сказания передаются по наследству. Американцы не зря ведь все нейтрино переловили, никому не оставили. Впрочем, можно быть уверенным, частиц хватит всем, их список постоянно дополняется. Остаётся физикам пожелать удачи и сказать: мы верим в вас и ждём новых свершений!

Глава 3

Ох уж этот Сергеев

На деятельность разного рода популяризаторов лжеучений можно было бы не обращать внимания, если бы не одно «но», их деятельность не так безобидна, как может показаться на первый взгляд, тем более, когда они уверяют, что сами ведут борьбу с лженаукой. С одним из таких популяризаторов я хочу познакомить читателя через призму взаимообмена мнениями.

ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО

Сергееву Александру Генриховичу.

Члену Комиссии по борьбе с лженаукой и фальсификацией научных исследований. Научному журналисту и популяризатору.

Александр Генрихович, я напомню Вам предысторию написания этого письма.

На моё намерение написать письмо академику РАН Евгению Борисовичу Александрову и по совместительству председателю комиссии РАН по борьбе с лженаукой, Вы ответили следующее:

«Я принимаю по этому адресу письма для Комиссии РАН по борьбе с лженаукой.

Что касается доставки лично Евгению Борисовичу, то это зависит от характера письма.

С уважением,

Александр Сергеев,

член Комиссии, редактор сайта».

В своём письме Евгению Борисовичу я хотел указать на противоречия, возникшие в современной, берущей с начала двадцатого века, физике; показать, каким образом эти противоречия можно обойти; и, что, самое главное, как посредством устранения противоречий можно добиться положительных практических результатов. Эти мысли я изложил во втором письме Вам и приложил первые две части своей работы. В начале своего письма я Вам написал буквально следующее:

«Здравствуйте Александр.

Это письмо и прилагаемые работы я хотел адресовать Евгению Борисовичу Александрову, но поскольку Вы не можете предоставить мне такой возможности, то я прошу Вас и членов Комиссии также ознакомиться с моими работами и сделать своё заключение. Я не скрываю, - мне хотелось бы написать более содержательное письмо, но пока я ограничусь только следующим.

Вашей Комиссией проводится действительно нужная работа по очищению науки от ложных взглядов на природу вещей, от разного рода домыслов, околонаучных фантазий, недееспособных технических решений и т. д. Вместе с тем я хотел бы заметить, что более пристальное знакомство с положениями современной физики также обнаруживает довольно много противоречий. Сейчас я не буду останавливаться на анализе противоречий, часть их Вы обнаружите по прочтении моих работ, но хочу сказать, что именно отсюда так много звучит критики в адрес квантовой механики и релятивистской механики, отсюда появление новых, далёких от действительности теорий, как материалистических, так и математических. Всё это лишь усугубляет положение в теоретической и прикладной физике. Я не хочу претендовать на роль некоего судьи или "провидца", но всё-таки замечу, что те положения, которые я изложил в своей работе, мне представляются более достоверными, чем критикуемые мной положения современной и альтернативной физики».

Вы, ознакомившись с моим письмом и с моими работами (в чём я очень сомневаюсь), дали следующий ответ:

«Уважаемый Сергей.

Я посмотрел Ваши файлы. Мне очень печальное Вам об этом сообщать, но, к сожалению, то, что вы пишете, не имеет никакого отношения к науке. По каким-то, видимо, сугубо личным причинам у Вас сложилось иллюзия, будто Вы нашли ничто новое и ценное. Это не так. Совершенно точно, что нет смысла тратить чье-либо (в том числе и Ваше) время на эту деятельность. Некоторые мысли бывают очень навязчивыми и отделаться от них трудно. Тем не менее, попробуйте переключиться на что-то другое. Уверен, это всем (и Вам в том числе) принесет больше пользы и удовлетворения. Физика (и, вероятно, наука в целом)— не ваша стезя. Есть масса других достойных занятий. Разбирать детали, извините, просто нет никакой возможности.

С наилучшими пожеланиями, Александр Сергеев».

Прочитав Ваш ответ, я, в принципе, не удивился отрицательному отношению к излагаемым мной проблемам и к моей теории в целом. Я и до этого Вам писал, что: «Прилагаемые работы я отправлял в некоторые научные и образовательные учреждения. Ответа я не получил, если не считать те единичные послания, в которых меня упрекали за отсутсвие математического аппарата и за возврат к "изжившей" себя темы эфира».

Я Вам приведу пример. Отправив одному физику на экспертизу свою работу, я получил ответ, смысл которого сводился к следующему: уважаемый, от эфира давно ВСЕ отказались, ВСЕ физики придерживаются этого мнения. Это означает, что не имеет никакого смысла рассматривать эфиродинамические гипотезы. Когда я спросил этого физика, кто конкретно отказался от эфира, он мне назвал всего лишь одну фамилию: Эйнштейн!

И мне это говорит ФИЗИК, который в силу своей профессии просто обязан знать, что Эйнштейн отказался от эфира в 1909 – 1911 годах, а когда до него дошло, что световой волне не в чем распространяться, что нет носителя световой волны или фотонов, смилостивился, и «вернул» эфир в 1920 году. Только вот проблема, Эйнштейн «взял» на хранение эфир в виде тончайшей Аристотелевской подвижной материи, а «вернул» эфир «изуродованный», математический, без материи и без движения.

Здесь я хочу обратить Ваше внимание на один, казалось бы, не существенный факт: способность Эйнштейна с лёгкостью менять свою позицию, отрекаться от прежних своих слов. Некоторые в этом видят конструктивный подход к решению проблем, некоторые такой подход осуждают. Сам Эйнштейн на замечания о недопустимости каждый раз в угоду конъюнктурным соображениям менять свои взгляды высказался в том смысле, что не готов спорить с богом. То есть, что ему Бог пошлёт сегодня, завтра самим же Богом может быть отобрано. Не Эйнштейн оказывается не последовательный, а Бог. Мне лично не в чем упрекать Бога, тем более, когда он говорит «не лжесвидетельствуй», но вернёмся к этой теме позже.

Ещё раз скажу, - меня не удивил Ваш ответ, но тон Вашего послания меня насторожил. С одной стороны у Вас «разбирать детали нет возможности», а с другой - Вы утверждаете, что моя работа не относится к науке. Мне стало интересно, а каковы Ваши научные взгляды, с кем имею честь вести беседу, если, не читая изложенного мной материала Вы с лёгкой непринуждённостью отвергаете его. При этом я бы призадумался о «научности» своего произведения, если бы не одно «Но», - Вы отвергаете не столько меня, сколько Ломоносова, Менделеева, Столетова, К. А. Тимирязева и его сына А. К. Тимирязева, Ньютона, Гюйгенса, Лавуазье, Ампера, Френеля, Фарадея, Гельмгольца, Максвелла, У. Томсона и Дж. Дж. Томсона, Герца и целую плеяду других, не менее выдающихся физиков и химиков, чей вклад в науку невозможно измерить чем-либо. Вы отвергаете великих классиков по той простой причине, что все они придерживались эфирной концепции, разумеется, в разных её вариантах. Вы низводите деяния этих людей и ставите себя выше их.

Уважаемый Александр Генрихович, Вы извините, но посягательство на память этих людей, чьи имена священны не только в тех странах, где они родились, но и во всём мире, я Вам не могу позволить. И поскольку у Вас нашлись силы и мужество высказать мне своё, необоснованное и ничем не подкреплённое мнение, я просто обязан найти причину Вашего поведения и появление Вашего МНЕНИЯ. Причина эта есть, она заложена в Вас самом и в Вашем образе мыслей, она свойственна людям Вашего характера и склада ума. Поэтому найдите силы и мужество выслушать теперь уже моё мнение. И пусть нас рассудит Бог.

В отличие от Вас я не стремлюсь к скоропалительным выводам, хотя и не отрицаю, что могу в чём-то заблуждаться. Ознакомившись с Вашим мнением, мне захотелось узнать: кто Вы, мистер Х.? К огромной своей радости я быстро нашёл в интернете весьма интересную Вашу лекцию, выложенную в «ютубе». Называется она «Мифы о науке: между лженаукой и науковерием». Не знаю, кому Вы там адресовали свои «глубокомысленные» идеи, но мне Ваша лекция доставила огромное удовольствие, - она служила прямым подтверждением моим первым, интуитивным выводам.

Вашу лекцию можно разделить на две части. В одной части Вы позиционируете себя последовательным сторонником квантовой и релятивистской механик, во второй части излагаете свои идеи, кардинально противоречащие физике, натурфилософии, логике и здравому смыслу.

Вы отвергаете эфирные концепции и связываете их существование с «науковерием», не учитывая при этом, что все классики естествознания, имена которых я приводил выше, не допускали отсутствия в природе эфира. На какие работы Вы ссылаетесь в этом случае, остаётся загадкой. Но факт остаётся фактом, - все классики естествознания, по-вашему «науковерцы»! Не учёные, а так себе, - нечто среднее между посредственными учёными и деревенскими попами, а их учение – суррогат из физики, метафизики и теологии.

Вы утверждаете, что «не было древнегреческой науки, а была лишь древнегреческая натурфилософия». По-вашему, натурфилософия не наука? Но откуда тогда, позвольте спросить, взялась физика? Да и вообще, Вы читали Аристотеля или Лукреция Кара? На какие источники Вы ссылаетесь в этом случае? Или Вы видите своим призванием популяризацию антинаучных взглядов?

В то время, когда я привожу доводы, что ньтоновская механика верна в каждой её детали, Вы утверждаете, что ньютоновская механика является неким приближением ОТО Эйнштейна. Вы прямо заявляете, что «лучшее, что у нас есть в физике - это теория относительности и квантовая механика». Ничего нового Вы в этом случае не сказали, а лишь повторили мысль идеологов абстракционизма. При этом Вы утверждаете, что, «несмотря на то, что квантовая механика и теория относительности противоречивы, они при этом существуют, а, значит, теория не обязана быть непротиворечивой, теория должна работать». Подобные бредни выдумывают научные импотенты. Так, например, когда некоторые деятели от науки оказались неспособны построить механическую модель электрона и в целом механическую модель электромагнитных явлений, они заявили о том, что строительной материи, - эфира нет, а значит, строить физические модели не из чего. Ну а раз не из чего строить, то и самих моделей быть не может.

Вы говорите, что «Кориолис может объяснить вращение Земли вокруг своей оси». Вы ошибаетесь, Кориолис связывал появление дополнительных сил Кориолиса с фактом вращения Земли. Причина же вращения Земли до сих пор ни Вам, ни Вашему кругу людей неизвестна.

Вы говорите: «Как мы можем назвать истиной теорию тяготения Ньютона, если теория Эйнштейна точней?». Вы извращаете Ньютона, он в своих «Началах» однозначно сказал, что у него нет физической теории тяготения, есть только математическая формула, определяющая силу тяготения в любой точке пространства. При этом Ньютон не допускал действие сил на расстоянии без посредства промежуточной среды, а тех, кто выдумывал сие действо, Ньютон не особенно жаловал, называя их выдумки бреднями. У Эйнштейна, в свою очередь, «физическая» теория действительно есть, он связывал силу тяготения с действием искривлённого пространства-времени. Эту дикую бессмыслицу не принял ни один, уважающий себя и науку физик. Вы этим бредням вторите. Впрочем, если Вы продемонстрируете факт искривления пространства, не знаю, чем Вы его там будете искривлять, у Вас появиться возможность взойти на Олимп славы и научного величия.

Вы говорите, что «нейтрино – это состояние интерференции нейтринного поля». При этом у Вас в полёте «нейтринная волна» последовательно превращается из одного типа в следующие два. Я не знаю, каким образом возникают подобные бредни, но раз Вы об этом говорите, они имеют право на существование. «Волна маразма пролетала, слегка задела и меня». Это я так, к слову.

Вы говорите, что, «истина не является объектом науки, объектом науки является сходящийся процесс».

Вы говорите, что «как только говорят, что теория выводится из опыта, - это миф». Подобными бреднями Вы пытаетесь унизить не только классиков, но и всех трезвомыслящих физиков. Поскольку Вы не читали классиков, я Вам напомню, что именно опытами Лавуазье разрушил «теплородную» теорию, именно опытами Ньютон доказал сложный состав белого света. Опытными открытиями прославился Кулон, Ампер, Фарадей, Столетов, Лебедев и другие учёные. Такие же как Вы не нашли ничего лучшего, как создать на основе полученных результатов наукообразные бредни.

Вы отвергаете реализм. Научно познаваемые объекты для Вас не реальны. Вы отрицаете главную роль решающего эксперимента. Для Вас противоречия – норма. Для Вас приемлемо существование математических объектов. Для Вас проверка теории не обязательна. Вам достаточно, чтобы проверяемо было кое-что. Вы не скрываете, что являетесь платонистом. Платон, между прочим, говорил: «даже, если наши соображения будут правдоподобны, не следует стремиться ни к чему большему». В этом отношении Вы действительно платонист. Но Платон при этом создал хоть какой-то Мир. Пусть это Мир идей, пусть он создан Богом, пусть в нём атомы и молекулы выглядят в форме геометрических фигур, пусть этот Мир утопия, но это хоть какой-то Мир. Вы же создали Мир бредней, что, впрочем, так же носит характер новизны.

Вы утверждаете, что «к науке имеет отношение только мнение научного сообщества». Полнейший бред. К науке имеет отношение знание, ещё Аристотель указал, что дорогу к истине прокладывает не мнение, а знание. Знание, в свою очередь, это результат логического мышления, это правильная интерпретация опытных фактов, это бесконечный умственный процесс синтеза и анализа. Запомните это раз и на всю оставшуюся жизнь. А МНЕНИЕ Ваше уместно иметь тогда, когда Вы стоите в очереди за колбасой и появляются желающие влезть без очереди.

А теперь внимание! Вы, популяризуя дикие бредни, четыре раза даёте ссылку на «замечательные книжки» Дэвида Дойча, британского физика-теоретика израильского происхождения, который в своей «Структуре реальности» уверяет, что интерференция является результатом взаимодействия фотона из нашего реального мира с теневым фотоном из мира параллельного. Д. Дойч пишет буквально следующее:

«Мультиверс — вся физическая реальность. В ней находится много параллельных вселенных.

Параллельные вселенные — они «параллельны» в том смысле, что в пределах каждой вселенной частицы взаимодействуют друг с другом так же, как и в реальной вселенной, но каждая вселенная оказывает на остальные весьма слабое влияние через явление интерференции.

Квантовая теория — теория физики мультиверса. Квантование — свойство иметь дискретный (а не непрерывный) набор возможных значений. Квантовая теория получила название от допущения, что все измеряемые величины квантуются. Однако наиболее важным эффектом является не квантование, а интерференция.

Интерференция — влияние; оказываемое частицей одной вселенной на своего двойника из другой вселенной».

Вы меня уж извините Александр Генрихович, но когда я употребляю слово «бред», я всего лишь констатирую факт. Так вот: выше изложенные взгляды «замечательного физика» не имеют ничего общего с наукой. Назовите это как угодно, - бредом, фантазией, сказкой, маразмом, или как угодно ещё, но очень советую Вам более не ссылаться на этого учёного. Тем более, что в России хватает своих, доморощенных фантазёров. Это первое.

Второе. Не популяризуйте бредни, лучше посвятите оставшуюся часть своего времени изучению классиков. Иначе Вам уготована печальная участь Эйнштейна, который бесцельно и бездарно провёл вторую половину своей жизни, пытаясь найти то, чего нет в природе.

Третье. Физика не имеет права не служить человеку. Те взгляды, согласно которым физика может существовать ради самой физики, которые, кстати, разделял Эйнштейн, возникли на почве научной импотенции отдельных представителей науки в угоду собственному тщеславию. Как Вам должно быть известно, подобные деяния греховны по сути своей. Поэтому: займитесь делом, полезным для людей, но не промывайте людям мозги, и уж тем более, не извращайте детей. В нашем мире проблем и без таких как Вы хватает.

Четвёртое: не советуйте мне, или кому-либо ещё, не заниматься наукой. Точно так, как к Богу никогда не поздно прийти, точно так и знания никогда не поздно обрести. Не советуйте по той простой причине, что это творческий процесс, это тернистый путь, где ошибки и разочарования постоянные спутники. Советуйте преодолевать трудности и исправлять ошибки. Не говорите, что не нужно делать, говорите, что нужно делать. Впрочем, как мне кажется, Вы своё уже всё сказали. Тем более, не советуйте мне, поскольку результаты моей науки, в отличие от Вашей, могут послужить людям, они имеют практическую направленность. Вы даже не удостоили вниманием мои идеи, а уже подсовываете мне свои советы, преследуя при этом одну цель – скрыть ничтожество своих собственных взглядов и идей.

Здесь же я Вам хочу сказать ещё об одном, - о моральном аспекте Ваших учений и советов. Вы, наверное, знаете, что есть семь смертных грехов, за которые Бог наказывает в загробном мире. Но есть ещё смертные грехи, наказания за которые существуют в нашем мире. Они сводятся к нескольким правилам: «не сотвори себе кумира; не убей; не укради; не лжесвидетельствуй; не прелюбодействуй». Когда же Вы делаете из посредственностей кумиров; когда Вы убиваете веру людей в истину и справедливость; когда Вы воруете у людей возможность лучшей жизни и достижение знаний; когда Вы лжёте в каждом своём слове; когда Вы насилуете здравый смысл, Вы такой же преступник, как и те, кто ворует у нищего последний кусок хлеба. Вы поступаете точно в соответствии с Катехизисом или откровениями Ребе Шнеерсона: «больше шума и словесной мишуры, больше непонятного и наукообразного. Крутите им мозги» и т. д. Ваши советы по своему духу созвучны с откровениями Юрия Гусакова: «этот сброд должен мычать в стойле». Конечно грубые сравнения, но я воспринимаю это именно так. Я ещё раз скажу, - я не «провидец», но видится мне, что наказания за порочные деяния, не только в науке, скоро последуют, они уже близко. Это моя Вам «благая весть».

Но при всей совокупности Ваших заблуждений, Вы все-таки кое в чём правы. Вы правы, когда говорите, что «научная правота не определяется большинством голосов». Вы правы в том, что «лженаука возникает тогда, когда человек перестаёт уважать научное сообщество». Продолжая Ваши мысли, я скажу, что именно тогда, когда перестали уважать классиков, появился Эйнштейн и группа тщеславцев, возомнивших о себе бог знает что. Они вдруг решили, что можно обойтись без эфира; что можно математическими формулами объяснить волновые свойства частиц; что можно допустить действие на расстоянии; что вполне достаточно абстрактного мира; что можно использовать в познавательном процессе взаимоисключающие явления; что не обязательно опираться на классическую механику; что для всех спектров света можно принять одну величину скорости; что можно искривлять пространство и вводить дополнительные измерения. Эта группа, приняв на вооружение бредни, создала в прямом смысле секту. Предшествующая наука для них перестала существовать. Вошедший в секту уже не был в состоянии мыслить самостоятельно, не имел на то права. Именно здесь возникло «право голоса». Отсюда пошли школы, претендующие на исключительность, на право определять научные взгляды, на право публиковать те или иные научные работы, на право создавать институты, на право низвергать своих оппонентов, даже, если оппоненты правы. Именно здесь были «рождены» научные взгляды А. Ф. Йоффе и П. Л. Капицы, именно отсюда появились непререкаемые авторитеты, именно эти авторитеты писали письма-жалобы в точно такие по духу, но политические секты. Сектанты друг с другом всегда находили понимание, если их интересы не пересекались, но они не видели того, что находится за пределами секты. Проблема в этом.

Как ни парадоксально это звучит, но будучи глубоко порядочным человеком, Эрнест Сольве немало поспособствовал образованию той релятивистской и квантомеханической секты, которая возникла на созванном им конгрессе. Не его вина, что его благие намерения обернулись глубочайшим кризисом науки во второй половине двадцатого века, и который продолжается сейчас. Сольве ведь был уверен, что для обсуждения самых важных проблем физики на Сольвеевские конгрессы приглашались действительно самые компетентные эксперты. «Компетенция» в то же время свелась к порождению и тиражированию научных взглядов, отвергающих материализм. Глупо конечно думать, что собравшиеся на конгрессе люди не обладали большими способностями, но они забыли учесть достижения своих предшественников. Они проигнорировали законы жизни, они не учли, что гений и талант не одно и то же. Они не понимают, что то, что может сделать один гений, не в состоянии сделать армия даже самых больших талантов. Ньютонами и Пушкиными не становятся, ими рождаются. Проблема в этом.

На последок, Александр Генрихович, я отвлекусь от научных тем. Когда я Вас увидел на мониторе, мне бросилось в глаз Ваше внешнее сходство с Эйнштейном. Возможно, я преувеличиваю, но я не могу ничего с этим поделать, - та же шевелюра, такая же фигура и рост, те же пропорции тела, такая же милая улыбка, такая же манера разговаривать и так же низко посажены уши, как у Эйнштейна, как у Д. Дойча. Не знаю, правы физиогномисты, или нет, но они уверяют, что низко посаженные уши свидетельствуют о низком интеллекте или вообще об отсутствии его. Учтите это, когда в следующий раз будете формировать свои идеи или принимать на веру идеи других людей. Подумайте о том, что, возможно, Ваша способность к познанию ограничена, что Вы, возможно, заблуждаетесь.

Учитывая сказанное, прошу ещё раз передать первые две части моей работы членам комиссии и лично Е. Б. Александрову.

До этого я Вам не говорил, почему я обращаюсь к Е. Б. Александрову, сейчас скажу. В отличие от армии теоретиков - популистов, такие люди, как Королёв, Курчатов, Келдыш и А. П. Александров гением собственного ума построили тот мир, в котором Вы живёте и который пытаетесь опорочить. Поскольку Евгения Борисовича связывают родственные узы с Анатолием Петровичем, я надеюсь на более объективную критику своих взглядов со стороны Евгения Борисовича. Если, разумеется, есть, что критиковать.

И очень Вас прошу приложить это письмо. Я надеюсь, что члены Комиссии сделают тот же вывод, к которому пришёл я и поступят в соответствии с общепринятыми нормами.

С наилучшими пожеланиями, Сергей Воскресенский.

Глава 4

Быть материалистом не значит быть реалистом

Столетняя борьба между материалистами, последовательно отстаивающими идеи Классиков естествознания, и между сторонниками неоклассических идей, отказавшихся от Мирового эфира, никогда не прекращалась. Огонь страстей в этой борьбе лишь затухал иногда, тому были, в том числе, и политические причины, но дым тлеющего костра противоречий постоянно напоминал о себе едким запахом. Сейчас всё больше физиков и в целом учёных в различных областях знаний сознают ограниченность квантомеханических и релятивистских представлений, невозможность этих представлений дать ответы на многие волнующие вопросы. Надо полагать, что многие учёные понимают и те негативные, не имеющие практического результата последствия от внедрения в образовательный процесс представлений, имеющих сомнительное происхождение. Выход из создавшихся противоречий одни видят в создании математически абстрактных, ещё более противоречивых теорий, другие – в создании материалистических теорий, которые, к сожалению так же порой абстрактны и противоречивы. Автор этих строк нисколько не сомневается в победе материализма, но, с сожалением констатирует, что последовательные материалисты, честь и хвала им за их позицию, не всегда являются реалистами, что в целом создаёт негативный ореол вокруг материализма, как научного направления. В «открытом письме» показаны характерные ошибки, допускаемые некоторыми материалистами, но нисколько не умаляется позитивная роль и участие оппонента в материалистическом движении.

Ошибки, о которых идёт речь, до банальности просты, - это предположение о том, что магнитные и электрические явления могут производиться непосредственно эфиром, а не более весомыми частицами, состоящими из эфира. Наиболее плодотворно развил это ошибочное предположение Эйлер в 18 веке, которому будет посвящена отдельная глава.

ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО

Директору ООО «Ньютоновское общество» и Международной научной организации «Ньютоновское общество»

Почётному Академику Международной Академии Качества и Маркетинга

Черепенникову Владиславу Борисовичу.

Здравствуйте уважаемый Владислав Борисович!

Вы мне прислали свою теоретическую исследовательскую работу «Науке нужна защита от лженаучных мошенников, узурпировавших власть мирового научного сообщества. О механической сущности физических взаимодействий, философской и естественнонаучной несостоятельности квантово-релятивистского подсознания» с просьбой «ознакомиться с материалами исследования и прислать свои замечания, предложения и официальную рецензию на работу».

Ваша работа достаточно объёмна. Чтобы в полной мере удовлетворить вашу просьбу необходимо, как минимум, владеть достаточным объёмом информации по существу рассматриваемых Вами многочисленных вопросов. При этом необходимы конкретные знания того или иного вопроса, необходимы сравнения, аналогии, необходимо дотошное «вгрызание» в саму суть вопроса. То есть, в результате сравнения, например, Вашей «механической сущности силовых линий» и силовых линий, рассматриваемых современной электродинамикой, необходимо сделать выбор, - определить, какая из теорий имеет большее право на существование. Разумеется, в такой постановке вопроса я приму Вашу сторону, поскольку считать силовые линии исключительно математическими символами, как это предлагается современными учебниками физики, является, по моему убеждению, грубейшей ошибкой. Силовые линии Фарадея – Максвелла материальны и в этом вопросе не может быть никаких сомнений. Но! Следующий вопрос может и должен носить более конкретную форму, - из какой материи силовые линии состоят, какую форму и физические качества эта материя имеет, как линии производят свое действие, какие это действия, как линии взаимодействуют между собой и т. д.?

Я постараюсь высказать свои взгляды по этим и другим вопросам. Для этого я воспользуюсь сравнением Ваших взглядов со своими взглядами, изложенными в моей теоретической работе под названием «Механика эфира, или механическая модель устройства материи, материальных образований и Вселенной». Эту работу я Вам отсылал ранее в надежде, что сравнительный анализ Вы произведёте самостоятельно. Поскольку Вы этого не сделали, то я вынужден сам произвести сравнительный анализ и сделать некоторые выводы. «Материальные образования», о которых упоминается в названии моей работы, представляют собой те кирпичики мироздания, из которых состоят электрические и магнитные поля, свет и тепло, электромагнитные волны. Эти кирпичики по устоявшейся традиции я назвал квантами. В вашей работе так же имеются «кирпичики мироздания». Роль таких кирпичиков в магнитных полях, например, отведена особым микроструктурам, которые Максвелл, не вдаваясь в подробности их строения, назвал «клетками», а Вы со своей стороны, продолжая развивать его взгляды, попытались определить строение «клеток». То есть, будем считать, что нас интересует общая тема: механическая сущность физических взаимодействий и непосредственно строение взаимодействующих частей материи.

В «предисловии» к своей монографии Вы справедливо отмечаете, что призыв к отказу от эфира, озвученный Эйнштейном в 1909 – 1911 годах, и последовавшие затем математические интерпретации физических явлений, приведшие к созданию релятивистской механики и квантовой механики, привели, в конечном счёте, физику к вполне прогнозируемому финалу - тупику. Разумеется, не вся физика оказалась в столь плачевном состоянии, но, тем не менее, многие основополагающие вопросы в лучшем случае «зависли в воздухе», а в иных случаях отказ от эфира предопределил физике ложный путь. Для многих физиков столь печальный финал не столь очевиден и они с завидной настойчивостью продолжают начатое дело отцов-основателей антиньютоновских механик, (я, думаю, все понимают, о ком я говорю), продолжая заниматься поисками «чудо-формулы» и прочими математическими выкрутасами, способными, по их мнению, объяснить «всё и вся». Здесь необходимо сказать, что объяснить «всё и вся» с позиций механического материализма означает не что иное, как найти соответствующие формы движений материальных образований, - квантовых тел, определить их строение, и именно движениями объяснить все без исключения физические явления и физический мир в целом. Задачу эту впервые, насколько я могу судить, поставил Ньютон в 31 вопросе «Оптики» в 1704 году. Но никак не Энгельс, имя которого Вы неоднократно упоминаете по этому поводу. Вообще в целом Ваше стремление сделать упор на «диалектический материализм» Энгельса – Маркса - Ленина, на мой взгляд, излишен. Мне кажется, что «искусство спорить», отражающее суть «диалектики», в принципе не пригодно для выяснения истины в физических теориях. Эксперимент, его величество эксперимент, и не более, может служить аргументом истины. Продолжая, хочу заметить, что многие физики нисколько не обращают внимания на «отрезвление» самих создателей «квантово – релятивистского подсознания» (как Вы изволили выразиться) под конец своих жизней, с исходящими от них призывами искать альтернативные концепции. Но какая в данном случае может быть альтернатива? Она одна, - физике необходимо возвратить эфир и механико-материалистический подход к объяснениям физических явлений в целом, поскольку устранившие из рассмотрения эфир физики уподобились тем мужам, которые сначала сами себя кастрировали, а потом недоумевают: почему у них нет детей? Эфир или есть, или его нет. Физика без эфира – утопия, абстракция, математические формулы, лишённые смысла. Сам Эйнштейн под конец своей жизни сокрушался по поводу того, что так и не смог за 50 лет понять, что представляет собой квант света. Но могло ли быть иначе, если он рассматривал свет как математическую абстракцию в виде точки с расходящимися от неё во все стороны стрелочками – векторами? Очевидно, что свет имеет не только квантовую, но и субквантовую природу, на что обращал внимание Ф. И. Королькевич и задолго до него Ньютон, и многие другие физики. Квант света не может не состоять из какой-то материи точно так, как не могут не иметь материи все поля и кванты этих полей, и этой материей может являться только одна субстанция – эфир. В принципе без разницы, как назовут материю, но сомневаться в том, что мир материален, что кванты света или электрон состоят из материи столь глупо, что степень этой глупости нельзя себе вообразить.

Поэтому с Вашей критикой в адрес противников Фарадея и Максвелла, как и материалистов в целом, я полностью согласен. Критиковать есть что. Вместе с тем критике, на мой взгляд, должны подвергаться в большей степени не сами личности и их поступки, а те заблуждения, фантазии и бредовые идеи, которые от них исходят. Хотя, разумеется, поступки многих известных личностей также достойны самой суровой оценки. Например, когда Эйнштейн в пятилетнем возрасте бил тяжёлыми предметами по голове свою младшую сестру, то я никак не могу связать подобные поступки с «признаками гениальности», как это преподносят некоторые. В своей работе я так же ссылаюсь на один эпизод в противостоянии В. Ф. Миткевича с одной стороны и А. Ф. Иоффе – Я. И. Френкеля с другой, имевший место в конце 1930 года. Господа Иоффе и Френкель у меня так же, как и Вас в данном случае не вызывают чувства симпатий. Ну да бог с ними, пусть их оскорбительное по отношению к научной истине поведение останется на их совести. Я отношу подобные явления к ошибкам молодости. Не знаю, обращали Вы внимание, или нет, но весь вздор, который был внесён в физику, придумали именно молодые люди с неустоявшейся психикой и непомерным тщеславием. Вместе с тем в любом случае необходимо учитывать то нужное и полезное дело, которое сделал тот или иной труженик науки на протяжении своей жизни. Я имею ввиду практическую деятельность и результаты этой деятельности. Возьмите, например, П. Л. Капицу и его практически значимые результаты по сжижению воздуха, - разве они не достойны самой высокой оценки? Или оптические работы С. И. Вавилова, как теоретические, так и практические, или его перевод оптических работ Ньютона, - разве этот труд не достоин уважения? Или практическая деятельность того же А. Ф. Иоффе, - неужели она безрезультатная? А как мы должны оценивать организаторские деяния этих людей? Ведь они в своём деле были такие же первопроходцы, как в своё время Лобачевский, сделавший для своего университета более, чем того можно было ожидать от создателя антиевклидовой геометрии. Даже если высказывания этих людей по тому или иному вопросу носили утопический характер, мы не должны забывать, что в то время только создавалась наука о микромире, всё было новое, неизведанное, полное тайн, да к тому же, как это часто бывает, научные течения сильно зависели от течений политических, - и это, на мой взгляд, сыграло решающую роль в неприятии «буржуазной материалистической идеологии». В этом вопросе сейчас нет времени постоянно оглядываться назад, хотя мы, разумеется, и не должны забывать те горькие уроки неравноценной борьбы с квантово – релятивистским идеализмом. Нельзя мириться с главенствованием в физике абстрактных, и нередко противоречащих физике и здравому смыслу положений. Нужно смотреть и двигаться вперёд, нужно сегодня чистить «авгиевы конюшни», иначе завтра будет поздно. С этим я с Вами полностью согласен.

Теперь по существу дела. В Вашей работе Вы исходите из простого предположения Максвелла о существовании «источников» и «стоков» эфира. Первые испускают поток эфира, вторые его поглощают. Для аналогии Вы приводите полюса магнита, между которыми циркулирует магнитная эфирная жидкость. Один полюс источник, другой - сток. Вы пишите: «Следуя терминологии Максвелла, объекты, излучающие материальные частицы назовём источниками, а поглощающие – стоками. Согласно представлениям Фарадея эфир представляет собой некую несжимаемую жидкую среду, заполняющую пространство. Применяя принцип суперпозиции полей скоростей, получим общеизвестные схемы механических моделей взаимодействия источников и стоков. Линии тока, обозначенные пунктирными линиями, определяют траектории движения потоков частиц эфира». (Раздел 3,5, стр. 35).

«Принцип суперпозиции», как и в целом, Ваш математический аппарат я рассматривать не стану, поскольку я считаю, что прежде, чем развивать математический аппарат, необходимо разобраться в механизме явлений. В этом случае я исповедую простой принцип: математика нужна там, когда есть, что считать; геометрия нужна там, когда есть, что измерять. Что касается непосредственно механического материализма, то здесь у меня имеется ряд вопросов. Первое, с чем я не могу согласиться, так это с «несжимаемостью жидкой эфирной среды». Эфирная среда наоборот, обладает очень большой сжимаемостью, и это свойство ответственно за величину сил упругости всех тел, за величину сил трения, за величину сил инерции независимо от того, в каком агрегатном состоянии находятся тела. Это не моё мнение, это вывод, к которому пришли все натурфилософы. В своей работе я ввожу «квантовое» состояние материи, хотя, разумеется, такое состояние прямо вытекает из введённого Планком в 1900 году понятия «квант» и особой нужды в таком шаге не было. Единственное оправдание этому шагу я вижу в том, что мои кванты имеют реальные физические очертания и строение, они обладают определёнными физическими свойствами, и они находятся в постоянном движении. Кванты представляют собой тороидальные пульсирующие вихри эфира, они обладают импульсом и моментом импульса - определяющим направление циркулярной поляризации. Сжимаемость эфира позволяет квантам иметь переменные физические параметры, и именно сжимаемость имеет важное и принципиальное значение. Электрические и магнитные поля, свет и тепло, электромагнитные волны, согласно моим убеждениям, состоят из квантов, из тороидальных пульсирующих вихрей эфира. Я подробно изложил эти вопросы в своей работе. Другое дело амер, - частица эфира, она действительно обладает конечной плотностью, неделима и несжимаема. Хотя, разумеется, и в этом вопросе мы можем последовать воззрениям Декарта и предположить составное строение амеров, и, как следствие, должны будем в таком случае ввести «эфир 2», - ещё более тонкую и разреженную среду. Я думаю, на данном этапе этого не нужно делать.

К чему я всё это говорю. Согласно Вашим положениям эфир от одного полюса к другому, или от одного заряда к другому перетекает, циркулирует, он является носителем магнитной и электрической энергии. Но как объяснить механизм этого движения? Где насос, перекачивающий массы эфира от источника к стоку? Где установлен движитель? С позиций Вашей теории невозможно ответить на самый простой вопрос: почему силовые линии магнитного поля расходятся? Почему они именно отклоняются, а не движутся прямо от источника по прямой линии? Что заставляет частицы эфира принимать одну и ту же определённую форму и направление? Как влияет среда на движение потоков эфира, неужели потоки не испытывают сопротивления? Если Вы попытаетесь найти аналогии в гидродинамике, то там их Вы не найдёте, хотя и обязаны это сделать. Вы не сможете объяснить самое простое: почему ламинарный поток жидкости переходит в турбулентный, а эфирные потоки не знают возмущений. Вы пытаетесь объяснить некоторые явления увеличением скорости потоков эфира, например, Вы пишите: «Настоящее исследование позволяет установить ранее неизвестную зависимость сил взаимодействия объектов от скорости и ускорения потоков эфира, излучаемых и поглощаемых источниками и стоками», но не объясняете, где установлен насос, отчего увеличивается или уменьшается скорость потоков эфира. Любые попытки найти удовлетворительное объяснение Вашим постулатам приводит к противоречиям.

В то же время согласно моему положению вдоль силовых линий выстроились кванты магнитного поля, меняющие свои физические параметры вдоль линий точно так, как меняют свои параметры дымовые кольца по мере удаления от источника. Посредством квантов магнитного поля, объединённых в силовые линии, я могу объяснить все явления и процессы, без всяких противоречий. Назовите любой экспериментально достоверный факт, на который Вы затрудняетесь найти ответ и полагаете, что с позиций моей теории он так же необъясним, я думаю, что смогу дать Вам удовлетворительный ответ. Взаимодействие квантов я изложил в своей работе, и Вы сами можете проанализировать те или иные явления с позиций моей теории. В моей работе на данном этапе отсутствует подробное изложение электромагнетизма, этому есть причина, но принципы строения и взаимодействия квантов могут позволить дать ответ на интересующие Вас вопросы.

Вы пишите: «В представлении о наличии источников и стоков, в которых жидкость создаётся или уничтожается, нет никакого противоречия. Как ничто не мешает нам представить её себе абсолютно несжимаемой, так ничто не мешает нам предположить, что она в известных местах создаётся из ничего, в других снова сводится к ничему». Простите, но в справедливость данного утверждения могли бы поверить, возможно, последователи Лейбница – монадисты, приписавшие «акт рождения» монад Богу, а так как это метафизическое направление потерпело крах в 1748 году, то даже не представляю, кому Вы можете адресовать данное утверждение. Ещё Лукреций Кар первым пунктом чёрным по белому написал: «ничто не возникает из ничего»; а вторым пунктом – «ничто не обращается в ничто». Эти слова прозвучали в первом веке до нашей эры и среди натурфилософов я не нашёл никого, кто бы осмелился найти этим словам опровержение.

В отличие от Вас я утверждаю, что в каждом атоме постоянно происходят циркулирующие пульсирующие движения тороидальных вихрей эфира, являющихся основой протонов и электронов. Движения пары тороидов протона скомпенсированы, а это означает, что пульсирующие движения происходят относительно общего центра по замкнутым круговым – эллиптическим орбитам. Эти скомпенсированные движения вихрей эфира постоянно создают меньшие по размеру кванты магнитных полей. То есть, любой атом или молекула в буквальном смысле «дышат», и, вследствие этого, обладают магнитосферой, кванты которой отвечают за все химические превращения, за создание отталкивательных и притягательных сил, за сцепление атомов между собой, за образование твёрдых и жидких тел, за постоянное хаотическое движение атомов и молекул в газах и жидкостях, наблюдаемых под микроскопом. Эти кванты способны к взаимопревращению в кванты электричества и света, в кванты электромагнитного поля. Взаимодействие протонов и атомов между собой, в свою очередь, приводит к образованию тепловых квантов, имеющих переменные физические параметры. Все химические и физические свойства элементов и материальных тел обусловлены внутриатомным движением и взаимодействием этих «элементарных частиц», представляющих собой отдельные тороидальные вихри или их совокупность, имеющие различные физические параметры, - различные плотности, массы, размеры и т. д.

Возьмите, например, соленоид, внесите в него железный сердечник, Вы обнаружите, что сила магнитного поля возросла. Вы когда-нибудь слышали о реальной физической причине возрастания силы магнитного поля при внесении в соленоид сердечника? Объяснение этого явления, разумеется, есть, оно сводится к тому, что, поскольку магнитная проницаемость ферромагнитных тел намного больше магнитной проницаемости воздуха, и чем больше магнитная проницаемость тел и сред, тем меньше магнитное сопротивление, то внесение в соленоид «магнитопроницаемых» железных сердечников увеличивает силу его магнитного поля. То есть, если Вы попытаетесь связать воедино свою теорию источников и стоков с приведённым объяснением, то должны будете объяснить, каким образом магнитная эфирная жидкость намного легче и быстрей проходит сквозь железо, чем через воздух, и увеличивает при этом либо свою скорость, либо массу. Напомню, что сила в любых механических моделях зависит от скорости и массы тел, от их произведения. То, что такие понятия, как магнитное сопротивление и магнитная проницаемость в современной электродинамике являются абстрактными понятиями, думаю, не стоит говорить. Эти понятия более нужны для облегчения математических расчётов, и я ни на минуту не сомневаюсь, что они нужны. Вопрос в другом, - оперируя этими понятиями, мы лишаем себя возможности мысленно представить, что на самом деле происходит. Теперь давайте рассмотрим положения моей модели. Поскольку каждый атом и, в конце концов, железный сердечник окружён магнитосферой, и при этом магнитосфера является нейтральной, то есть содержит одинаковое количество левовращающихся и правовращающихся квантов магнитного поля, то при внесении в соленоид под воздействием квантов магнитного поля соленоида, имеющих одинаковую циркулярную поляризацию, все кванты магнитного поля сердечника так же принимают одну и туже циркулярную поляризацию. Эти кванты магнитосферы сердечника, принявшие упорядоченное движение, и являются причиной увеличения силы электромагнита. То есть, дополнительная сила электромагнита не рождается, она обусловлена упорядочиванием бывших в хаотическом движении квантов магнитного поля сердечника. С позиций же Вашей теории, можно предположить, что дополнительная сила просто родилась, взялась ниоткуда.

Вы пишите: «Как раз в то время – свидетельствует Буслаев - наука подходила к пониманию того, что взаимодействие - это есть обмен частицами - переносчиками взаимодействия (фотон для электромагнитного взаимодействия, пи-мезон для ядерного взаимодействия и т.д.).

У Максвелла в работе «О фарадеевских силовых линиях» заряды представлены в виде источников и стоков некой гипотетической, упругой среды. Предположение о существовании такой среды позволило непротиворечиво объяснить все существующие, на тот момент, эксперименты по электричеству и магнетизму и фактически послужило основой создания электродинамики. Если представить эту среду как эфир, то получается, что источником эфира являются материальные тела, излучающие и поглощающие потоки частиц, которые и являются посредниками физических взаимодействий материальных объектов. Из этого следует, что эфир не увлекается телами, а порождается и поглощается ими».

И тут же Вы делаете заключение: «Таковы истинно научные материалистические воззрения учёных, определяющие единственно верный путь разрешения фундаментальной проблемы философии и естествознания, исходящий из механической природы физических взаимодействий». (Раздел 3.2. «О механической сущности фарадеевских электрических силовых линий»).

В этом эпизоде Вы продолжаете исходить из того, что эфир порождается источниками и стоками. Такая постановка вопроса не может соответствовать действительности. Другое дело, если принять во внимание эфирное строение вещества и способность вещества создавать из эфира кванты, точно так, как Вы способны создать кольцо табачного дыма. В этом случае я не вижу противоречий. Продолжая настаивать на «акте рождения» эфира, Вы ищете подтверждение своим выводам в аналогичных «актах рождения» элементарных частиц. Простите, но все подобные «акты рождения» возникли из непонимания сути происходящих физических явлений и вызывающе противоречивы в своей основе.

Давайте рассмотрим пару примеров. В 1930 году Вольфганг Паули предположил, что в результате бета-распада рождается неизвестная частица – нейтрино. Причиной предположения послужил тот факт, что акт бета-распада сопровождается потерей энергии, а значит должна быть частица, уносящая порцию массы и энергии. Такой подход вполне оправдан, и мы также должны предположить, что в процессе распада ядер образуются частицы, уносящие с собой массу и энергию. Никаких противоречий не будет, если мы предположим, что убывающая масса просто диффундирует, точно так, как диффундируют дымовые кольца. Никакого противоречия в том, что в результате реакции образовалось нейтрино в виде какого-либо тороидального или иного образования, диффундировавшего в окружающем пространстве, нет. Такое нейтрино вполне может унести часть массы распадающихся в результате реакции тел и диффундировать точно так, как диффундируют дымовые кольца. Но в погоне за строгим соблюдением принципов сохранения массы и энергии, импульса и количества движения физики наделили нейтрино такими невероятными свойствами, что иначе как утопией это назвать нельзя. Посудите сами, - нейтрино обладает такой невероятной проникающей способностью, что железный щит, толщиной, соизмеримой с расстоянием от Солнца до ядра Галактики не может служить ему преградой. А здесь, в земных условиях физики умудрились создать и поймать нейтрино в корыте с водой, куда, по всей вероятности для приманки добавили хлорида кадмия. Дело выглядит так, будто кадмий, или любой другой реагент, состоит из особых протонов и нейтронов, совсем не таких, из каких состоят атомы железа. К тому же физикам удалось поймать целых три типа нейтрино, и, о боже, какая удача, - все три типа нейтрино удалось поймать именно американским физикам. В дополнение ко всему «акты рождения» нейтрино засвидетельствовали вручением Нобелевских премий. Вам не кажется всё это странным, что публику просто дурачат, стимулируя проведение дорогих и ненужных экспериментов, имеющих целью оправдать справедливость бредовых идей и лишённых возможности практического использования полученных результатов?

Давайте рассмотрим пример другого «акта рождения». Некоторые физики уверяют, что в результате слияния двух глюонов, - безмассовых переносчиков ядерного взаимодействия, рождается бозон Хиггса, обладающий массой, соизмеримой с массой сотни протонов, и тут же, не успев родиться, распадается на пару фотонов, не имеющих массы. Подобные «акты рождения» напоминают мне сказку о том, как в результате обмена воздушными поцелуями между влюблённой парой девушка забеременела и родила дитя, в сотню раз большее по размерам и по массе, чем сама мамаша. Только вот незадача, - дитя тут же испарилось, не дав мамаше времени вдоволь налюбоваться чудо младенцем. В случае с влюблённой парой я даже рад за них, пусть «рожают» себе, сколько им угодно, здесь, как говорится, -чем бы дитя не тешилось. Но когда «рожают» бозоны, стоящие миллиарды долларов, и тут же позволяют им превращаться в безмассовые фотоны, - в ничто, позволяют фотонам улетать в бескрайние просторы «большого театра», - театра абсурда, то меня, уж простите, досада берёт от такой непозволительной расточительности. Того и гляди, что в следующий раз, управляя рычагами Большого адронного коллайдера, некоторые трактористы согнут в бараний рог пространство, а время заставят пятиться назад.

Ещё раз скажу, - я не против взаимопревращения частиц на квантовом уровне, я не против возможности образования частиц из эфира и аннигиляции частиц, - распада частиц на составляющие их амеры, я против безумных «актов рождения». Поэтому не могу принять ни Вашу версию «рождения» эфира, ни многочисленные безумные версии «рождения» частиц «высоких энергий». Круговорот веществ в природе это естественный процесс, но не нужно его доводить до абсурда.

Раздел 3.7, насколько я понимаю, является кульминационным моментом в Вашей механической модели. Для убедительности своих выводов Вы приводите высказывание Максвелла, которые Вам служат отправной точкой. Здесь Максвелл высказывается в пользу существования своеобразного «магнитного монополя», но обладающего при этом обоими полюсами. Он, согласно приведённой Вами выдержки, пишет: «Можно представить себе, что каждый магнит состоит из большого числа элементарных намагниченных частиц, из которых каждая имеет свой собственный северный и южный полюсы. Взаимодействие двух полюсов магнита должно происходить по тем же законам, как и взаимодействие двух частиц электричества. Поэтому представление о силовых линиях может быть применено также и к магнетизму, и его теория точно так же, как электростатика, может быть иллюстрирована при помощи движущейся жидкости. Здесь, однако, исследованию предстоит решение вопроса, каким образом единичные клетки в движении жидкости могут представить полярность элементарных магнитов. Единица количества жидкости втекает через одну сторону каждой клетки и вытекает через противоположную. Таким образом, относительно всей остальной массы жидкости первая сторона клетки представляет собой сток единицы жидкости, вторая – источник. Итак, каждая клетка соответствует элементарному магниту, стороны которого покрыты соответственно равными количествами северного и южного магнетизма. Если каждая клетка представляет собой часть непрерывной системы клеток, то жидкость, вытекающая из одной клетки, будет втекать в последующую и так далее, так что наши источники можно будет переместить с концов клеток на концы единичных трубок».

Заканчивает Максвелл следующими словами: «Единичная трубка может быть или замкнутой, или начинаться и оканчиваться в различных точках. В первом случае в трубке происходит непрерывная циркуляция жидкости, во втором же случае жидкость на одном конце втекает в трубку, а на другом вытекает из неё».

Ниже Вы делаете обобщение: «Именно в этом и заключается связь между магнетизмом и электричеством. Непрерывная циркуляция жидкости по замкнутому контуру вдоль магнитных силовых линий обуславливает механическую сущность магнетизма, в то время как истечение жидкости на одном конце трубки, с поверхности источника, и поглощение её на втором конце вдоль электрических силовых линий, на поверхности стока, определяет механическую сущность электричества».

Между тем, Максвелл замечает, что: «Такое представление не связано ни с какой физической теорией, а является только своего рода искусственной иллюстрацией… Я не предполагаю в них и тени действительной физической теории…». Максвелл надеется, что в будущем «физические факты будут физически объяснены», что «математические соотношения доставят физикам возможность открыть соотношения физические», но пока это только абстрактная иллюстрация реальных физических явлений, не более. Сказать, что направление хода мыслей Максвелла не правильное, нельзя, даже напротив, - его рассуждения направлены в правильную сторону, но в данном случае это только направление поиска физической теории, но не сама теория.

Вы же в своих построениях идёте дальше и вводите дополнительные источники и стоки, или разделяете источники и стоки Максвелла на «мини» и «макси». Вы пишите: «Для этого представим собственно механическую модель, материального объекта, ограниченного поверхностью сферы, состоящую из множества мини- источников, мини- стоков и макси- источников, макси- стоков, также ограниченных поверхностями сфер. На необходимости построения механических моделей настаивал лорд Кельвин. Для упрощения решения принимаем, что интенсивность излучения каждого из макси- источников равна интенсивности поглощения каждого макси- стока. Материальный объект, мини- источники, мини- стоки и макси- источники, макси- стоки находятся во вращательном движении вокруг осей, проходящих через их центры».

Я полностью согласен с лордом Кельвином в том, что любое физическое явление можно понять только тогда, когда построена его механическая модель, как и с тем, что все явления имеют механическую природу. При этом я так же согласен с Ньютоном в том, что «природа проста» и необходимо искать и находить простые и ясные способы объяснения физических явлений. Вы же решили усложнить способы описания физических явлений, - такому шагу я не могу найти оправдания. Я не стану детально рассматривать Вашу механическую модель. Отмечу лишь некоторые моменты. Вы, например, пишите:

«В разделе 3.7 представлено аналитическое доказательство того, что стоки и источники поворачиваются к набегающему потоку эфира той стороной, в которую потоки эфира втекают. вызывает в поверхностном слое объекта набегающий поток эфира. Вследствие этого мини- источники и мини- стоки поверхностного слоя выстроятся, как бы в цепочки, как показано на рис. 3.7.2в. На рис. 3.7.2а показано, что ориентированные таким образом мини- источники и мини- стоки, круговыми составляющими потоков эфира, показанные на рисунке пунктирными окружностями, вызывают эллиптические продольные потоки в продольном сечении объекта - стока. Эти потоки также, воздействуя на макси- стоки, ориентируют их теми полюсами, в которые они втекают, то есть, навстречу направлению потока. Совокупность поперечных круговых составляющих векторов скоростей, излучаемых частиц эфира мини- источниками и поглощаемых мини- стоками, а также продольные эллипсоидальные составляющие макси- стоков создают суммарное продольное поле векторов скоростей потоков эфира объекта - стока, как показано на рис. 3.7.2а большими пунктирными эллипсами. Эти замкнутые продольные эллипсоидальные единичные трубки потоков эфира материального объекта - стока образуют два полюса. Через один магнитный полюс – северный (N) потоки эфира втекают, а через противоположный магнитный южный полюс (S) - вытекают. Совокупность же поперечных круговых составляющих векторов скоростей макси- стоков и продольных эллиптических составляющих мини- стоков и мини- источников создают поперечное поле векторов скоростей объекта - стока, как показано на рис. 3.7.2в пунктирными круговыми линиями. Эти два вида полей векторов скоростей потоков эфира – поперечное и продольное, образуют пространственную структуру полей скоростей объекта - источника».

В результате своих построений Вы делаете вывод: «Итак, исследование позволяет определить механическую сущность магнитных явлений, как взаимодействие материальных объектов (единичных клеток) посредством собственных суммарных поперечных круговых и продольных эллиптических составляющих векторов скоростей. Итак, каждая клетка соответствует элементарному магниту, стороны которого покрыты соответственно равными количествами северного и южного магнетизма».

Я не могу разделить Вашего оптимизма. Вы не прояснили и не развили представления Максвелла, а только погрузили их во мрак видимых только Вами движений не имеющей определённых свойств магнитной жидкости. Вы загнали эфирную магнитную жидкость в абстрактные «клетки», наделив эти клетки способностью управлять потоками эфира. Подобные заключения есть не что иное, как полнейшая абстракция. У Вас источники и стоки поворачиваются определённой стороной, выстраиваются в цепочки, ориентируются в пространстве, совершают круговые и эллиптические движения, создают поля скоростей так, как Вы считаете нужным, целесообразным, как Вы себе это представляете. Но ещё раз спрошу: где механизм? Каким Вы представляете себе эфир? Почему всё именно должно происходить именно так, как Вы себе представляете, а не иначе? Возьмите круговое движение. Для его поддержания необходимо постоянно прикладывать силу. Где источник этой силы у Вас? В чём именно заключается механизм движущейся странным образом магнитной несжимаемой жидкости? Любые действия должны быть аргументированы той или иной причиной, у Вас этого нет. Ваша система более похожа на систему эпициклов и деферентов Птолемея, или в некоторых её частях на атом Бора, где электрон только по ему известной причине вращается вокруг ядра. С математической точки зрения искусственное создание подобных систем может найти себе оправдание, но к физическим моделям подобные построения не относятся.

На основании своих построений Вы делаете другие необоснованные выводы. Например, Вы пишите: «Фарадеем и Максвеллом было доказано, что чем гуще расположены единичные магнитные трубки, тем больше в них скорость потоков эфира». Это утверждение в корне противоречиво и не соответствует действительности. Если Вы настаиваете на справедливости данного утверждения, тогда скажите, какая сила приводит густо расположенные линии в более быстрое движение, и как движение потоков эфира вдоль одних линий скажется на скорости движения соседних линий. Куда девается фактор трения, хорошо изученный гидродинамикой? Я со своей стороны утверждаю, что густо расположенные линии говорят лишь о том, что в этих местах больше сила магнита, но возрастание силы связано не с увеличением скорости эфира, а с изменением физических параметров квантов магнитного поля, - с увеличением массы, плотности, частоты и энергии. Размер же пульсирующих тороидов при этом увеличивается от центра магнита, и в силу этого, а так же в силу того, что все кванты магнита имеют одинаковую циркулярную поляризацию, магнитные линии расходятся.

Вы рассматриваете тяготение, как результат обменного взаимодействия гравитонами и пишете: «Результаты настоящего исследования позволяют «установить связь и представить тяготение и электричество, как два различных проявления одной и той же механической сущности», полностью отвечающей требованиям, предъявленным Р. Фейнманом». Вы правы только в одном, - тяготение действительно представляет собой «механическую сущность», в остальном же, а именно в создании механической модели принципов тяготения Вы не достигли желаемых результатов. В своей работе я не раскрываю сущность тяготения, у меня на это есть причины, но то, что пишите Вы, не соответствует реальности.

Далее, пытаясь объяснить принцип притяжения двух проводников, Вы пишите: «Приходим к заключению о том, что в случае взаимодействия параллельных проводников с током силы, возникающие от продольных потоков эфира, преобладают над силами, возникающими от поперечных потоков эфира.

Настоящее исследование позволяет обосновать механическую сущность физического явления взаимодействия параллельных проводников с токами».

И здесь Вы не правы, механизм совсем иной. Если Вы не поленитесь посмотреть мою работу, то там принципы взаимодействия квантов рассмотрены детально и Вам не составит труда придти к более правильному выводу.

В разделе 4.10 Вы пишите: «Увеличение релятивистской массы – результат неверного истолкования эксперимента».

И далее делаете вывод: «Результаты настоящего исследования позволяют разоблачить научную несостоятельность измышления Эйнштейна о зависимости массы заряженных частиц от их релятивистской скорости. В действительности, как свидетельствуют результаты настоящего исследования, с увеличением скорости уменьшается величина суммарной силы, действующей на заряженные частицы в магнитном поле». И здесь Вы не правы, - величина силы от увеличения скорости увеличивается, но никак не уменьшается. Масса частиц, в свою очередь, в том числе электронов, увеличивается в зависимости от возрастания приложенной силы, напряжения. Увеличение массы прямо пропорционально связано с увеличением плотности, частоты, энергии частиц. Отклонение частиц в электромагнитных полях, в свою очередь, зависит от массы, поскольку с возрастанием массы возрастают силы трения с одной стороны, и уменьшается скорость перемещения квантовых частиц в пространстве с другой стороны. Эти вопросы я осветил в своей работе относительно квантов света, в частности, когда рассматривал принципы дифракции.

Владислав Борисович! Подводя итог, я хочу сказать следующее. В Ваших теоретических исследованиях я не нашёл той доли истины, на которую Вы, по всей вероятности, рассчитывали. Вы неверно истолковали природу эфира, его свойства и роль в явлениях природы. Вы со времён Фарадея и Максвелла не приблизились к пониманию сути магнетизма, электричества, тяготения и света, а только усугубили проблему физической интерпретации этих явлений, сведя решение проблемы к очередным абстрактным построениям. Вы неверно излагаете механику космоса, поскольку в основе Ваших положений лежат всё те же абстракции. Ваши «примеры практического применения результатов исследований» основаны на заблуждениях и не имеют прямого отношения к практическому применению физических идей. Ваши обращения в различного рода инстанции не могут привести к какому-либо результату, поскольку подобные обращения похожи на разговор слепого с глухонемым. В этом вопросе я солидарен с Ю. Н. Ивановым, который Вас, обвиняя в некомпетентности, прямо спрашивает: что взамен? При этом, хочу заметить, что я не вижу в «Ритмодинамике» Ю. Н. Иванова, как и Вашей «механической модели», никакой пользы в целях формирования научного мировоззрения. Вы своей работой отвлекаете внимание научного (и не только) сообщества на решение несуществующих проблем. Вы всеми силами пытаетесь заявить о себе, как о ярком приверженце механического мировоззрения, но Ваши «диалектические» попытки приводят лишь к спору ни о чём, поскольку каждый участник спора остаётся при своём мнении. В результате Вы можете добиться лишь того, что Ваши воззрения могут сформировать очередное негативное отношение к механическому материализму в целом. Ваши воззрения дают лишний повод Вашим оппонентам упрекнуть Вас и всех приверженцев механического материализма в невозможности построения действительно реальных механических моделей материальных образований и физических процессов с их участием. Вы, создав свою модель, поступаете точно так, как В. А. Ацюковский, Ф. М. Конарёв и другие материалисты, выдающие желаемое за действительное, - Вы пытаетесь убедить научное сообщество в завершении создания Вами физической картины Мира, не учитывая при этом элементарных физических законов. И самое прискорбное заключается в том, что внешне дело выглядит так, будто Вы прикрываетесь именем Ньютона, одного из самых гениальных людей, которых когда-либо знало человечество, выдавая свои абстракции за физическую реальность. Вы не понимаете, что только принижаете имя этого гения своими «изобретениями», Вы не отдаёте себе отчёта в том, что выдвижение любой идеи не должно сопровождаться потерей здравого смысла.

В связи со сказанным я могу лишь посоветовать Вам, и прошу Вас внимательней прочитать Ньютона и других классиков натуральной философии. Возможно, усвоив элементарные правила и принципы, Вы проявите благоразумие и адекватно подойдёте к проблеме решения такой трудоёмкой задачи, как целостное создание физической картины мира, над решением которой билось не то, что несколько поколений, а в целом обозримое человечество.

И последнее. Я не настаиваю на безоговорочной справедливости положений своей «механической модели», я допускаю, что мной так же допущены ошибки. Но пока я не вижу в своей работе противоречий, а значит, не имею права не верить в неё. Если у Вас есть какие-нибудь замечания относительно моей работы, я буду рад их выслушать и учесть.

С уважением, Сергей Александрович Воскресенский.

Глава 5

Нерешённые проблемы классической механики Ньютона

Классическая механика, как раздел физики, берёт своё начало в натурфилософском естествознании, предметом изучения которого были общие законы природы, существующие независимо от человеческой воли.

Классическая механика проста, логична и последовательна. Она базируется на определениях и законах, установленных опытным путём и на основе наблюдаемых явлений природы.

Общепризнано, что классическая механика завершена И. Ньютоном. Соавторами Ньютона по выработке основных положений классической механики по праву можно назвать Демокрита, Аристотеля, Г. Галилея, Й. Кеплера, Р. Декарта, Р. Бойля, Х. Гюйгенса и многих других учёных, труды которых, так или иначе, способствовали созданию механической картины мира.

Принципиальные положения механики Ньютон изложил в «Математических началах натуральной философии». Механика Ньютона посвящена тому разделу, в котором исследуются движение и взаимодействие реальных физических тел – динамике.

Современная физика подчёркивает, что классическая механика применима исключительно для макротел и сравнительно небольших скоростей. Там же, где размеры тела чрезвычайно малы, как например, у фотона, и тело движется со световой скоростью, считается, что законы классической механики неприменимы. Так ли это на самом деле, или мы просто не знаем структуру того же фотона и принципы его движения и в силу этого не можем применить к нему и микрофизике в целом законы механики?

В конце «Оптики» Ньютон высказал ряд предположений относительно устройства мироздания, или как он сам выразился: «начал анализ того, что остаётся открыть…» и «дал намёк на некоторые предметы…». Предположения Ньютона, изложенные в форме размышлений, касаются практически всех нерешённых на тот период вопросов естествознания. Это вопросы природы света и тепла, природы электрических и магнитных полей, или как их называл Ньютон - «истечений», природы сил тяготения и природы эфирной среды, в которой, или посредством которой происходят все физические процессы. Это вопросы, касающиеся строения вещества, природы химических связей и принципов движения небесных тел. Все эти вопросы остаются без ответа по сегодняшний день. Те же современные теории, которые пытаются дать ответы на поставленные Ньютоном вопросы либо ошибочны, либо являются плодом фантазий, либо сведены к математическому описанию реально существующих физических явлений, не отображая при этом их исконную суть.

При этом необходимо особо подчеркнуть, что причины всех физических явлений, происходящих на микроуровне и не подвластных прямому наблюдению, Ньютон видел в движении. В последнем, 31 вопросе, Ньютон прямо об этом говорит: «Сказать, что каждый род вещей наделён особым скрытым качеством, при помощи которого он действует и производит явные эффекты, - значит, ничего не сказать. Но вывести два или три общих начала движения из явлений и после этого изложить, каким образом свойства и действия всех телесных вещей вытекают из этих явных начал, - было бы очень важным шагом в философии, хотя бы причины этих начал и не были ещё открыты. Поэтому я, не сомневаясь, предлагаю принципы движения, указаны выше, имеющие весьма общее значение, и оставляю причины их для дальнейшего исследования».

Ньютон не сомневается в том, что начало всему – движение материи и материальных образований. Что касается принципов движения, то Ньютон рассматривает обширный класс природных явлений, где так или иначе наблюдаются как явные, так и скрытые движения, и делает ещё один важный вывод: в результате движений проявляются два вида сил – силы притяжения и силы отталкивания.

Размышления Ньютона представляют собой последовательную цепь логических выводов и обоснованных предположений, однозначные ответы на которые может дать только экспериментальная проверка. Об этом Ньютон говорит и в последнем абзаце «Начал», где он не постулирует о том, есть ли эфир, или его нет, а прямо указывает на необходимость проведения в этом вопросе соответствующих опытов: «Теперь следовало бы добавить о некотором тончайшем эфире, проникающем все сплошные тела и в них содержащемся, коего силою и действиями частицы тел при весьма малых расстояниях взаимно притягиваются, а при соприкосновении сцепляются, наэлектризованные тела действуют на большие расстояния, как отталкивая, так и притягивая близкие малые тела, свет испускается, отражается, преломляется, уклоняется и нагревает тела, возбуждается всякое чувствование, заставляющее члены животных двигаться по желанию, передаваясь именно колебаниями этого эфира от внешних органов чувств мозгу и от мозга мускулам. Но это не может быть изложено вкратце, к тому же нет и достаточного запаса опытов, коими законы действия этого эфира были бы точно определены и показаны».

Своими размышлениями в «Началах» и в «Оптике» Ньютон как бы даёт напутствие своим последователям и указывает возможные пути достижения цели. Даже самим названием своего труда по «натуральной философии» Ньютон как бы даёт понять, что это только «начала». При этом свои «Начала» Ньютон назвал «математическими», чем, возможно, хотел подчеркнуть, что физические причины природных явлений остаются скрытыми.

Вместе с тем «Начала» Ньютона – это несокрушимый фундамент, на котором построено здание классической физики и астрономии. Это выверенные опытом законы и логически обоснованные определения. Это предельно ясный математический аппарат, посредством которого решаются задачи как обычной, так и небесной механики.

Почётное место в «Началах» занимает математически обоснованный закон всемирного тяготения. Физического принципа тяготения Ньютон не рассматривает и в предисловии к «Началам» подчёркивает, что «силы тяготения выводятся математически». В конце «Начал» Ньютон ещё раз напоминает об исключительно математической интерпретации закона тяготения: «До сих пор я изъяснил небесные явления и приливы наших морей на основе силы тяготения, но я не указывал причины самого тяготения… Причину же этих свойств силы тяготения я до сих пор не мог вывести из явлений, гипотез же я не измышляю… Довольно того, что тяготение на самом деле существует и действует согласно изложенным нами законам…».

Ньютон в своих размышлениях прямо указывает на необходимость отыскания причин физических явлений, в этом заключается основная задача физики.

Глава 6

Воззрения Ньютона на природу света

Световым явлениям Ньютон посвятил «Оптику», «Лекции по оптике» и два мемуара: «Новая теория света и цветов» и «Одна гипотеза, объясняющая свойства света». Это те работы Ньютона, которые, имеются в русском переводе, выполненном С. И. Вавиловым.

Свет, согласно воззрениям Ньютона, представляет собой малые колеблющиеся тела (корпускулы), испускаемые светящимся твёрдым телом, нагретым до определённой температуры. Частицы света отличаются между собой по диаметру или по размеру: красному свету соответствуют частицы большего диаметра, синему – меньшего диаметра. Соответственно частицы света имеют определённую массу и определённую плотность. При этом, чем ближе к источнику света, например, к Солнцу, находятся корпускулы, тем большую плотность и массу они имеют. Об этом Ньютон говорит в «Началах»: «Ибо свет Солнца, которому его тепло пропорционально, в 6 раз плотнее в области Меркурия, нежели у нас.

Планеты должны были быть размещены в различных от Солнца расстояниях, чтобы каждая из них пользовалась теплотою Солнца в большей или меньшей мере, сообразно своей плотности.

Теплота Солнца пропорциональна плотности лучей, т. е. обратно пропорциональна удалениям мест от Солнца».

Части твёрдых тел (атомы) при испускании частиц света так же совершают колебательное движение. Различным цветам соответствуют различные колебания «по ширине». В современной терминологии оперируют такими понятиями, как «длина волны» или «частота света», что можно считать аналогичным ньютоновской «ширине». Более преломляемые синие лучи совершают более короткие колебания. Свет и тела способны к взаимопревращению друг в друга.

Частицы света имеют изначальные свойства, соответствующие различным сторонам. По определению Ньютона частицы света имеют четыре стороны, две из которых противоположны двум другим. От этих свойств, в частности, зависит обыкновенное и необыкновенное преломление, «приступы лёгкого прохождения» и «лёгкого отражения».

Под испущенными корпускулами Ньютон подразумевал «лучи света», которым он дал следующее определение: «Под лучами света я разумею его мельчайшие части, как в их последовательном чередовании вдоль тех же линий, так и одновременно существующие по различным линиям». В настоящее время «луч света» мы ассоциируем с движением фотонов или квантов энергии.

Распространение света от звёзд происходит в чрезвычайно разреженной упругой эфирной среде, заполняющей всё пространство и все тела. Луч света, ударяясь о тела, подобно брошенному в воду камню, возбуждает в теле волны (колебания, дрожания). Тепло и свет от одних тел к другим передаются за счёт (или посредством) колебаний или пульсаций эфира.

Ньютон не приводит детального механизма распространения тепла и света. Согласно его взглядам, это может быть волновой, колебательный, или пульсационный процесс. Но для Ньютона ясно одно, - свет это не волны или колебания эфира. Последней точки зрения придерживался его современник Р. Гук, с которым у Ньютона имелись по этому, и другим вопросам противоречия. Различные лучи света у Ньютона имеют различные размеры и скорости, тогда, как эфирные колебания могут различаться шириною, но не скоростью.

Глава 7

Эфир Ньютона

Не отрицая существование эфирной среды, Ньютон в то же время в конце «Оптики» говорит, что не знает, что представляет собой эфир. При этом он предполагает, что все вещи произошли из эфира, а таким явлениям, как электричество, магнетизм и тяготение соответствуют различные «сплетения» эфирных газов.

Сила тяжести ассоциировалась Ньютоном с движением эфира, который устремляясь к Земле, толкает в этом же направление все тела. Р. Декарт напротив, считал, что силу тяжести эфир производит при удалении от Земли, толкая весомые тела в обратном направлении, вниз к Земле. Наравне с эфирными гипотезами имела место магнитная концепция У. Гильберта, согласно которой сила тяжести между небесными телами имеет магнитное происхождение.

Гипотезы о природе света и тяготения Ньютон строил на том предположении, что эфир внутри и вне тел имеет градиент плотности. Внутри твёрдых тел эфирная среда, согласно представлениям Ньютона, более разрежена, а при удалении от тел становится всё плотнее и плотнее.

Поэтому лучи света, проходя возле рёбер плотных тел, например, возле лезвия ножа, на некотором расстоянии от них, загибаются, поскольку происходит постепенное уплотнение эфирной среды: чем дальше от ребра, тем больше плотность эфира.

Внутри Солнца, планет и комет, согласно этому предположению, эфирная среда также более разрежена, а при удалении от космических тел становится всё плотнее и плотнее. Сила, обусловленная градиентом плотности и давления, устремляет тела от более плотных частей среды к более разреженным, что мы и воспринимаем, как тяготение.

Рассматривая подобную гипотезу тяготения, Ньютон, в то же время считает её несостоятельной. Причину несостоятельности он видит в том, что если бы эфирная среда действительно становилась бы всё плотнее и плотнее вне тел, она оказывала бы заметное сопротивление «правильному» движению планет и комет, чего в действительности не наблюдается.

Вопрос о том, «что находится в местах, почти лишённых материи и почему Солнце и планеты тяготеют друг к другу, хотя между ними нет плотной материи», остался для Ньютона открытым. Ньютон не говорит о том, что пространство между небесными телами пусто, оно лишено лишь плотной материи, но как происходит взаимодействие небесных тел посредством этой материи, Ньютон не говорит. Отыскание механической причины для описания механизма мира не увенчалось успехом, и этот, как и многие другие нерешённые вопросы, Ньютон оставил для выяснения потомкам. При этом он не допускает тяготение врождённым свойством тел и связывает его исключительно с действием промежуточной среды - эфира или, как он выразился - некоего «агента».

25 февраля 1693г. Ньютон пишет известное письмо Преподобному Ричарду Бентлею, в котором действие силы тяжести Ньютон связывает с действием невидимых частиц материи. Ньютон пишет: «Непостижимо, чтобы неодушевленная грубая материя могла без посредства чего-либо нематериального действовать и влиять на другую материю без взаимного соприкосновения, как это должно бы происходить, если бы тяготение в смысле Эпикура было существенным и врожденным в материи. Предполагать, что тяготение является существенным, неразрывным и врожденным свойством материи, так, что тело может действовать на другое на любом расстоянии в пустом пространстве, без посредства чего-либо передавая действие и силу, - это, по-моему, такой абсурд, который немыслим ни для кого, умеющего достаточно разбираться в философских предметах. Тяготение должно вызываться агентом, постоянно действующим по определенным законам. Является ли, однако, этот агент материальным или нематериальным, решать это я предоставил моим читателям».

Высказывание Ньютона о том, что «агент» может иметь нематериальную природу, некоторыми историками и физиками истолковывается как доказательство метафизических воззрений Ньютона. То есть, Ньютон будто бы допускал существование Божественных сил тяготения, которые имеют нематериальную природу и действуют на расстоянии через пустое пространство. Данная точка зрения является в корне ошибочной. Пространство, на что указывает Ньютон, всегда заполнено материей. Ответить же на вопрос о том, почему материя может быть «нематериальной», можно словами А. Г. Столетова: «термин «нематериальный» (невещественный, не имеющий массы) во времена Ньютона означал – непохожий на обычные весомые тела. Этот термин очень часто прилагался в качестве характеристики межзвёздной среды – эфира». (А. Г. Столетов, ст. «Ньютон как физик»). Возможно, такое понимание эфира, как «нематериальной» среды, возникло со времён Аристотеля, который в качестве телесной материи рассматривал четыре элемента - землю, воду, огонь и воздух. Из этих четырёх элементов, по мнению Аристотеля, состоят все тела, в то время как эфир, находящийся в небе, не рассматривался в качестве строительного материала физических тел.

Придерживаясь атомистических воззрений, Ньютон не указывает конкретно, является ли некая неделимая изначально частица частицей эфира или частицей под названием «атом». Он указывает лишь на свойства, которыми такая частица должна обладать – «твёрдая, массивная, непроницаемая, подвижная».

Здесь надо отметить, что понятия «твёрдый» и «массивный», которыми мы характеризуем обычно физические тела, являются относительными, - не существует абсолютно твёрдых тел, не подверженных деформации или разложению на более мелкие составные части. Соответственно, не существует неупругих тел, и поскольку тела обладают массой, - определённым количеством материи в единице объёма, то все эти понятия взаимозависимы. При этом термин «массивная» не должен вводить нас в заблуждение. Это не означает, что частица большая, а лишь указывает на то, что в чрезвычайно малом объёме, не имеющем пор или пустот, полностью заключена материя.

В понимании Ньютона «твёрдая частица» является абсолютно твёрдой и не разлагаемой на части: «Эти первоначальные частицы, являясь твёрдыми, несравнимо твёрже, чем всякое пористое тело, составленное из них, настолько твёрже, что они никогда не изнашиваются и не разбиваются на куски. Природа их должна быть постоянной, изменения телесных вещей должны проявляться только в различных сочетаниях и движениях таких постоянных частиц». ( Оптика, 31 вопрос).

Ответить на вопрос о том, что представляет собой изначально неделимая частица материи, обладающая свойствами, на которые указал Ньютон, мы не можем и спустя триста лет. Но можно с уверенностью сказать, что если такая частица действительно существует, в чём, однако, мы не должны сомневаться, то она не может принадлежать к тем элементарным частицам, которыми оперирует современная физика, поскольку тот же фотон, на что указывал Ньютон, имеет четыре стороны, т. е. имеет сложное строение. Согласно экспериментальным данным сложное строение имеют все микрочастицы, и выделить из их многообразия «элементарную» не представляется возможным. Это невозможно по той простой причине, что не существует инструментов выделения, обнаружения и исследования элементарных частиц, описываемых Ньютоном. Поэтому такой частицей в современном понимании может быть только амер, - структурная частица эфира.

Глава 8

Ньютон и Декарт

Материалистические воззрения Ньютона сформировались не без влияния философии Р. Декарта. Известный учёный и писатель В. П. Карцев указывает точную дату начала увлечения Ньютона декартовской механикой – 20 января 1665 года. (В. П. Карцев, «Ньютон»).

Принципы материализма Декарта заключаются в том, что всё пространство заполняет бесконечно делимая, находящаяся в постоянном движении материя. «Земля и небо», т. е. буквально всё видимое и невидимое создано из одной и той же материи. «Все свойства, - говорит Декарт, - отчётливо различимые в материи, сводятся единственно к тому, что она дробима и подвижна в своих частях». Взаимодействие тел и любых материальных образований происходит в результате контакта путём толчка или удара. Сила у Декарта это «способность движения», которая может передаваться от одного тела к другому, но не может исчезнуть бесследно. Свет – это «движение или воздействие», а «цвет – результат сложения двух движений, кругового и поступательного, находящегося в определённом соотношении».

Основы естествознания закладывались в трудах многих поколений великих учёных. Восхождению на каждую следующую ступень познания предшествовала чья-то неоформленная в строгий вид идея, основанная, прежде всего на непосредственных наблюдениях. Нисколько неудивительны в этом отношении слова Ньютона: «я видел дальше других потому, что стоял на плечах гигантов». В это изречение Ньютона вкладывается иногда другой смысл, - будто бы Ньютон хотел этими словами унизить своего непримиримого оппонента Р. Гука, который был небольшого роста. Если это и так, то изначальный смысл изречения Ньютона не может потерять своего прямого значения.

У Декарта так же были свои предшественники. Об этом говорит, например, Г. В. Лейбниц: «У Кеплера подробнейшим образом излагается принцип, на основе которого он объясняет направление лучей, а именно из сложения двух усилий: перпендикулярно направленного к поверхности и параллельного к ней».

Можно было бы так же сказать, что Декарт является автором вихревой теории, но Лейбниц и здесь вносит свои поправки: «В механическом истолковании физических явлений его (Декарта) предшественниками были Левкипп и Демокрит, которые дали ему и идею самих вихрей».

Нужно сказать, не только Левкипп и Демокрит в своих трудах использовали вихревое движение, посредством которого древнегреческие учёные пытались объяснить движение небесных тел. При этом вихревое движение ассоциировалось, прежде всего, с круговым движением, в котором происходит своеобразная сортировка материальных частиц и тел согласно их размерам и плотностям. В древнегреческой натурфилософии такая точка зрения являлась одной из ключевых в общей проблеме миропонимания.

Но нужно ли винить Декарта, как это делает Лейбниц, в том, что свои воззрения он строил на базе уже существующих взглядов на природу? Декарт, как и Ньютон, брали от имевшихся к тому времени знаний то, что считали нужным и целесообразным, стараясь избежать при этом ошибок своих предшественников. Не всегда удавалось избежать ошибок, но нельзя забывать, что уровень экспериментально достигнутых к тому времени знаний был крайне ограничен.

Философия Декарта сводится к тому, что «в мире нет ничего, кроме эфира и его вихрей». Декарт говорит, что: «небеса разделены на несколько вихрей, причём полюсы некоторых из них соприкасаются с наиболее отдалёнными частями полюсов других вихрей», но наглядного и непротиворечивого механизма этому и другим подобным высказываниям не приводит. Вихри Декарта чем-то напоминают вращающиеся небесные сферы Аристотеля, с той разницей, что сферы Аристотеля вращаются вокруг общего центра – Земли, а вихри Декарта, имеют каждый свой центр. Центром для вихрей Декарта являлся каждый небесный объект, будь то планета или звезда. Вихри между собой взаимодействуют, оказывая друг на друга давление, в результате чего происходят движения небесных тел и окружающих их вихрей.

Отсутствие ясности и наглядной модели, основанной на принципах механики, явилось причиной того, что Ньютон не принял «на веру» вихри Декарта. Анализируя вихревое круговое движение жидких веществ разных плотностей (воды, масла и смолы) в круглых сосудах, Ньютон делает обоснованное заключение: вследствие вязкости такое движение не может быть долгим, и чем больше вязкость жидкости, тем быстрее прекратится движение.

Ньютон пишет: «Отсюда легко понять, что если бы несколько соприкасающихся вихрей из расплавленной смолы были так же велики, как вихри, которые некоторые предполагают вращающимися вокруг Солнца и неподвижных звёзд, то они и части их благодаря вязкости и густоте сообщали бы своё движение друг другу, пока все бы не остановились. Вихри из масла или воды или ещё более текучей материи продолжали бы движение дольше; но если только материя не совершенно лишена вязкости и трения частей и способности передачи движения (чего нельзя предполагать), движение должно постоянно убывать. Мы видим поэтому, что разнообразие движений, которые мы находим в мире, постоянно уменьшается и существует необходимость сохранения и пополнения его посредством активных начал, - такова причина тяготения, при помощи которого планеты и кометы удерживают свои движения в орбитах и тела приобретают большое движение при падении».

Ньютон в этом высказывании явно имеет в виду Декарта и его теорию вихрей, которая не может быть состоятельной по простой причине, что она противоречит законам механики. Нетрудно так же догадаться, что, по мнению Ньютона, вихри Декарта, даже если бы они состояли из эфира, непременно обладали бы свойствами материальной среды, имеющей вязкость и трение. Немаловажно и то, что в этом высказывании Ньютон отбрасывает метафизические воззрения, согласно которым неубывающие движения в мире, прежде всего движения небесных тел, напрямую связывают с деятельностью Бога. Сохранение и пополнение общего количества движений в мире Ньютон связывает с «причиной тяготения», которая Ньютону, как уже было сказано, не известна. Но эту «причину тяготения» Ньютон связывает с «активным началом», с материальным агентом и его движением, принципы которого неизвестны.

Нерешённые вопросы, связанные с механикой эфира, с вихревой теорией, теорией света и тяготения, стали причиной разногласий Декарта и Ньютона, но они не изменили основному правилу, - не отказались от эфира и связанному с ним движением.

Глава 9

Материалистические воззрения учёных

Основываясь на принципах механики и материализма, многие исследователи и до Ньютона и после него пытались найти причинно – следственную связь многих физических явлений. Ими выдвигались различные гипотезы механического характера, в которых вещество и эфир являли собой общую структуру мироздания. Интересно знать, какие мысли высказывались по этому поводу.

Й. Кеплер, например, не только придерживается магнитной природы тяготения, но и пытается дать физическое обоснование планетных движений. Он считал, что от Солнца и от планет исходит некое действие, благодаря которому планеты движутся по своим орбитам и удерживаются на этих орбитах на определённом расстоянии от Солнца.

И. Бекман считал, что орбиты планет определяются равновесием двух сил, при этом сила отталкивания от Солнца происходит за счёт давления солнечного света.

У. Гильберт считал, что магнетизм является источником вращения Земли.

Х. Гюйгенс, являясь сторонником волновой теории света, смотрит на природу света исключительно с механических позиций. В «Трактате о свете» он говорит: «Когда свет собран вместе с помощью, например, вогнутых зеркал, он обладает свойством сжигать, как огонь, т.е. он разъединяет отдельные части тел: последнее обстоятельство служит убедительным признаком движения, по крайней мере, для истинной философии, в которой причину всех естественных явлений постигают при помощи соображений механического характера. По моему мнению, так и следует поступать, в противном случае приходится отказаться от всякой надежды когда-либо и что-либо понять в физике».

Н. Мальбранш, ученик Декарта, говорит, что твёрдость, текучесть и упругость тел, преломление и отражение лучей зависят от небольших эфирных вихрей.

Ф. Бекон считал, что «формой» теплоты является движение мельчайших частиц тела.

С. Карно представлял теплоту, как особое вещество – теплород.

М. В. Ломоносов, Б. Румфорд и Г. Дэви рассматривают теплоту как внутреннее движение частиц материи.

Ф. Шеллинг говорит о том, что материя есть результат притягательных и отталкивательных сил, что все силы в природе имеют единую основу.

О единстве всех сил природы, включая электрические, магнитные и химические силы говорит Г. Х. Эрстед, анализируя результаты взаимодействий электрического тока и магнитной стрелки.

О. Френель говорит: «Я думаю, большинство физиков убеждено в том, что световые и тепловые частицы имеют одну и ту же природу». При этом Френель, следуя взглядам Ньютона, предполагает существования некоего механизма превращения света в теплоту, а сам механизм подчиняется действию законов сохранения: «Тело не может поглощать свет вечно и, будучи им насыщено, должно было бы возвращать его в том же количестве, что и получает. Чем же становится свет? Тело переводит его в состояние теплорода».

В. Томсон (лорд Кельвин) приходит к выводу, что теплота представляет собой не вещество, а своеобразное движение, возбуждаемое в частицах тел, т.е. теплота это «динамическая форма механического эффекта».

В. Томсон считает, что только механическим происхождением можно объяснить существование магнитной силы, электромагнитной индукции, термоэлектричества, электролиза. Он строит модель вихревых атомов и пытается изобразить молекулярное строение вещества посредством механической модели. Молекула Томсона «состоит из полированной сферической оболочки, содержащей в себе ряд концентрических сфер, отделённых одна от другой сгибающимися пружинами, распределение которых изотропно» (рис. 1).

Рис. 1

Излучение Солнца, согласно воззрениям Томсона, «является главным источником механической работы, полезной для человека», упругость – особый род движения.

Придерживаясь механистических воззрений, В. Томсон излагает свои взгляды однозначно: «Явление можно считать чётко понятым лишь тогда, когда построена механическая модель этого явления».

Р. Клаузиус представляет теплоту, как движение мельчайших частиц вещества и эфира. Количество тепла является мерой живой силы этого движения.

М. Фарадей на основе многочисленных экспериментов приходит к выводу, что электромагнитная индукция есть не что иное, как действие частиц материи. Действие магнита, например, передаётся на расстояние через посредство промежуточных частиц. «Магнетизм и свет, - говорит Фарадей, - действуют через посредство материи, и, таким образом, я думаю впервые установлена истинная непосредственная связь между светом и магнитной и электрической силами и этим сделано важное добавление к фактам и соображениям, помогающим доказать, что все естественные силы связаны между собой и имеют общее происхождение».

Д. К. Максвелл, создавая теорию электромагнитного поля, изначально отождествляет поле с материальным пространством, окружающим электрические и магнитные тела. «В этом пространстве, - говорит Максвелл, - имеется материя, находящаяся в движении, посредством которой и производятся наблюдаемые электромагнитные явления». Максвелл приходит к однозначному выводу и говорит: «Я хочу, чтобы меня понимали буквально. Всякая энергия есть то же что и механическая энергия. Энергия в электромагнитных явлениях – это механическая энергия».

Г. Герц, выражая солидарность с воззрениями своих предшественников, в своих «Принципах механики» с первых строк делает однозначное утверждение: «Все физики согласны с тем, что задача физики состоит в приведении явлений природы к простым законам механики».

Дж. Дж. Томсон разрабатывает механическую модель электрона и фотона в виде вихревого кольца. Это замкнутое электрическое силовое кольцо, в котором сосредоточена энергия. Колеблясь, кольцо порождает волны в эфире, которые не несут энергии, но определяют путь кольца.

А. Г. Столетов без всяких сомнений говорит, что «если можно найти причину тяготения, люди со временем найдут её». При этом Столетов, придерживаясь «ньютонова духа исследований», видит причину тяготения, как и причину электромагнитных явлений, в действии промежуточной среды. Выражая всеобщую уверенность в материалистических позициях, Столетов говорит: «Лишь преувеличенный скептицизм побуждает некоторых и доныне смотреть на световой эфир как на нечто гипотетическое. При настоящем состоянии науки эфир не гипотеза, он – такая же реальность, как вода и воздух, если не более: по В. Томсону он – единственное вещество, которое мы обязаны признать».

В унисон подобным высказываниям звучат слова Г. Гельмгольца: «Мы не победим механизма материи простым отрицанием».

К концу девятнадцатого века большинство физиков придерживалось материалистических воззрений на природу тяготения, света, тепла, электричества, магнетизма и других явлений природы. Физические явления не мыслились без эфира и его движения, того, что именуется «механикой эфира». Механике эфира пророчили большое будущее. А. Г. Столетов по этому поводу сказал буквально следующее: «Механика электромагнетизма, со включением лучей света и тепла, есть механика эфира! Для электричества уже занялась заря эфирной механики: для этой обширной науки двадцатый век будет веком эфира».

Глава 10

Отказ от материалистических воззрений

Пророчества Столетова, как мы знаем, не сбылись. Последующее развитие физических воззрений сопровождалось и продолжает сопровождаться попытками пошатнуть устои классической механики и материалистических представлений. Способствовало этому в немалой степени открытие новых физических явлений в области микромира.

Открытия имели прямое отношение к устройству материи и не находили себе объяснение с позиций классической механики.

В 1885 – 1890 г. г. Г. Герц открыл электромагнитные волны, физические свойства которых напоминали свойства света. В эти годы Герц разработал методы генерации и детектирования электромагнитных волн. Проводя цикл исследовательских работ, Герц установил, что отражение, преломление, дифракция, интерференция и поляризация электромагнитных волн тождественна излучению видимого света. Несмотря на то, что длины электромагнитных волн в миллиард раз больше видимого оптического излучения, свет так же стали считать электромагнитной волной. Фактически световые, электрические и магнитные «истечения» объединили в одну «электромагнитную теорию». Насколько этот шаг был оправданный, нам предстоит выяснить.

В 1895 В. К. Рентген открыл лучи, названные в его честь рентгеновскими лучами. В 1896 году А. А. Беккерель открыл ещё один вид лучей, - лучи Беккереля. Удивляла проникающая способность обоих этих лучей. При этом если лучи Рентгена возникали только в присутствии электрического разряда, то лучи Беккереля самопроизвольно и неопределённо долго излучались радиоактивными элементами (ураном) без подвода энергии извне и, как выяснилось в дальнейшем, состояли не только из чистого излучения в виде гамма-лучей, но и из частиц материи в виде электронов и альфа-частиц. Способность тел излучать лучи Мария Кюри назвала радиоактивностью. Но как такое может быть, что химические элементы беспрестанно выделяют энергию, нарушая тем самым фундаментальный принцип сохранения энергии? При этом радиоактивные элементы нарушали другой основополагающий принцип «стабильности и неизменности атомов», - одни химические элементы могли превращаться в другие. Позже наравне с естественной радиоактивностью была открыта искусственная радиоактивность.

В 1897 Джозеф Джон Томсон открыл электрон. В 1901 г. Вальтер Кауфман обнаружил не поддающуюся объяснению зависимость, - масса электрона по мере увеличения его скорости возрастала.

На рубеже веков в 1900 году Макс Планк решил одну из труднейших задач 19 века – установил зависимость энергии излучения от частоты и некоей постоянной величины, названной позже в его честь постоянной Планка. Электромагнитное, в том числе тепловое излучение, согласно предположению Планка, излучается и поглощается отдельными порциями – квантами. «Квант» воспринимался как некая порция энергии, в силу чего его назвали «квантом действия».

Но что такое «действие» и что такое «энергия»? «Действие» - это конечный «продукт» движущегося тела, - «приложенной силы» Ньютона. Согласно четвёртому определению Ньютона: «Приложенная сила есть действие». Приложенная сила, в свою очередь, пропорциональна «количеству движения», а это значит, что каждый квант просто обязан обладать массой и скоростью. «Действие» сколь угодно большого или малого количества квантов представляет собой результат их совместной приложенной силы, - их общее действие. Именно так мы должны были бы рассуждать, если бы «теплоту» воспринимали как некую «субстанцию», как её воспринимал Пьер Прево, излагая в 1791 – 1809 г. г. свою «теорию обменов» теплоты. На основании этой теории в 1858 г. Бальфур Стюарт экспериментально установил, что «поглощательная способность тела равна его лучеиспускательной способности». В следующем, 1859 г. Густав Кирхгоф дополнил положения Прево и Стюарта и вывел окончательный «закон излучения»: «Для лучей той же самой длины волны (частоты) отношение испускательной способности к поглощательной при той же температуре одинаково для всех тел». Этот закон абсолютно справедлив, но в нём и в последующих взглядах физиков не отражена физическая сущность теплоты и света. После того, как О. Френель, начиная с 1815 г. начал отстаивать волновую природу света, световым корпускулам Ньютона и «теплотворной субстанции» не нашлось места в теориях. Материю заменила энергия. Это был ещё один шаг в сторону от реальной действительности.

В 1911 г. Э. Резерфорд в своих знаменитых опытах по рассеиванию альфа частиц обнаружил в атоме ядро, в котором практически полностью была сосредоточена масса атома. Резерфорд создаёт планетарную модель строения атома. Атом, как ни странно, оказался «пустым».

В 1913 г. Нильс Бор создаёт квантовую модель атома. Модель в первую очередь имеет отношение к атому водорода, в котором вокруг ядра, вопреки законам классической механики, на стационарной орбите беспрестанно может вращаться электрон. При поглощении или испускании кванта энергии электрон, согласно постулатам Бора, может перескакивать с одной орбиты на другую, - с меньшей орбиты на большую, и обратно.

Физическую арену реальности посредством математического моделирования в это время расшатывают известнейшие физики того времени: Фицджеральд, Лоренц, Эйнштейн и другие.

Были открыты волновые свойства электрона и атома. Эти частицы материи на полном основании можно было бы считать волной, но поскольку в корпускулярной природе этих частиц никто не сомневался, предпочли говорить о волновых свойствах частиц. Но что в таком случае открыл Герц, - лишённую материальных частиц электромагнитную волну, или неведомые миру частицы, обладающие волновыми свойствами? Что представляет собой теплота и свет? Что означает «волна»? Это волнообразное движение частиц материи, или «волна» это нечто нематериальное?

Позже были открыты нейтрон и позитрон. Открытия следовали одни за другими. Перестали удивлять взаимопревращения частиц материи, но удивляло то, что в каждом атоме заключена энергия, и эта энергия колоссальна. Но что собой представляет эта энергия? Что лежит в основе энергии, - движущиеся частицы, или частицы без движений?

Новые открытия стимулировали создание новых теорий. Были созданы модели атома и ядра, появилась волновая механика. Возбуждённый атом, согласно новой теории, выделял избыток энергии в виде световой энергии, возбуждённое ядро выделяло избыток энергии в виде кинетической энергии электронов. При этом частицы света, в отличие от электрона, почему то могли не иметь массы. Роль движений в новых теориях свелась к минимуму, энергия просто могла заключаться в массе, пусть даже масса при этом покоится. Простые законы механики потеряли свою актуальность, появилась релятивистская механика световых скоростей и квантовая механика волновых уравнений. Силы и взаимодействия частиц в новых теориях описываются посредством математического аппарата, а движущиеся частицы, как реальные физические объекты, либо отошли на второй план, либо вовсе исчезли. Ни одна из современных теорий и сейчас не даёт однозначного ответа на извечные вопросы: что представляет собой тяготение, электричество, магнетизм и свет, что представляет собой атом и ядро атома, в чём суть заключённой в частицах энергии.

Механика эфира не получила своего развития, а сам эфир стал камнем преткновения в теории относительности Эйнштейна. На съезде естествоиспытателей в Зальцбурге 21 сентября 1909 г. он заявил: «Отныне гипотеза эфира должна, конечно, рассматриваться как точка зрения, теперь ставшая уже излишней». Филипп фон Ленард по этому поводу справедливо заметил, что с таким же успехом можно было бы упразднить и воздух. Его замечание осталось неуслышанным.

Позже Эйнштейн поймёт, что поторопился со столь категоричным заявлением и вернёт эфиру право на существование, но это будет уже другой эфир, - без частиц, обладающих массой, без движения этих частиц, и вообще без каких-либо физических свойств эфира в целом.

Максвелл был одним из тех, кто понимал, в чём заключается проблема эфира. Он, в частности, говорил: «эфир отвергается в силу того, что не объяснена природа движения и способа её действия в порождении основных явлений природы». К его мнению не прислушались.

Загадочная сущность эфира и материальных образований подтолкнула физиков к созданию теорий, несовместимых с эфиром. Вопросы, между тем, остались. Неудовлетворённость положениями квантовой механики высказывали как сами создатели этой теории, так и многочисленные её критики. Дематериализация породила столько проблем, что их практически невозможно перечислить. Достаточно посмотреть на круг вопросов под общим названием «нерешённые проблемы современной физики» чтобы понять, какая глубокая пропасть отделяет реальный физический мир от тех изощрённых теорий, которые этот мир пытаются описать.

В конце жизни в 1976 г. один из создателей квантовой механики Вернер Гейзенберг написал статью «Природа элементарных частиц». В этой статье он в частности пишет: «В конце 40 – х. годов С. Пауэлл открыл пионы, которые играют главную роль в процессе множественного рождения частиц. Своим результатом Пауэлл ещё раз подчеркнул тот факт, что преобразование энергии в частицы представляет собой решающие физические процессы и что бессмысленно говорить о «делении» первоначальных частиц». Сама идея «преобразования» энергии в частицы, как бы она парадоксальна не была, оказалась настолько живуча, что у многих учёных и сейчас нет ни малейшего сомнения в том, что энергия может существовать сама по себе.

Далее Гейзенберг задаётся вопросами и пытается дать на них ответы: «Из чего состоит протон? Делим, или неделим электрон? Сложной или простой частицей является фотон? Однако это неверно поставленные вопросы, ибо слово «делить» или «состоять» в этой связи в значительной мере утрачивают свой смысл. Нашей задачей должно быть приспособление нашего мышления и нашего языка, т. е. нашей научной философии, к новой ситуации, созданной данными эксперимента. К сожалению, эта задача чрезвычайно трудна. Неверно поставленные вопросы и неправильные наглядные представления автоматически просачиваются в физику частиц и уводят научные исследования в сторону от реальной природы». Не нужно задавать вопросы о том, как устроены материальные образования, и тем более спрашивать, посредством какого механизма частицы взаимодействуют между собой, - советуют теоретики, не понимая при этом простой вещи, - это путь в никуда, это тупик.

Наши представления о «реальной природе», как бы мы её не рассматривали, не могут основываться на нематериальных представлениях о мельчайших частицах материи. Понимал ли это Гейзенберг и другие творцы квантовой механики? И если понимал, то в чём конкретно выражается это понимание? Свою статью Гейзенберг закачивает, как он сам выразился «оптимистически» и пишет: «Динамику надо принимать всерьез и не довольствоваться смутными гипотезами, в которых существенные пункты остаются открытыми. Все, что вне динамики,— это всего - лишь словесный пересказ табличных данных, но даже и в этом случае табличные данные предпочтительнее, поскольку в них содержится, по всей вероятности, все-таки больше информации, чем может дать их пересказ общими словами. Спектр частиц можно будет понять только тогда, когда станет известна фундаментальная динамика вещества. Именно динамика представляет собой центральную фундаментальную проблему». Остаётся надеяться, что Гейзенберг подразумевал тот раздел механики, в котором изучается движение реальных тел под действием реальных, принадлежащих реальным телам силам.

Глава 11

Критика оптики Ньютона

Если нападки на эфир стали возможны только в начале двадцатого века, то основные положения «механики» и «оптики» Ньютона подверглись критике с момента их появления. Сомнения высказывали физики и метафизики, философы, художники и математики. Корпускулярной теории света противопоставлялась волновая теория, у теории цветов находились свои противники.

Столетов, например, пишет: «Гёте утверждал, что мысль о сложности белого цвета нелепа и что цвета происходят от смеси света с темнотой. Д. Брюстер сомневался в ньютоновом анализе светового луча. Он утверждал, что в каждом месте спектра совмещены три луча (красный, жёлтый и синий), имеющие одинаковую преломляемость». Возврат к «чёрно – белым» представлениям о свете, которые бытовали до Ньютона, носили временный характер и не оказали существенного влияния на умонастроения физиков. В отношении корпускулярной теории всё оказалось сложнее.

Хорошо известна полемика Ньютона с Р. Гуком о природе света. Являясь приверженцем волновой теории света, Гук представлял себе действие света в виде колебаний или дрожаний эфирной среды. Гук высказал и предположение о том, что колебания эфира могут иметь поперечный характер. Подобные взгляды в корне противоречили корпускулярной теории Ньютона, однако это не помешало позднее О. Френелю положить «поперечные» колебания в основу волновой теории света. Френель в своих взглядах опирался исключительно на волновую теорию, развитие которой после Гука продолжилось в работе Х. Гюйгенса «Трактат о свете».

Согласно воззрениям Гюйгенса световая волна совершает продольные колебания. Но как эти продольные колебания распространяются? Звуковая волна от колокола, например, с которой ассоциировали волну света, распространяется во все направления. Что побудило в таком случае выделить для световой волны определённое направление и назвать его «фронтом волны»?

В целом работа Гюйгенса, по признанию самого автора, была далека от завершения. Гюйгенс не сомневался в том, что «свет состоит в движении какого-то вещества», но относительно природы света и цвета Гюйгенс говорит: «в природе цвета остаётся для исследований значительно более того, чем, думается мне, сделано мною….. Что касается света, - в этой области никто до сих пор не может похвастаться успехом».

Каким образом световая волна может концентрировать свою энергию в одной точке, или как световой луч может образовывать волны, подобные тем, что мы видим на воде, если наблюдается только прямолинейное движение луча? Или как могут происходить поперечные колебания, - было не то что непонятно, а просто необъяснимо.

Полный сомнений в подобных вопросах Ф. Араго, проводивший совместные опыты с Френелем по интерференции поляризованных лучей света, категорически отстранился от той части выводов Френеля, где имела место гипотеза поперечных колебаний.

Т. Юнг, сторонник волновой теории, поперечное движение интерферирующих лучей называл «воображаемым» и «полезным в отношении математического представления», но «маловероятным для физического объяснения фактов». Факты интерференции, в свою очередь, указывали только на то, что лучи света, двигаясь в одном направлении, при соприкосновении друг с другом каким-то образом взаимодействуют, и действие это направлено перпендикулярно к направлению движения лучей.

Как бы ни была трудна для восприятия волновая теория, она, благодаря настойчивости Френеля и его сторонников вытеснила корпускулярную теорию Ньютона и начала своё «триумфальное шествие». Опыты Герца, Столетова, Лебедева, Комптона и других исследователей, прямо указывающие на корпускулярную природу света, лишь охладили пыл противников Ньютона, но окончательный шаг в сторону корпускулярной теории учёные делать не стали. Волновые эффекты, свойственные свету, оставили за волной, корпускулярные – за фотоном. Ввиду отсутствия удовлетворяющей всех единой теории света появился корпускулярно – волновой дуализм. Наглядная физическая интерпретация «дуализма» не воспроизведена и вопрос о природе света остаётся открытым.

Всестороннее рассмотрение вопроса о природе света приводит к единственному выводу: волновое движение корпускул света является неоспоримым фактом, но это не означает, что волна может быть лишена материальных частиц. Световые волны не могут не состоять из материальных частиц, обладающих массой. Точно так, как звуковые волны или волны на воде они порождаются волнообразным движением частиц материи. Необходимо лишь определить форму движения частиц и волны в целом.

Глава 12

Электромагнитная интерпретация света

Неудачные опыты Майкельсона и Морли по «поимке эфира в западню» и «электромагнитная» интерпретация света послужили стимулом для «упразднения эфира» и выдвижения «полевой» интерпретации электромагнитных явлений, в том числе света. При этом из электромагнитного поля, благодаря Эйнштейну и его сторонников, вытеснили «понятия частиц и движения», но оставили за полем не поддающуюся осмыслению «физическую реальность пространства».

Эйнштейн пишет: «Согласно общей теории относительности не существует понятия пространства, лишенного какого бы то ни было физического содержания. Физическая реальность пространства представляется полем, компоненты которого есть непрерывные функции четырех независимых переменных - пространственных координат и времени. Именно этот особый вид зависимости отражает пространственный характер физической реальности.

Поскольку общая теория относительности подразумевает описание физической реальности непрерывным полем, ни понятие частиц, или материальных точек, ни понятие движения не могут иметь фундаментального значения. Частица может выступать лишь как ограниченная область пространства, в которой напряженность поля или плотность энергии особенно велики.

Релятивистская теория должна дать ответ на два вопроса: во-первых, какова математическая природа поля и, во-вторых, каким уравнениям должно удовлетворять это поле».

В понимании Эйнштейна эфир не исключался, иначе как без эфира можно было объяснить распространение света и тепла, исключались лишь его атрибуты – весомые частицы эфира и соответственно физические свойства этих частиц, прежде всего масса и движение. Здесь необходимо напомнить суть классических опытов, на основании которых предсказывалось существование эфирной среды: в сосуде, из которого откачан воздух, звук не распространяется, а свет и тепло распространяются. То есть, если для распространения звука материальной основой служит воздух, то для распространения света и тепла так же должна существовать материальная основа – эфир.

Энергия и напряжённость поля у Эйнштейна остались, носители энергии в виде частиц материи исчезли. Корпускулы Ньютона обрели форму энергетических образований в виде квантов энергии, локализованных в пространстве. Кванты энергии могут испускаться и поглощаться только целиком, но что представляет собой процесс движения квантов от одного тела к другому? Опираясь на электромагнитную теорию Максвелла, Эйнштейн ассоциирует излучение с полем, но при этом утрачивается значение материальной среды. Значение имеет лишь «математическая природа поля». Посредством математического поля энергия света, тяготения, электричества и магнетизма распространяется без посредства промежуточных частиц.

В конце 1929 начале 1930 годов в Ленинградском Политехническом Институте состоялась открытая беседа на тему «природа электрического тока». В беседе приняли участие сторонники и противники материального происхождения электромагнитного поля и силовых линий. Стороннику материалистических воззрений и основному докладчику В. Ф. Миткевичу оппонировали приверженцы «электромагнитного» действия на расстоянии - А. Ф. Иоффе и Я. И. Френкель. Миткевич пытался убедить слушателей в том, что одно тело не может действовать на расстоянии на другое тело без посредства промежуточных частиц, и отождествлял частицы магнитного поля и электроны с магнитными вихрями Максвелла или вихрями в идеальной жидкости Гельмгольца, имеющими форму вихревых колец, подобные кольцам табачного дыма. Представитель теории дальнодействия Френкель доказывал, что: «физическим абсурдом является именно представление о близкодействии, а физической реальностью, физически обоснованным является представление о дальнодействии». Френкель утверждал, что: «Материализация силовых линий, характерная для старой английской школы, является, своего рода «материализацией духа», потому что поле является только «духом». Подобная материализация магнитных и электрических силовых линий совершенно недопустима - именно, потому, что эти линии ни суть реальное образование, а лишь продукт нашего воображения. Вы знаете, что вопрос этот в течение последних 20 лет подвергся весьма обстоятельному исследованию, и что физики, в конце концов, пришли к заключению, что введение промежуточной материальной среды совершенно излишне, что она ничего не объясняет и только запутывает явления, выдвигает ряд фиктивных проблем».

Френкель к этому времени уже основательно посвятил свою деятельность теоретической физике. В 1921 году, когда Френкелю исполнилось 27 лет, он уже профессор и заведует кафедрой теоретической физики. Из-под его пера уже вышли многочисленные статьи и книги, им уже написаны монографии по теории относительности и строению материи, он уже предпринял попытку «доказать», что «мировой эфир - мистика».

Согласно взглядам Френкеля, введение эфирной среды не только не нужно, но и вредно. Он пишет: «Эфир сыграл для развития физики такую же роль, какую скорлупа яйца играет для развития цыплёнка. Развившись, неблагодарный цыплёнок разбивает защищавшую его скорлупу и выходит на свободу. Так же было и с физикой. И в то время, как старые физики всё ещё пытались рассуждать о свойствах эфира, молодой Эйнштейн предложил совершенно выбросить это отныне бесполезное понятие и описывать электромагнитные (и, в частности, световые) явления как процессы, протекающие в пустом пространстве».

Риторический вопрос: если свет представляет собой колебательный процесс, то, что в таком случае колеблется и что означает «дальнодействие»? Ответы на эти вопросы ищут со времён Ньютона, но зачем, если Френкелю и так всё ясно: «Дело в том, что световые колебания вовсе не являются колебательным движением» - высказывает свои убеждения Френкель. И действительно, если поле Эйнштейна это всего лишь математическая абстракция, то откуда там взяться частицам, если только они могут совершать колебательные движения. «В электромагнитной теории, - продолжает Френкель, - световые колебания представляют собой колебания электрических и магнитных сил в каждой точке пространства. Эти силовые колебания вызываются колебательным движением электронов в радиоантенне или в отдельных атомах материи и в свою очередь могут вызывать колебательное движение заряженных частиц там, где подобные частицы находятся (радиоприёмник, глаз), но сами по себе они не являются механическим движением». (Я. И. Френкель. «На заре новой физики»).

Логика Френкеля крайне противоречива. Движение как таковое, в том числе и колебательное, присуще исключительно материальным телам. Силу материальные тела производят исключительно во время движения. Сила есть результат движущегося тела. Эти, казалось бы, незыблемые основы физики, релятивисты попросту свели на «нет». Френкель убирает из электромагнитного поля частицы и движение, но оставляет в поле «силы», обладающие способностью колебаться. Непостижимо, но силы, не частицы, а силы сами по себе могут перемещаться в пространстве с огромной скоростью и в процессе поступательного движения совершать колебательные движения.

Взгляды релятивистов сводятся к следующему: есть пространство, лишённое материи и материальных образований - пустота; в пространстве распространяется энергия в виде отдельных порций – квантов энергии, не в виде квантов – частиц, а в виде квантов энергии. Отдельные порции энергии складываются в силовое поле. Действия света, электричества, магнетизма и тяготения сводятся просто к передаче энергии посредством силового поля. В то же время есть материальные источники и приёмники энергии, но сама энергия передаётся от одного тела к другому без посредства частиц на какие угодно расстояния.

Фотон в понимании релятивистов не частица света, а частица энергии электромагнитного поля. Квант энергии лишён материальной сущности, но имеет математическую величину - произведение постоянной Планка на частоту. С другой стороны, поскольку в теории относительности Эйнштейна масса и энергия – понятия эквивалентные, квант энергии обладает массой – это количество энергии, делённое на скорость света в квадрате. Согласно этому квант энергии, испущенный одним атомом, переносит к другому атому, поглотившему этот квант не только порцию энергии, но и порцию массы. Эти невообразимые противоречия лежат в основе всей электродинамики.

В своих рассуждениях Френкель постулирует, что когда фотон искривляет свою траекторию в поле тяготения, он ведёт себя как частица. В этом случае действительно трудно предположить, что искривляется траектория энергии. Когда же фотон не испытывает действия сторонних полей, он распространяется как энергия в виде «колебаний электрических и магнитных сил». Парадокс, но покинувший атом фотон обладает массой, которая в следующий миг растворяется в электромагнитном поле и вновь превращается в материальную частицу после достижении цели.

Если подобные рассуждения действительно логичны и последовательны, то нисколько не удивительно, что Френкель вообще предлагает отказаться от логики и действовать по интуиции. Но и в этом случае то внутреннее чутьё, которое мы ассоциируем с интуицией, подсказывает нам, что что-то здесь не так.

Квантовую теорию Эйнштейн развивает в ряде своих работ. Его выводы «впечатляют» не менее чем и те предпосылки, на которых выводы построены. Очевидные факты говорят о том, что свет имеет и корпускулярные, и волновые свойства. Эйнштейн, пытаясь совместить корпускулярную и волновую теорию, строит «математическую теорию излучения». Он говорит: «Я представляю себе квант как особую точку, окружённую сильным векторным полем. Из большого числа квантов можно построить векторное поле, мало отличающееся от того поля, которое мы принимаем для света». (О развитии наших взглядов на сущность и структуру излучения. 1909 г.).

С одной стороны Эйнштейн говорит, что элементарный процесс должен быть направленным, а с другой стороны строит теорию, которая противоречит этому положению: точка, окружённая векторным полем, не имеет направления. Один вектор или несколько векторов, направленных в одну сторону, имеют направление, но когда вектора расходятся во все стороны от точки, не только исчезает определённое направление, вообще исчезает движение как таковое. И Эйнштейн об этом прекрасно знает, поскольку использует в своих рассуждениях такое понятие, как «импульс отдачи». Если мы продолжим рассуждения Эйнштейна и примем количество векторов за суммарную энергию точки – кванта, то следую принципу «действия = противодействия» придём к абсурдному выводу, - точка, не меняя своего положения должна постоянно генерировать энергию.

«Особая точка» Эйнштейна, как бы мы её не рассматривали, не имеет никакой физической сущности, - не то, что массы, но и движения, тем более колебательного. Если мы попытаемся нарисовать «квант Эйнштейна», то у нас получится картина, которую часто рисуют дети: солнышко с расходящимися во все стороны лучами света. Такое представление о фотоне выглядит не иначе, как по-детски наивным.

К выводу о ненужности эфира Эйнштейн пришёл, в частности, на основании интерференционных опытов Майкельсона – Морли. Опыты указывали на отсутствие эфирного ветра при движении Земли по орбите. Эфир, согласно результатам опыта, увлекался Землёй, - либо полностью, либо частично. Свет при этом, независимо от направления движения Земли, сохранял одну и ту же скорость. Идея о неизменности скорости движения света, независимо от скорости движения источника или приёмника света, легла в основу специальной теории относительности. При этом свет у Эйнштейна в вакууме имел всегда одну и ту же скорость.

Здесь уместно задать встречный вопрос: а почему, собственно говоря, эфир должен обувать Землю при её движении, создавая тем самым эфирный ветер? Ведь с таким же правом мы можем предположить, что и воздух может обдувать Землю. Встречный воздух при движении Земли по орбите в этом случае должен обдувать Землю по бокам, а сзади должен образовываться своеобразный шлейф в виде завихрений, подобно тому, как мы видим у летящей пули. С той разницей, что на шлейф от движения Земли по орбите будут накладываться завихрения от вращения Земли вокруг оси. Но этого не происходит, воздух как бы вморожен в атмосферу Земли. И если причиной «вмороженности» являются силы тяжести или силы магнитного поля, тогда можно предположить, что и эфир так же подвержен действию этих сил. И не действию сил самих по себе, а действию частиц материи, которые являются источником действия сил. Действие этих частиц материи направлено к центру Земли, этим действием молекулы воздуха удерживаются в атмосфере Земли и не разлетаются в космическое пространство. Эфир, заполняющий пространство между частицами полей и молекулами воздуха в таком случае «вморожен» в это отведённое ему пространство и только там он может двигаться, никак не испытывая на себе движение Земли.

Сама идея рассматривать эфир как нечто обособленное в виде жёсткой кристаллической решётки не имеет никакого основания. Эфир учёными всегда воспринимался как чрезвычайно разреженная, упругая и подвижная субстанция. Тем более представляется неуместным использовать «покоящийся» эфир, как это сделал Эйнштейн, в качестве неподвижной системы координат, относительно которой можно рассматривать происходящие физические процессы. Ясное дело, что такая «система координат», преподносимая в виде «застывшего» или «замороженного» эфирного пространства, никак не влияет на происходящие процессы, а значит она и не нужна. На основании, в том числе и подобных рассуждений Эйнштейн делает вывод: «Отсюда следует, что удовлетворительную теорию можно получить, только отказываясь от теории эфира. Тогда электромагнитные поля, составляющие свет, будут уже не состояниями гипотетической среды, но самостоятельными образованиями, которые испускаются источниками света, совсем как в теории истечения Ньютона. Как и в этой теории, свободное от весомой материи пространство, не пронизываемое излучениями, мы должны считать действительно пустым». Эйнштейн к своим взглядам, как это видно, присовокупил, как он считает, взгляды Ньютона. На самом деле взгляды Ньютона кардинально отличаются от того, о чём говорит Эйнштейн. Подобное искажение взглядов Ньютона можно объяснить только тем, что Эйнштейн не был знаком в достаточной степени с первоисточником.

Исходя из механических представлений, взгляды релятивистов невозможно назвать научными, поскольку физические процессы отображаются искусственно созданным математическим аппаратом и лишёнными логики абстрактными построениями. Но, как говорится, «мы имеем то, что имеем». А имеем, благодаря Эйнштейну, ничем не обоснованные постулаты, возведённые в ранг физической теории.

«Эфир общей теории относительности есть среда, сама по себе лишенная всех механических и кинематических свойств, но в то же время определяющая механические (и электромагнитные) процессы; этот эфир нельзя представить себе состоящим из прослеживаемых во времени частей, таким свойством обладает только весомая материя; точно так же к нему нельзя применять понятие движения». Такова философия Эйнштейна. Но эта философия, как бы мы её не рассматривали, лишена физического содержания и элементарного смысла.

Многие теоретики и математики удовлетворились постулатами Эйнштейна и математическим формализмом, но о чём говорит, например, формула, выражающая напряжённость электрического поля, согласно которой напряжённость поля прямо пропорциональна силе и обратно пропорциональна заряду, помещённому в это поле? Разве только о том, что напряжённость поля и есть сила, действующая на заряд. Но что представляет собой заряд? Какой агент несёт и создаёт электрическую силу? Как бы мы не интерпретировали эту формулу, мы не найдём в ней каких-либо движущихся частиц материи, обладающих массой и скоростью. Остаётся догадываться, откуда поле приобрело силу, либо искать ответ в метафизике и говорить, что сила эта есть дар божий.

Глава 13

Критика механики Ньютона

Принципиальные положения механики Ньютон облёк в рамки законов и определений.

Законы и определения однозначны, к ним нельзя что-либо добавить или что-либо отнять от них, не исказив их смысл. Но и здесь попытки расшатать фундамент классической физики не прекращались и не прекращаются ни на минуту.

Можно провести небольшой сравнительный анализ того, как преобразили последующие поколения физиков и математиков законы и определения Ньютона и как эти нововведения отразились на интерпретации основных положений классической механики.

1 определение Ньютона.

«Количество материи (масса) есть мера таковой, устанавливаемая пропорционально плотности и объёму её».

Масса определяется по весу тела.

В современном изложении понятие «количество материи» к понятию «масса» отношения не имеет, а само понятие «масса» трактуется в зависимости от рассмотрения того или иного явления. В результате появилась масса пассивная, активная, инертная, релятивистская, положительная, отрицательная, нулевая, мнимая, продольная, поперечная, покоящаяся и т. д.

Неудовлетворённость «ньютоновым» определением массы в своё время высказал Э. Мах. Он сделал следующее заключение: «Действительное определение массы можно дать только исходя из динамических отношений между телами». Исходя из этих слов, необходимо создать некое специальное механическое устройство, с помощью которого в процессе движения двух тел – эталонного и исследуемого, мы должны определить массу исследуемого тела. При этом для установления массы необходимо, по всей вероятности, создать специальные условия, исключающие воздействие окружающей среды, в том числе магнитных полей, в том числе и магнитного поля Земли, и эфира, если он есть и если он материален. То есть это должен быть некий «эталонный механизм» по определению массы, создать который практически невозможно, но который должен быть в каждой лаборатории. Возможно, в будущем, будет предложен подобный механизм, но пока этого «механизма» нет, определение массы по Маху не более чем фикция.

«Массе», как элементарному физическому свойству, в современной литературе уделено чрезвычайно много внимания, но наши познания в этом вопросе не только не продвинулись вперёд, но и дали «задний ход». Макс Джеммер, изучая проблемы с определением понятия «масса», в конце своей известной книги приходит к неутешительному, но справедливому выводу: «Несмотря на совместные усилия физиков и философов, математиков и логиков, не достигнуто никакого окончательного прояснения понятия массы.

Современный физик с полным правом может гордиться своими эффектными достижениями в науке и технике. Однако он всегда должен сознавать, что фундамент его впечатляющего здания, основные понятия его науки, как, например, понятие массы, опутаны серьезными неопределенностями и приводящими в смущение трудностями, которые до сих пор еще не преодолены».

2 определение Ньютона.

«Количество движения есть мера такового, устанавливаемая пропорционально скорости и массе».

«Количество движения» - измеряемая величина, фактически это нереализованная движущая сила – momentum. Сила принадлежит исключительно движущемуся телу. При равных скоростях тело, обладающее в два раза большей массой, обладает в два раза большей силой. Если при этом скорость тела с удвоенной массой увеличилась в два раза, то количество движения возрастёт в четыре раза.

Понятие «количество движения» в современной физике не является столь однозначным, как у Ньютона. Прежде всего, недоумение вызывает разделение меры движения на «скалярную» и «векторную». Отличие скаляра от вектора заключается в том, что скаляр имеет только числовое значение, в то время как вектор имеет и числовое значение и направление. Насколько правомерно подобное разделение меры движения непонятно. Ведь Ньютон, предварительно дав определение количеству движения и приложенной силе, во втором законе ясно говорит: «изменение количества движения пропорционально приложенной движущей силе и происходит по направлению той прямой, по которой эта сила действует», то есть о скалярной мере не упоминается, движение всегда имеет направление. Сложение или вычитание действующих на тело сил Ньютон изложил в «следствиях» и подчиняются эти математические действия правилу параллелограмма.

Простая формула в виде произведения массы на скорость современной физикой рассматривается как импульс и именуется векторной мерой движения. Скалярная мера движения выражается произведением массы на квадрат скорости и называется «кинетической энергией». Движение как таковое есть, а направление этого движения отсутствует. Ответить на простой вопрос «что и куда движется» невозможно.

Вопрос о правомерности введения в науку понятия «энергия» и её количественной характеристики будет рассмотрен ниже в главе, посвящённой Лейбницу.

Ещё более сложный вид рассматриваемые понятия имеют в квантовой и релятивистской механике. Здесь возникла необходимость во введении «трёхмерного» и «четырёхмерного» импульса, тензора энергии-импульса и многих сопутствующих математических понятий. При этом рассматривается импульс системы не взаимодействующих точек, что является необъяснимым с точки зрения классической механики. Ведь согласно классической механике сила не может существовать без движущегося тела и передаётся только в результате контакта.

Негативную реакцию в своё время вызвало предложение В. Оствальда свести всю физику к учению об энергии. Как ни парадоксально, но такой подход, когда материальные частицы и материальный эфир в силу их прямой не наблюдаемости перестали быть главными объектами в теориях, имеет место и сейчас. Ясный физический смысл, заложенный Ньютоном в определения и законы, во многих теориях растворяется в математических формулах, ну а введение релятивистских формул, где скорость света выступает в качестве постоянной и предельной величины, просто сводит на нет законы механики. И не потому, что скорость света сама по себе огромна, а потому, что формулы вводят ограничения, не свойственные механике в целом и наделяют скорость света магическим постоянством.

3 определение Ньютона.

«Врождённая сила материи есть присущая ей способность сопротивления, по которой всякое отдельно взятое тело, поскольку оно предоставлено самому себе, удерживает своё состояние покоя или равномерного прямолинейного движения».

Ньютон называет врождённую силу «силой инерции». Проявление этой силы двояко: как сопротивление и как напор. С одной стороны покоящееся тело оказывает сопротивление движущемуся телу, с другой – движущееся тело стремится изменить состояние покоя сопротивляющегося тела. В обоих случаях действует одна и та же сила – сила инерции, этой силой тела наделены изначально.

Сила – это масса и скорость, это их произведение. Если силу движущегося тела можно определить по его массе и скорости, то сила инерции представляет собой внутриатомное или внутримолекулярное движение частиц. Ньютон об этом прямо не говорит, но необходимо ещё раз сказать, что, согласно воззрениям Ньютона, сцепление мельчайших частиц материи и образование тем самым весомых тел происходит за счёт движения этих частиц. Ньютон не говорит, какие именно движения производит покоящееся тело, но он говорит, что: «не всегда находится в покое то, что таковым простому взгляду представляется».

В современной физике значение силы инерции, как врождённого свойства тел, утратило однозначность. Это уже многозначное понятие, в котором наравне с силой инерции Ньютона фигурируют силы инерции Даламбера и Эйлера. Если сила инерции Ньютона принадлежит реальному телу, то силы инерции Эйлера телу уже не принадлежат. Поскольку нет «носителя» силы, то, разумеется, такие силы «фиктивны». Подобных сил априори не может существовать в природе, но физики уверяют, что они есть. К фиктивным силам относят, например, силу Кориолиса. Подобные силы, по мнению физиков, возникают тогда, когда одна система отсчёта вращается или движется с ускорением относительно другой системы отсчёта. При этом не указываются ни причины вращения, ни причины ускорения, которые априори не могут быть нематериальными.

«Фиктивные силы инерции» физики называют просто «силами инерции», указывая при этом, что эти силы обусловлены не взаимодействием тел, а «свойствами» самих неинерциальных систем отсчёта. «Свойства» эти довольно туманны, а точней - их вообще нет, ели не брать в расчёт «непроницаемость» Лейбница – Эйлера.

В неинерциальных системах отсчёта законы Ньютона не выполняются и на фиктивные силы инерции законы Ньютона не распространяются.

Всевозможными заключениями, искажающими изначальный смысл силы инерции Ньютона, пестрят буквально все учебники физики. Постулируется, что:

- на силы инерции законы Ньютона не распространяются;

- силы инерции не подчиняются закону действия и противодействия;

- движение тела под действием сил инерции аналогично движению во внешнем силовом поле, и т. д.

Эйнштейн вообще свёл силы инерции к математическому полю и делает крайне необоснованное и невразумительное заключение: «С тех пор как выяснилось, что движущийся электрический заряд создает магнитное поле, энергия которого явилась аналогом инерции, природа инерции стала также сводиться к полю, локализованному в эфире». То есть, по Эйнштейну энергия магнитного поля – это своего рода инерция тела, точней – заряда, сосредоточенная в некоем поле, которое, в свою очередь, сосредоточено (локализовано) в некоторой области пространства – эфире, который, в свою очередь, нематериален и не имеет движения. Эйнштейн рассматривает инерцию тела не как его незыблемое свойство, а как нечто самостоятельное, появляющееся в процессе движения тела и существующее отдельно от него. Подобные рассуждения абсурдны.

О. Д. Хвольсон, развивая идеи теории относительности, постулирует о том, что: «инерция вызывается совокупностью космических масс и зависит исключительно только от покоя или движения тел относительно этих далеких масс».

И. Е. Иродову и вовсе силы инерции не нужны. «Эти силы,- пишет он, - существуют только в неинерциальных системах…, в инерциальных системах отсчёта сил инерции вообще нет». («Основные законы механики» 1978г.).

Подобные интерпретации сил инерции мало того, что абсурдны, они исходят со страниц учебников по физике. Они не просто запутывают смысл основных понятий физики, они наносят вред познавательному процессу в целом. Остаётся задать физикам вопрос: существуют ли вообще неинерциальные системы? Постулирование этих систем явилось следствием незнания причины вращения Земли и подобных вращательных движений, а так же введением сил Кориолиса, причина которых так же не названа. Может, вместо того, чтобы выдумывать системы, в которых не выполняются законы Ньютона, направить усилия на поиск реальных, а не фиктивных сил?

4 определение Ньютона.

«Приложенная сила есть действие, производимое над телом, чтобы изменить его состояние покоя или равномерного прямолинейного движения».

В пояснении Ньютон указывает, что сила может происходить только при непосредственном взаимодействии тел: «от удара, от давления, от центростремительной силы». Ясно, что в результате приложенной силы некоторая часть количества движения передаётся от одного тела к другому. Количество движения «состоит» из скорости и массы, соответственно приложенная сила может передать от одного тела другому исключительно скорость или массу. При взаимодействии макротел масса, как мы знаем, не передаётся от одного тела другому. Но должно ли это означать, что и частицы микромира ведут себя подобным образом? Ведь взаимопревращения частиц, как твёрдо установленный факт, прямо указывают на процессы, связанные с переходом массы от одной частицы к другой.

Современная физика классическое понятие силы, например, в механике микромира вообще не рассматривает. Вместо этого физики используют такое понятие, как «обменное взаимодействие виртуальными частицами». Сила при этом уже не является «приложенной», поскольку нет контактирующих тел. К тому же обменные частицы, согласно новым теориям, могут вообще не иметь массы, что лишает смысла такие понятия, как «количество движения» и «приложенная сила».

Для объяснения природы электричества и магнетизма используются «силовые поля», но эти поля лишены материи. Силы, которые проявляют поля, вернее частицы полей, есть, но сам механизм действия сил и источник этого механизма отсутствуют. И.Е. Тамм, например, в «Основах теории электричества» пишет: «Силовые линии являются лишь вспомогательным понятием, а не какими-либо материальными образованиями, отдельные элементы которых можно было бы индивидуализировать». Разумеется, такой подход к объяснению физических явлений не может не вызвать недоумения, но и другого подхода современная физика не знает.

В современной механике макромира действие силы тяжести (притяжения, гравитации) так же происходит без контактирующих тел. Гравитация, согласно общей теории относительности, обусловлена действием масс на расстоянии посредством гравитационного поля, которое в свою очередь зависит от кривизны пространства. Физическая природа подобного «поля» не воспроизведена, и каким образом пространство может искривляться и тем самым производить действие, остаётся только догадываться. При этом считается, что, поскольку силы инерции и силы тяжести эквивалентны, то силы тяжести также фиктивны, как и силы инерции.

Исходя из законов классической механики, подобные представления вообще лишены смысла и вопрос заключается только в том, чтобы найти реальные тела – частицы полей, ответственные за проявление «фиктивных» сил инерции и сил тяжести. При этом, разумеется, необходимо определить форму движения этих частиц и их структуру.

Вопросы, связанные с действием силы тяжести и магнитной силы Ньютон осветил в 5-8 определениях. Сила эта, в отличие от приложенной силы, всегда имеет одно и то же направление, она центростремительная. По определению 5: «Центростремительная сила есть та, с которою тела к некоторой точке, как к центру, отовсюду притягиваются, гонятся или как бы то ни было стремятся». Другое отличие заключается в том, что центростремительная сила имеет постоянный характер действия. Третье отличие заключается в количественном выражении силы, поскольку центростремительная сила подпадает под действие закона обратных квадратов. Это означает, что по мере приближения к центру источника силы происходит постоянное ускорение движущего тела, но это не должно означать, что ускорение вызывается не механическими причинами.

Для иллюстрации действия этого закона Ньютон приводит пример: «Так, напр., в тех областях пространства, где ускоряющая сила тяжести вдвое меньше, вес массы вдвое или втрое меньшей будет вчетверо или вшестеро меньше, нежели близ поверхности Земли».

При этом Ньютон различает в центростремительной силе три рода величин: абсолютную, ускорительную и движущую.

«Абсолютная величина центростремительной силы есть мера большей или меньшей мощности самого источника её распространения из центра в окружающее его пространство». То есть это общая величина силы, которой обладает, например, данный магнит.

«Ускорительная величина центростремительной силы есть мера, пропорциональная той скорости, которую она производит в течение времени». В современной терминологии ускорительную величину центростремительной силы можно рассматривать как напряжённость поля на внесённое в это поле тело, тот же заряд.

«Движущая величина центростремительной силы есть её мера, пропорциональная количеству движения, которое ею производится в течение данного времени».

Если обратить внимание, то разница между приложенной и центростремительной силой заключается, прежде всего, в том, что приложенная сила есть «одноразовое», если можно так сказать, действие. По прекращении действия, например, после удара сила в ударяющем теле не остаётся. Центростремительная сила напротив, оказав действие на одно тело, силы свои не исчерпала и готова в любой момент времени проявить своё действие вновь и вновь в том же самом месте.

О причине возникновения центростремительной силы Ньютон не говорит: «Эти понятия должно рассматривать как математические, ибо я ещё не обсуждаю физических причин и места нахождения сил». Здесь необходимо подчеркнуть, что Ньютон, случайно или нет, объединил силу тяжести и силу магнита в одном определении, и что центростремительная сила исходит из центра тела в окружающее пространство, а не приходит к центру извне.

Поиск физических причин происхождения сил, на отсутствие которых указывает Ньютон, как и отыскание причин любых других природных явлений, является одной из основных, если не основной задачей физики.

Глава 14

Этот умник Эйлер

Необходимо отметить, что «механика» и «оптика» Ньютона претерпели наибольшие изменения в трудах людей с ярко выраженными математическими способностями и вместе с тем наделённые каким-то необъяснимым абстрактно – мифическим воображением.

В качестве примера можно рассмотреть воззрения Л. Эйлера по тем принципиальным вопросам, которые и до сегодняшнего дня не нашли удовлетворительного объяснения.

Рассуждения Эйлера по этим вопросам примечательны тем, что в них закладывался фундамент дальнейших заблуждений его последователей. При этом помимо закладки зыбкого фундамента основополагающих вопросов физики Эйлер прямо противопоставляет свои взгляды существовавшим на тот момент воззрениям других учёных, - Ньютону и Лейбницу. «Монадология» Лейбница в начале 18 века наделала «много шума из ничего», об этом мы поговорим ниже. Сейчас же давайте попробуем определить сущность взглядов Эйлера и причины, побудившие его преподнести свои взгляды, а вместе с ними и себя самого, как учёного и как человека.

Как пишут историки, Эйлер отличался необычайной работоспособностью в написании своих работ. Почитатели творчества Эйлера до сих пор пребывают в ожидании издания его многотомных сочинений по физике и математике. В чём причина задержки неизвестно, вполне возможно, что она связана с характером самих работ, прочтение которых может произвести обратный эффект, не соответствующий ожиданиям.

Судя по тем работам, которые переведены на русский язык, Эйлер высказал своё мнение по большому кругу вопросов, относящихся к физике. Но, что весьма странно, в его работах нет той путеводной нити, которая влекла бы в его представленный физический мир.

При этом, противопоставляя свои взгляды Ньютону и Лейбницу, Эйлер во многих положениях физики непостижимым образом отталкивает принципиального читателя от своих работ непоколебимой верой в величие и завершённость собственных построений, и в тоже время притягивает своей манерой оставлять некую недосказанность. Складывается впечатление, что при чтении работ Эйлера ускользает нечто важное, хочется это важное найти и разобраться, - вдруг там действительно кроется нечто особенное. Когда же позиция Эйлера проясняется, то возникает недоумение, так и хочется спросить: и это всё?

Эйлер и сам понимает, что его познания по тем или иным вопросам ограничены. Он, например, касаясь принципа притяжения, пишет: «Предпочтительно думать, что то, что называют притяжением, — есть сила, заключенная в тончайшей материи, заполняющей все небесное пространство. Однако нам ничего не известно о том, как она действует на тела. Остается смириться с тем, что приходится признавать свое невежество и в других важных вопросах». Эти слова адресованы Немецкой принцессе, много писем которой Эйлер написал, и на которые мы будем ссылаться. Но, спрашивается, - зачем порождать бесплодные рассуждения? Для того, что бы признаться в своём невежестве именно в этом одном вопросе и показать своё полное превосходство в других, не менее важных вопросах? Именно на такую мысль наводят письма Эйлера.

Эйлер сознательно или нет, но делает свои рассуждения запутанными и тягучими, до крайности противоречивыми. В то же время, стоит понять Эйлера, уловить ход его мыслей, как впечатление неопределённости рассеивается. Становится ясно, что Эйлер и сам не понимает того, о чём говорит, что у него лишь преобладает желание высказаться, заявить о себе. Он не может позволить себе в глазах принцессы прослыть посредственностью, его знания и начитанность не позволяют ему быть ниже, кого бы то ни было. И он высказывается, пускается в самые пространные рассуждения в надежде представить свои доводы как можно убедительнее, не понимая того, что лишь обволакивает истину туманной пеленой. Эйлер не понимает элементарного, что его попытки преподнести себя достойным образом принцессе могут произвести у дотошного читателя обратную реакцию, вызвать вместо восторженных возгласов снисходительную улыбку.

Надо полагать, математические работы Эйлера отличаются строгостью и знанием предмета, тем качествам, которые соответствуют гению. Об этом пусть скажут математики, но естественнонаучные и философские взгляды Эйлера явно не соответствуют той высоте, на которую претендовал автор писем, и на которую его пытаются вознести. Может быть, и не надо было подвергать анализу воззрения Эйлера, если бы не то, что он не только покушается на единоличное владение истиной, но и принижает гений тех, кто этого действительно заслуживает.

В своей работе «Теория движения твёрдых тел» Эйлер, принципиально отвергнувший гений Ньютона, даёт такое определение его «силе инерции», верней, тому, что он под этим понимает: «То свойство тел, в котором заключается причина сохранения ими своего состояния, называется инерцией, иногда также силой инерции».

В пояснении к этому определению Л. Эйлер пишет следующее: «Иногда применяют выражение «сила инерции», так как сила есть нечто, противодействующее изменению состояния. Но если под силой понимать какую-то причину, изменяющую состояние тела, то здесь её нужно понимать совсем не в этом смысле: проявление инерции в высшей степени отлично от того, какое свойственно, как это будет показано ниже, обычным силам. Поэтому для избежания какой-либо путаницы на этой почве мы опустим слово «сила» и будем рассматриваемое свойство тел называть просто инерцией».

Итак, - у Эйлера имеется некое свойство тел сохранять своё «состояние», это и есть инерция, не «сила инерции», а просто «инерция». Сила – это нечто другое, не относящееся к инерции. Эйлер пишет: «Итак, ясно, что инерция — это количественная мера, тождественная количеству материи в теле. И поскольку количество материи в теле называют его массой, то, следовательно, мера инерции будет мерой массы».

Здесь нужно отметить, что историки сходятся в том мнении, что «сила инерции» у Эйлера - не сила, а просто «инерция». Но более они не говорят, они не говорят, что представляет собой «свойство тел» и как оно влияет на «состояние». Они не дают объяснений такому странному отделению «силы» от «инерции». Но, если инерция не сила, тогда что это?

Если Ньютон прямо говорит, что сила инерции всегда пропорциональна массе, то Эйлер ассоциирует массу с инерцией. По Эйлеру: «Массой тела, или количеством материи, называется величина заключённой в теле инерции, вследствие которой тело стремиться сохранить своё состояние и противодействовать всякому его изменению». По Эйлеру, чем больше масса, чем больше инерция, и, надо полагать, тем лучше тело сохраняет своё «состояние». Но какое это «состояние»?

Ответ на эти вопросы Эйлер дал в 74 - 77 «Письмах к немецкой принцессе».

Здесь Эйлер поясняет, что: «находиться в одном и том же состоянии означает не что иное, как сохранять либо неподвижность, либо неизменный характер движения». То есть, находиться в каком-то состоянии, значит проявлять силы инерции Ньютона. Но, при этом «состояние тела» вовсе не означает, что это сила инерции Ньютона, состояние - это нечто противоположное силе инерции, верней, - противоположное просто силе, инерция же это количество материи. «Здесь я должен отметить,- пишет Эйлер, - что было бы неуместным называть «силой» способность тел сохранять одно и то же состояние. Ибо если понимать под словом «сила» все, что способно изменить состояние тела, то стремление пребывать в одном и том же состоянии является свойством, скорее противоположным силе. Поэтому я полагаю, что инерцию, которая и является этим свойством, ошибочно было бы рассматривать как силу (как это делают некоторые ученые) и называть ее силой инерции». Инерция – это не сила, это способность сохранять состояние, а «силой обозначает все, что способно изменить состояние тел». Но в чём суть этой «способности» влиять на «состояние»? Разумеется, у Эйлера, если он взялся открыть глаза немецкой принцессе, ответ есть, но он не будет самим собой, ели так просто об этом скажет.

Эйлер приводит неоспоримые, как ему кажется, доводы в пользу своего, прямо-таки грандиозного вывода. При этом он пускается в изумительные по красоте высоконаучные рассуждения. Он пишет: «Таким образом, весь вопрос сводится к следующему: существуют ли силы, изменяющие состояние тел, сами по себе, образуя особый вид сущностей, или же они заключены в самих телах? Последнее мнение на первый взгляд кажется довольно странным: ибо если все тела способны сохранять свое состояние, то возможно ли, чтобы они в то же время таили в себе силы, стремящиеся это состояние изменить. Взвесив все эти трудности, В. В. уже не будет удивляться тому, что источник сил во все времена был камнем преткновения для всех философов. Все рассматривали его как величайшую тайну природы, которая навсегда останется скрытой от вторжения смертных. Однако я надеюсь представить В. В. столь ясное объяснение этой мнимой тайны, что все трудности, которые до сих пор казались непреодолимыми, совершенно исчезнут. Итак, я утверждаю, хотя это заявление и покажется очень странным, что то же самое свойство тел, благодаря которому они стремятся сохранить свое прежнее состояние, способно породить силы, вызывающие изменение состояния других тел».

Можно было бы подумать, что сейчас Эйлер, продолжая развивать свои прежние мысли о том, что: «То свойство тел, в котором заключается причина сохранения ими своего состояния, называется инерцией, иногда также силой инерции»,- скажет, наконец, каким образом осуществляется связь между инерцией, массой и способностью порождать силы, но нет.

Эйлер детально объясняет немецкой принцессе, что такое непроницаемость тел, поскольку, по его мнению, именно «непроницаемость» является источником сил, заключённых в материальном теле. Он пишет: «так как непроницаемость таит в себе возможность взаимного проникновения тел друг в друга, то каждое тело сопротивляется всякому проникновению, даже если бы оно происходило в самых малых его частях. Таким образом, сопротивление проникновению — это не что иное, как проявление сил, необходимых для того, чтобы не допустить проникновения. Следовательно, всякий раз, когда два или множество тел не сохраняют свое состояние без взаимного проникновения, тогда их непроницаемость всегда порождает силы, нужные для изменения их состояния, поскольку требуется, чтобы не происходило никакого проникновения».

И здесь Эйлер делает ошеломительный вывод:

«Итак, именно непроницаемость тел и является истинным источником сил, которые постоянно изменяют состояние тел в этом мире: вот истинная разгадка великой тайны, которая так мучила философов».

Таков Вывод Эйлера: силы рождает непроницаемость.

В письме №78 Эйлер закрепляет свои позиции, приводя «убедительные» аргументы. Он пишет: «Хотя непроницаемость порождает эти силы, нельзя сказать, что она наделена какой-то определенной силой; скорее, она способна развить всякого рода силы, как большие, так и малые, требуемые обстоятельствами. Сама же она является поистине неисчерпаемым источником этих сил. Пока тела обладают непроницаемостью, этот источник не может иссякнуть: необходимо, чтобы силы эти возникали, иначе произойдет взаимное проникновение тел, что противно природе.

Следует также отметить, что эти силы не имеют своим источником непроницаемость одного только тела; они порождаются непроницаемостью всех тел, вместе взятых. Если хотя бы одно из двух тел оказалось бы проницаемым, могло бы произойти проникновение, и, следовательно, отпала бы необходимость в силе, вызывающей изменения состояния тел.

Таким образом, когда два тела сталкиваются так, что оба не могут оставаться в прежнем состоянии, не проникнув одно в другое, то непроницаемость как того, так и другого противодействует их взаимному проникновению, и из этих совокупных усилий зарождается сила, необходимая, чтобы предотвратить проникновение. В таком случае говорят, что эти два тела воздействуют одно на другое и что сила, порожденная их непроницаемостью, осуществляет действие, оказываемое ими друг на друга. Эта сила действует на оба тела одновременно: так как они стремятся проникнуть друг в друга, она отталкивает оба и тем самым предупреждает взаимное проникновение».

Таких научных выводов современная физика сторонится. Наверное, потому, что не может дать ясное определение «непроницаемости», и тем более тому, как непроницаемость порождает силы. Поэтому последователи Эйлера преподносят нам его «инерцию» практически в том же виде, в каком её сформулировал автор, - это всё то же «свойство тел». Да и «инертная масса» остаётся всё той же, - «мерой инертности», не более. Ну а силу. поскольку ей не нашли места, перевели в разряд фиктивных сил, появляющихся в нужном месте самостоятельно безо всяких причин. Остаётся нам радоваться вместе с Эйлером, что величайшая тайна всех времён и народов раскрыта, да призвать учёных дать объяснение, как именно «непроницаемость» является вместилищем сил, как эти силы действуют, и по какому принципу, и куда они направлены в тот, или иной миг. А то того и гляди, подойдёшь ночью к забору, а оттуда «непроницаемость» попрёт со всей своей силой, или, страшно подумать, силой затащит куда не надо, точно так, как засасывает чёрная дыра постояльцев Вселенной.

Рассуждения Эйлера читать утомительно и скучно, но для полного прояснения основных положений физики необходимо, и в познавательном плане полезно. Тем более, что «физика» Эйлера оказала и продолжает оказывать влияние на материалистические концепции отдельных представителей этой древнейшей области знаний.

Нужно сказать, что «непроницаемость» тел Эйлера невозможно ассоциировать ни с чем иным, кроме, как с материей тел. К тому же Эйлер, как это видно из его общих рассуждений, является убеждённым сторонником материалистических позиций. Но в его взглядах недостаёт второго звена материализма – движения этой самой материи. Он не осознаёт, что силы сами по себе не могут рождаться, что сила является результатом движущегося тела, что даже покоящееся тело, на что указывал Ньютон, таким только кажется. Эйлер рассматривает в своих рассуждениях материю без движения, а движение без причины - отсюда его пространные рассуждения и необоснованные выводы. То, что он находит убедительными аргументами, на самом деле оказывается элементарной фикцией, выведенной из необузданной фантазии.

Эти слова справедливы и в тех случаях, когда Эйлер выдвигает теории света, цвета, электричества или магнетизма.

На тот момент, когда Эйлер писал «письма немецкой принцессе», в 1760 – 1761 годах, общепринятой теорией являлась теория истечения Ньютона. Во всяком случае, у этой теории было больше сторонников. Его оппоненты в лице Декарта, Гука и Гюйгенса в своё время высказались в пользу волновой теории, но вопрос о природе света по большому счёту оставался открытым. Ньютон прекрасно понимал, что теория истечения не проясняет причину волновых свойств лучей света, предлагал возможные пути решения этой проблемы, Х. Гюйгенс отмечал несовершенство волновой теории.

Эйлер с полной уверенностью в справедливости волновой теории встал на её защиту. Что может лучше убедить читателя в этом случае, чем обилие аргументов? Эйлер их предоставляет в достаточном количестве, чтобы отпали всякие сомнения. Попутно он и Ньютона обвиняет во всех грехах, что принесла с собой неправильная, по его мнению, теория истечения.

Надо сказать, что аргументы против теории истечения не безосновательны. Так, сравнивая Солнце, испускающее лучи света, с фонтаном, Эйлер задаётся справедливым вопросом, - почему Солнце не истощается? Он пишет: «Нет сомнения, что фонтан, разбрасывающий во все стороны струи воды, иссякнет тем быстрее, чем больше скорость истечения воды, и, следовательно, необычайная скорость движения лучей должна была бы вызвать истощение в скором времени субстанции материи Солнца. Можно полагать частицы, из которых состоят лучи, сколь угодно малыми, это не спасет положения: теория по-прежнему будет противоречить здравому смыслу».

Аргументы Эйлера кажутся справедливыми и тогда, когда он делает замечание относительно необходимого нарушения траектории лучей света, идущих от Солнца и от далёких звёзд. По его мнению, все лучи от всех звёзд, проходящие через одну точку должны препятствовать друг другу, точно так, как сталкивающиеся струи воды нарушают своё движение.

Ещё одно доказательство против теории истечения заключает в себе искажение взглядов Ньютона. Основывается оно на том, что Ньютон, будто бы предполагал небесное пространство пустым, таким, чтобы материя пространства не препятствовала движению планет. Это не соответствует действительности. Ньютон действительно в вопросе «правильного» движения планет не допускает наличия в пространстве «плотной» материи, но он не исключает наличие в пространстве «тонкой» материи и испарений. В 18 письме Эйлер пишет: «Однако известно, что, если какое-либо тело движется через воздух, оно встречает некоторое противодействие. Отсюда Ньютон заключил, что какой бы тонкой ни была небесная субстанция, планеты не могут двигаться сквозь нее, не преодолевая некоторого сопротивления. Однако, говорил Ньютон, это движение совершается без всякого противодействия, а, следовательно, необъятное небесное пространство не содержит никакой материи. Там царит повсюду абсолютная пустота. В этом и заключается одно из основных положений теории Ньютона: просторы Вселенной не содержат в промежутках между небесными телами никакой материи. Если это так, то, следовательно, между Солнцем и нами или, во всяком случае, между Солнцем и атмосферой будет находиться абсолютно пустое пространство.

Но если пространство между Солнцем и Землей совершенно пустое, то невозможно, чтобы лучи доходили до нас путем передачи, подобно тому, как звук колокола, передаваемый по воздуху, достигает нашего слуха.

Если предполагать, что между небесными телами находится абсолютно пустое пространство, то ничего не остается другого, как принять теорию «истечения». Именно эти соображения побудили Ньютона утверждать, что Солнце, а также все светящиеся тела действительно испускают лучи и что эти лучи являются частью вещества этих тел, извергаемой с ужасающей силой».

Эйлеру, как и многим другим оппонентам Ньютона, следовало бы внимательной читать его работы. Напомним ещё раз, что Ньютон в вопросе движения планет, и оказания этому движению сопротивления материей не пришёл к однозначному выводу относительно свойств материальной среды. Поэтому он и задаётся вопросом о том: «что находится в местах, почти лишённых материи и почему Солнце и планеты тяготеют друг к другу, хотя между ними нет плотной материи».

При этом, рассматривая «пустое» пространство Ньютона, в котором распространяются материальные лучи света, Эйлер полагает, что лучи света будут оказывать большее сопротивление движению планет, чем эфир. Он по этому поводу замечает: «Поэтому небесные тела в своем движении будут встречать не пустоту, а материю световых лучей, находящуюся в состоянии крайнего возбуждения, которое будет нарушать движение тел в значительно большей степени, чем, если бы эта материя находилась в покое. Итак, Ньютон, опасаясь, как бы тончайшая материя, существование которой предположил Декарт, не помешала движению планет, был вынужден прибегнуть к весьма странному допущению, которое противоречило его собственному замыслу, поскольку в этом случае планеты в своем движении должны были бы встретить значительно большее противодействие. Таков печальный пример того, как человеческий разум, желая избежать какого-либо противоречия, часто приходит к еще более нелепым воззрениям». В конце этого замечания, как мы видим, Эйлер не упускает возможность лишний раз уколоть Ньютона.

Один из сильных аргументов Эйлера против теории истечения сводится к элементарной невозможности пройти частицам света через прозрачные, но в то же время плотные тела. Эйлер пишет: «Далее, рассматривая свойства прозрачных тел, через которые лучи проходят беспрепятственно и в любую сторону, последователи вышеизложенной теории вынуждены утверждать, что эти тела содержат поры, расположенные по прямым линиям, проходящим от каждой точки на поверхности во всех направлениях, ибо невозможно представить себе такую линию, по которой не мог бы двигаться солнечный луч, притом с такой непостижимой скоростью и даже не встречая никаких препятствий. Вот уж поистине тела, испещренные дырами, как решето, которые, однако, кажутся нам совершенно плотными».

Выделенный участок текста мы вспомним ниже при рассмотрении теории электричества и магнетизма в эйлеровской интерпретации.

Что же касается волновой теории света, то здесь Эйлер после Декарта и Гука практически ничего не добавил. Он исходит из простого декартовского соображения, что весь мир заполняет эфир, обладающий всеми качествами воздуха, - подвижностью, упругостью, сжимаемостью. Свет есть не что иное, как волны эфира, возбуждаемые в нём сотрясением светящегося тела. Точно так, как колокол сотрясает молекулы воздуха, в результате чего образуется звук, точно так и светящееся тело, например Солнце, сотрясает частицы прилегающего к нему эфира, в результате чего образуются волны эфира – света. Эйлер пишет: «Таким образом, представляется очевидным, что свет по отношению к эфиру — это то же самое, что звук по отношению к воздуху. Световые лучи есть не что иное, как сотрясения, или вибрации, передаваемые эфиром, подобно тому, как звук представляет собой сотрясение, или вибрации, передаваемые через воздух. Следовательно, от Солнца к нам не приходит ничего материального, точно так же, как ничего не отделяется от колокола, когда его звон достигает наших ушей».

Эйлер со свойственной ему привычкой убеждать своего слушателя в теории цвета так же приводит массу аргументов в пользу своей теории. Мы их рассматривать не будем.

Высказывая свои претензии к теории истечения, и приводя «неоспоримые» доказательства справедливости волновой теории Эйлер не упускает возможностями блеснуть своим гением в глазах немецкой принцессы. Но что может быть убедительнее в этом случае, чем принижение достоинств оппонента путём низвержения его «заблуждений»? Эйлер неоднократно преподносит своё превосходство, стремясь, по всей вероятности, закрепить в сознании принцессы мысль о своей исключительности. Его примеру в дальнейшем последуют многие другие противники теории истечения, ну а сейчас Эйлер, убеждённый в своей правоте напишет: «Полагаю, что все эти нелепости убедят В. В. в том, что принцип «истечения» не может ни в коем случае существовать в природе. В. В., без сомнения, очень удивится, узнав, что эта теория была придумана столь великим человеком (Ньютоном) и принята многими просвещенными философами. Однако уже Цицерон заметил, что нельзя придумать такой вздор, который философы не были бы способны отстоять. Что касается меня, то я в недостаточной степени философ, чтобы присоединиться к мнению Ньютона». Эйлер в своих выводах упускает одну деталь, что, то же самое, что он говорит в отношении Ньютона и его теории, более справедливо в отношении его самого.

В другом месте Эйлер замечает: «Ньютон был, бесспорно, один из величайших гениев, которые когда-либо существовали. Его глубокая ученость, его проникновение в самые скрытые, тайны природы будут всегда вызывать восхищение у нас и у наших потомков. Однако заблуждения этого великого человека должны учить нас смирению и заставить нас признать слабость человеческого разума, который, поднявшись на величайшую высоту, доступную человеку, тем не менее, зачастую подвергается опасности впасть в самую грубую ошибку».

Нет, разумеется, Эйлер не настолько глуп, чтобы оспаривать гений Ньютона. Просто подчёркивая гениальность Ньютона, и одновременно указывая на его ошибки, Эйлер становится равноправным участником научной дискуссии. Эйлер не говорит, что его познания и способности выше Ньютона, Эйлер лишь подчёркивает, что его воззрения на природу вещей по глубине не уступают воззрениям Ньютона, а в некоторых случаях воззрения Эйлера более точны и совершенны. Если бы Эйлер мог в дополнение ко всему объяснить корпускулярные свойства волны, ему бы цены не было, а в таком виде изложенная волновая теория с притязаниями на завершённость выставляет Эйлера в неприглядном виде.

Вообще, поверхностное рассмотрение принципиальных вопросов Эйлером поражает своей простотой. Его объяснение причины появления разных цветов у белого света так же банально просто. Простые цвета, по его мнению, отличаются друг от друга числом колебаний эфира в единицу времени. И в этом вопросе Эйлер использовал всего лишь одно свойство света для объяснения природы цвета в целом. Там же, где простота объяснений в недостаточной степени раскрывает природу физических явлений, Эйлер пускается на откровенные авантюры. Иначе его фантазии назвать нельзя. Для подтверждения этих слов давайте рассмотрим теории электричества и магнетизма в изложении Эйлера.

Но перед этим давайте вспомним одно выказывание Эйлера, в котором он с нескрываемой иронией относился к предположению о наличии в телах пор: «Вот уж поистине тела, испещренные дырами, как решето, которые, однако, кажутся нам совершенно плотными».

Рассматривая природу света, Эйлер не допускает существование в телах пор, через которые могли бы проходить частицы света. Но когда он пытается объяснить природу электричества, то не находит ничего лучшего, как наделить тела порами, в которых пребывает эфир, и который силой своего движения производит электрические эффекты. Для этого Эйлеру достаточно лишь того, чтобы эфир в одних порах был более вязок и плотней, а в других – менее. Там, где плотность и упругость эфира больше – это соответствует положительному электричеству, там, где менее – отрицательному. Естественное стремление эфира к выравниванию своего равновесия порождает электрические эффекты.

Логические построения Эйлера изобилуют стремлением дать правдоподобный ответ на многочисленные сопутствующие вопросы, и он практически добивается успеха, доказать ведь ошибочность взглядов Эйлера не кому. Не будет же принцесса разбираться, где фантазии начинаются, а где оканчиваются.

Но давайте дадим слово Эйлеру. В 140 - 143 письмах он пускается в такие пространные рассуждения, что для того, чтобы вникнуть в его теорию полностью, необходимо привести практически все основные высказывания Эйлера по этому поводу.

Эйлер пишет: «я осмелюсь утверждать далее, что все электрические явления — естественное следствие отсутствия равновесия эфира, так что всюду, где равновесие эфира нарушено, из этого должны проистекать электрические явления; иными словами, я утверждаю, что электричество — не что иное, как нарушение равновесия эфира.

Поэтому существуют, несомненно, поры, более замкнутые, мало сообщающиеся с другими, так что содержащийся в них эфир менее свободен и высвобождается оттуда лишь с большим трудом, даже если упругость его значительно больше, чем у эфира, находящегося в соседних порах. Напротив того, бывают поры достаточно открытые и свободно сообщающиеся с соседними. Ясно, что эфир, который находится в этих порах, не удерживается в них так прочно, как в предыдущем случае, и если он сжат сильнее или слабее, чем в соседних порах, то скоро придет в равновесие.
Чтобы различать эти две разновидности пор, я назову первые закрытыми, а вторые — открытыми.

Но так как поры всех веществ не являются ни совершенно закрытыми, ни совершенно открытыми, то всегда возможно нарушить равновесие эфира, содержащегося в порах, а когда это происходит по какой бы то ни было причине, то и равновесие не преминет восстановиться. Однако для восстановления потребуется сколько-то времени, и за это время должны произойти некоторые явления. В. В. вскоре увидит с большим удовлетворением, что эти явления — как раз те самые, что открываются нашим глазам в электрических опытах. Тогда В. В. согласится, что начала, на которых я основываю теорию электричества, очень просты и совершенно доказаны.

…предметы, которые с такой легкостью получают электричество путем передачи, — как раз те, у которых поры открыты; те же, что почти нечувствительны к электричеству, должны иметь поры, закрытые целиком или в значительной степени. Таким образом, именно из самих электрических явлений мы можем заключить, у каких предметов поры закрыты или открыты.

обычный воздух, которым мы дышим, имеет поры, почти полностью закрытые, так что эфир, который в них заключен, может выходить из них лишь с большим трудом и с такими же трудностями встречается, когда входит.

Другой основной класс — вещества с открытыми порами — включает в первую очередь воду и другие жидкости, природа которых полностью противоположна таковой воздуха; в этом причина того, что воздух, когда он становится влажным, полностью изменяет свои свойства в том, что относится к электричеству, поскольку тогда эфир может входить в него и выходить почти без всяких затруднений.

После этих разъяснений о различиях природы предметов в том, что относится к эфиру, который в них заключен, В. В. увидит с большим удовлетворением, как все электрические явления, на которые взирают как на чудеса, вполне естественно вытекают из этих различий. Все зависит от состояния эфира, проникшего в поры всех предметов, распыленного в них, — зависит в той мере, в какой он не имеет повсюду одну и ту же степень упругости, т. е. сжат в большей степени в одних телах, чем в других, так как в этом случае эфир, не находясь в равновесии, будет стремиться его восстановить.

Поэтому очень естественно, что эфир, когда он принужден проходить через поры воздуха, тоже должен получать от этого своего рода колебания; В. В. вспомнит, наверное, что, подобно тому, как колебания воздуха производят звук, точно так же колебания эфира суть причина света; поэтому каждый раз, когда эфир покидает один предмет, чтобы перейти в другой, его прохождение через воздух должно сопровождаться светом, который возникает то в виде искры, то в облике молнии, если количества достаточно значительны.

Существовать может двоякого рода электричество. Одно, когда эфир более упруг или более сжат, названо электричеством с плюсом, или положительным; другое, когда эфир менее упруг или более разрежен, названо электричеством с минусом, или отрицательным. Проявления того и другого почти одинаковы; между ними замечается лишь легкое различие, о котором я скажу позднее. В своем естественном состоянии тела не наэлектризованы, потому что упругость эфира стремится поддерживать его в равновесии. Лишь грубые воздействия нарушают равновесие эфира и делают предметы электрическими; и нужно, чтобы эти воздействия были направлены на предметы с закрытыми порами, чтобы равновесие, однажды нарушенное, не восстановилось тотчас же.

Это явление происходит, без сомнения, оттого, что равновесие эфира нарушено трением.

Поэтому будет правильно, если я начну с объяснения этого столь обычного опыта. Поры янтаря или сургуча — довольно закрытые, а поры сукна, которым натирают, — довольно открытые. Во время натирания поры того и другого сжимаются, и тем самым эфир, который в них содержится, приводится в состояние большей упругости. В соответствии с тем, что поры сукна способны к большему или же меньшему сжатию, чем таковые янтаря или сургуча, произойдет так, что какая-то часть эфира перейдет из сукна в янтарь или, наоборот, из янтаря в сукно. В первом случае янтарь станет электрическим «с плюсом», а во втором «с минусом»; поскольку его поры закрыты, это состояние сохранится в течение некоторого времени; сукно же, хотя оно и претерпело подобное же изменение, первым вернется к своему естественному состоянию.

В результате опытов, которые проделывались с сургучом, заключили, что его электричество — «с минусом», так что некоторая часть его эфира переходит при натирании в сукно. Отсюда В. В. поймет, как палочка сургуча лишается части своего эфира при трении о шерсть и что сургуч посредством этого становится электрическим.

Когда вместо предмета к ней подносят палец, чувствуют даже укол, причиненный быстрым вхождением эфира, а если к ней приближают лицо на некоторое расстояние, то чувствуют некое колебание воздуха, вызванное передвижением эфира. Иногда слышат также легкое потрескивание, несомненно, вызванное колебанием воздуха, через который с такою скоростью движется эфир.

В. В. поймет, наверное, из изложенного мною выше, что каждый электрический предмет должен быть окружен атмосферой; если он — электрический с плюсом, т. е. имеет положительное электричество, так что эфир в нем находится в слишком большом изобилии, то этот эфир окажется в нем более сжатым и более упругим, как это бывает в стеклянной трубке, когда ее натрут; тогда этот более упругий эфир переходит понемногу в частицы воздуха, которые его непосредственно касаются, а затем из них — в частицы более удаленные, вплоть до некоторого расстояния, что также создаст электрическую атмосферу вокруг трубки; в этой атмосфере эфир будет более сжат и, следовательно, более упруг, чем обычно.

Очевидно, что эта атмосфера, которая окружает электрические предметы, должна мало-помалу уменьшать их заряд, потому что в первом случае из воздуха в электрический предмет все время просачивается какое-то количество эфира, а во втором случае эфир выходит из электрического предмета, чтобы войти в воздух. Именно это является причиной того, что электрические тела, в конце концов, теряют свое электричество, и тем быстрее, чем более открыты поры воздуха. Во влажном воздухе, где поры очень открыты, все электричество исчезает почти мгновенно; однако в очень сухом воздухе оно сохраняется довольно долго.

Итак, главным образом именно электрическая атмосфера производит эти удивительные явления, когда мы видим, что электрические предметы попеременно то притягивают, то отталкивают маленькие легкие тела, такие как мелкие кусочки бумаги или металлические опилки, с которыми этот опыт получается лучше всего, потому что эти вещества имеют очень открытые поры.

Наконец, В. В. с легкостью убедится, что все, что я сказал выше об электричестве с плюсом, должно в равной мере иметь место и для электричества с минусом, нужно только изменить направление передвижения эфира; при этом передвижении давление воздуха всегда должно уменьшаться».

Такова теория электричества Эйлера. Кому-то она понравится, кому-то нет. Кто-то в дальнейшем разовьёт теорию Эйлера, кто-то вообще откажется от эфира. По большому счёту, суть не в этом. Суть в том, что Эйлер, заняв изначально правильную позицию, предлагает нереальный механизм образования и действия атомов электричества. А в том, что это должны быть именно атомы электричества, а не эфир, понимали многие другие учёные. Ньютон высказался в пользу электрических «истечений», и, надо полагать, мог не меньше Эйлера нафантазировать, но в этом то и отличие реалистов от идеалистов.

Что касается теории магнетизма по Эйлеру, то здесь его фантазии продвинулись ещё дальше. Магнитная субстанция, согласно Эйлеру, отличается от электрического эфира тем, что она намного тоньше эфира. Эта субстанция с большой скоростью движется через магнит и вокруг магнита, образуя циркулирующий вихрь, который в современной физике иллюстрируют силовыми линиями. С той разницей, что силовые линии в современном истолковании магнетизма нематериальны. Для свободного течения магнитной субстанции Эйлер в дополнение к порам, в которых сосредоточен эфир, вводит тонкие канальца, способные пропускать магнитную субстанцию, и задерживать эфир. Таким образом, происходит своеобразная фильтрация. Поскольку магнитная субстанция входит через один полюс и выходит через другой, то для того, чтобы не было обратного тока субстанции, Эйлер вводит в канальцы специальные клапана, пропускающие субстанцию только в одном направлении.

В 176 – 177 письмах Эйлер вышесказанное излагает более подробно, так что желающие могут самостоятельно погрузиться в его материальный мир магнетизма.

Он пишет: «Порядок, который мы наблюдаем в расположении железных опилок, не оставляет у нас сомнений в том, что некая тончайшая и невидимая субстанция входит внутрь железных пылинок и располагает их в том направлении, которое мы наблюдаем. Кроме того, столь же очевидно, что эта же тончайшая субстанция движется и через самый магнит, входя через один из его полюсов и выходя через другой, так что в своем непрерывном движении вокруг магнита она образует вихрь, который переносит тончайшую субстанцию от одного полюса к другому. Нет никакого сомнения, что это движение — чрезвычайно быстрое.
Итак, сущность магнита — в постоянном вихре, что отличает магниты от всех других тел; и сама Земля, поскольку она — магнит, должна быть окружена таким вихрем, который всюду воздействует на магнитные стрелки и стремится расположить их в том же направлении, в котором он движется сам, т. е. в том, которое я выше называл магнитным направлением. Следовательно, эта тончайшая субстанция выходит постоянно через один из магнитных полюсов Земли, огибает ее, совершая путь до самого другого полюса, возвращается в Землю и пересекает всю ее толщу, чтобы снова выйти через первый полюс.

Следовательно, необходимо, чтобы эта тончайшая субстанция проникала сквозь все тела, кроме железа, столь же свободно, как сквозь воздух и даже сквозь чистый эфир, потому что опыты получаются с таким же успехом в пространстве, из которого воздух удален пневматическим насосом. Следовательно, эта тончайшая субстанция отлична от эфира и еще намного его тоньше. Поскольку существует вихрь, общий для всей Земли, можно сказать, что эта субстанция окружает всю Землю и свободно проникает через всю ее толщу, так же как через все другие тела, за исключением железа и магнитов; по этой причине можно назвать железо и сталь магнитными телами, чтобы отличить их от всех остальных тел.

Однако от всех остальных тел магнитные тела отличает та особенность, что магнитная субстанция движется в них только от полюса к полюсу; в этом их отличительный признак. Немагнитные тела проницаемы для магнитной субстанции в любых направлениях; что же касается магнитов, то они проницаемы только в одном направлении, причем один из полюсов предназначен только для входа, а другой — только для выхода. Что до железа и стали, то, если они намагничены, магнитная субстанция тоже проходит через них только в одном направлении — соответственно тому, как расположены магнитные полюса. Но пока эти тела еще не намагничены, можно сказать, что они не позволяют магнитной субстанции свободно двигаться ни в каком направлении.
Это может показаться странным, потому что поры у железа открытые, они пропускают даже эфир, притом, что он грубее магнитной субстанции. Однако следует различать движение обычное — и такое, когда магнитная субстанция несется сквозь предмет со всею стремительностью, не встречая никаких препятствий.

Я далек от того, чтобы претендовать на полное объяснение явлений магнетизма; здесь встречаются трудности, каких я не встретил в области электрических явлений. Причина этого несомненно в том, что электрические явления происходят от слишком большого или слишком малого сжатия тончайшей текучей субстанции, заполняющей поры предметов; субстанция же эта, которая есть не что иное, как эфир, не находилась в реальном движении; магнетизм же не может быть объяснен без предположения о вихре, постоянно несущемся сквозь магнитные тела.
Субстанция, образующая эти вихри, значительно тоньше и нежнее эфира и свободно проникает сквозь такие поры магнитов, которые непроницаемы даже для эфира. Эта магнитная субстанция смешана с эфиром точно так же, как сам эфир смешан с воздухом, и, подобно тому, как эфир заполняет поры воздуха, можно сказать, что магнитная субстанция заключена в порах самого эфира.

Теперь представим себе, что магнит и железо имеют поры столь мелкие, что эфир может туда входить лишь частично, и только магнитная субстанция может туда проникать, и что, входя, она отделяется от эфира; происходит, если можно так выразиться, фильтрация. Поэтому только в порах магнита магнитная субстанция находится в чистом виде; во всех других случаях она смешана с эфиром и растворена среди эфира подобно тому, как сам эфир растворен в воздухе.

Мы знаем, что вода заключает в своих порах частицы воздуха; мы часто наблюдаем, как они поднимаются из воды в виде маленьких пузырьков. Поэтому нет никакого сомнения, что воздух содержит в своих порах текучую субстанцию несравненно более тонкую, а именно эфир, и этот последний выделяется из воздуха во многих случаях, как мы это видели при электрических явлениях. Теперь мы видим, что эта прогрессия распространяется далее и что эфир содержит в себе субстанцию еще более тонкую, а именно магнитную; быть может, эта последняя содержит в себе еще какие-нибудь, более тонкие. Во всяком случае, это не невозможно.

После того как мы доказали существование магнитной субстанции, посмотрим, каким образом производит она магнитные явления. Для этого я подвергну рассмотрению магнит и скажу первым делом, что кроме очень большого количества пор, заполненных эфиром, как и у всех иных тел, магнит имеет еще поры, значительно более узкие, куда может входить только магнитная субстанция. Скажу, во-вторых, что эти поры устроены так, чтобы между ними имелось сообщение, и образуют трубочки или канальцы, по которым магнитная субстанция может передвигаться из конца в конец. В-третьих, что магнитная субстанция может двигаться по этим трубочкам только в одном направлении, не имея возможности повернуть обратно. Это обстоятельство очень существенно, и необходимо разъяснить его как можно более четко.

Подобными клапанами пользуются в водопроводах, чтобы не давать воде течь обратно. Поэтому, надо думать, я не предполагаю нечто противное природе, говоря, что канальцы в магнитах, не впускающие ничего, кроме магнитной субстанции, имеют подобное же строение.

Итак, я предполагаю, что всякий магнит имеет огромное множество таких канальцев, которые я называю магнитными, и из этого вполне естественным образом следует, что магнитная материя, рассеянная в эфире, должна входить в них с одного конца и выходить из другого с превеликой стремительностью; иными словами, мы имеем постоянный поток магнитной субстанции по канальцам магнита. Я надеюсь, что таким путем мне удалось преодолеть самые большие трудности, имеющиеся в теории магнетизма».

Что можно сказать? Теория магнетизма Эйлера имеет полное право на существование. Если бы Эйлер в дополнение к своим рассуждениям принцип действия магнита изложил; указал бы, где установлен насос, перекачивающий магнитную субстанцию; изложил бы принцип действия насоса и клапанов; указал причины, заставляющие магнитную субстанцию двигаться по замкнутой траектории вихря, а не двигаться на выходе из полюса по прямой линии, то было бы вообще замечательно. А в таком простом и незавершённом виде теория Эйлера у большинства физиков вызывает совсем не те чувства, на которые рассчитывал автор. Более того, физики предпочитают вообще отказаться от эфира, в чём они, несомненно, правы, поскольку эйлеровский материализм и субстанция, тоньше эфира остаются за гранью понимания.

В то же время теория магнетизма Эйлера, как и остальные его теории, пусть и с незначительными оговорками, но имели и имеют своих последователей. С одной стороны хорошо то, что традиции материализма не угасают, но плохо то, что последователи следуют слепому подражанию основным идеям Эйлера.

Глава 15

Что представляет собой пространство?

В «Поучении» Ньютон даёт определение таким понятиям, как «время», «пространство», «место» и «движение». Эти понятия Ньютон разделяет на две категории: «относительные» и «абсолютные». Отличительной особенностью «относительных» понятий является то, что они имеют свою меру, измеряемую величину, имеющую отношение к чему-либо. Например, относительное время является мерой продолжительности движения какого-либо тела или происходящего события. Относительное пространство, которое, например, занимает воздух в окрестностях Земли постоянно, но при движении Земли воздух переходит из одной части абсолютного пространства в другую.

Согласно «Поучениям» Ньютона, «время и пространство составляют как бы вместилища самих себя и всего существующего. По самой своей сущности они суть места, приписывать же первичным местам движения нелепо». То есть Ньютон прямо говорит, что находиться в состоянии движения могут исключительно реальные физические тела, обладающие массой, но никак ни время, ни пространство, ни место.

Пространство Ньютона, как и Евклида, является вместилищем тел. Пространство не обладает физическими свойствами, физическими свойствами обладают физические тела. То место, например, где вы сейчас сидите, не является вами, и если вы можете позволить себе встать и уйти, то «место» само по себе не в состоянии изменить своё положение. На этот счёт можно привести характерное высказывание А. Томилина: «В руках у вас, читатель, книга. Считайте её плоскостью. А теперь поднимите её плашмя над столом и опустите снова. Объём, который прошла книга при этом движении, и есть евклидово пространство». Пространство, будь оно Евклидово или Ньютоново, никогда не перестанет быть просто вместилищем тел, но, как показывает практика, не все согласны с таким выводом. Пространством, к большому удивлению, можно манипулировать как реальным телом.

В своей «Механике» Эйлер постулирует о движущемся пространстве, т. е. рассуждает о пространстве как о физическом теле. Он, например, говорит: «Если пространство само движется равномерно и прямолинейно, то те тела, которые находятся в относительном покое, будут иметь то же абсолютное движение, которое имеет само пространство». Эйлер рассуждает так, будто лёгкие пушинки в потоке ветра увлекаются не молекулами воздуха, а пространством, в котором находятся молекулы. Ранее подобный взгляд на пространство высказал, например, Лейбниц. Он утверждал, что: «первая материя и пространство – одно и то же». Позже Эйнштейн выскажется в том же духе: «общая теория относительности наделяет пространство физическими свойствами; таким образом, в этом смысле эфир существует».

В кругу некоторых математиков и физиков - теоретиков сомнительная, а верней – глупая идея о принадлежности пространства к чему-то физически реальному переросла во всеобщую уверенность, о чём поторопился заявить Эйнштейн: «согласно гению Римана пространство перестало быть неподвижным и бездейственным и могло принимать участие в физических процессах. Это достижение научной мысли тем более удивительно, что оно предшествовало полевой теории электричества Фарадея-Максвелла». Буйство фантазии и в этом случае проникло за все грани реальности.

Пространство, как область присутствующих в нём тел и материи, усилиями многих философов, математиков и теоретиков было наделено невероятно нереальными свойствами. Мифические свойства пространства, в свою очередь, породили целые научные, а точней околонаучные теории, такие, как неевклидова геометрия, теория относительности, теория расширяющейся вселенной, теория большого взрыва. Усилиями Лобачевского, Римана, Маха, Эйнштейна, Фридмана и других теоретиков физика стала «отраслью геометрии», а пространство приобрело те свойства, которыми обладают физические тела. Пространство в глазах этих теоретиков искривляется и оказывает давление, притягивает и отталкивает, и более того, к трём координатам, которыми определяется размер или объём пространства, добавили четвёртую координату - время. Несоизмеримыми разнородными величинами пытаются что-то измерить и найти какую-то математическую зависимость так, как, например, Лобачевский пытался найти зависимость между сторонами треугольника и суммой его углов.

Глава 16

Геометрия Лобачевского

Как известно, сумма углов треугольника всегда постоянна и равняется 180 градусам. Лобачевский мыслит иначе, - чем длиннее стороны треугольника, тем меньше сумма его углов. Но как эту зависимость проверить или доказать, если только не измерить расстояния между тремя точками, например, между тремя возвышенностями на земле, и вычислить сумму углов между сторонами. В земных условиях для проведения подобных экспериментов не хватает места, - стороны оказывается, слишком малы, чтобы обнаружить уменьшение углов треугольника. В космических пределах возникают трудности с измерением, - инструменты, оказывается, не совершенны. Но это полбеды, можно было бы предположить такую зависимость, не имея никаких доказательств.

Проблемы начинаются в дальнейших рассуждениях, на которые обратил внимание К. Ф. Гаусс. Зависимость суммы углов треугольника от длины его сторон изначально предполагает существование отрезка определённой длины, который бы соответствовал определённому градусу угла. Но какой бы мы фиксированный отрезок не взяли, в какой-то миг, когда стороны космического треугольника достигли бы невероятных размеров, углы бы вовсе исчезли, и треугольник превратился бы в фигуру, изображённую на рис. 2в. Треугольник бы исчез, что дальше? Следствием этой зависимости было бы и то, что при достижении предельной длины сторон треугольника вселенная заканчивалась бы. Нелепость подобных предположений отчётливо понимал Гаусс, сам тщетно пытавшийся экспериментально обнаружить «зависимость» углов от расстояния. Поэтому Гаусс, в отличие от мечтателей. не уставал повторять: «геометрия Евклида истинна».

Описание: Описание: Описание: Описание: Описание: 001

Если допустить зависимость суммы углов в треугольнике от длины его сторон, тогда обозначение треугольника в меньшем или большем масштабе становится невозможным, если только не указывать величину углов или длины сторон. На рис. 2а в этом случае можно было бы изобразить треугольник с бесконечно малой длиной сторон. С увеличением длины сторон треугольник всё более «прогибался» бы (рис. 2б), и в итоге выродился бы окончательно (рис. 2в).

Н. И. Лобачевский на протяжении всей своей жизни был вовлечён в свою «воображаемую» геометрию, в основе которой лежит прямое противоречие геометрии Евклида. Неевклидова, а точней антиевклидова геометрия Лобачевского основана на тех предположениях, что кривая линия не отличается от прямой линии, что поверхность сферы может являться плоскостью, что треугольник, или любая другая фигура на поверхности очень большой, «предельной» сферы ничем не отличаются от геометрических фигур на плоскости. Лобачевский пишет: «В природе нет ни прямых, ни кривых линий, нет плоскостей и кривых поверхностей: в ней находим одни тела, так что всё прочее, созданное нашим воображением, существует в одной теории. Геометрия на предельной сфере совершенно та же, в каком виде мы её знаем на плоскости. Предельная круга заменит в последней прямую линию, а углы между плоскостей, в которых предельные лежат, заступают место углов между прямыми линиями. После этого, не делая различия, будем говорить о прямолинейных треугольниках, разумея под ними также и треугольники на предельной сфере».

В этих словах, в принципе, и всё отличие геометрии Лобачевского от геометрии Евклида. Но где та граница, которая отделяет «предельную» сферу от обычной видимой сферы? Где та грань, после которой дуга круга превращается в прямую линию, а поверхность шара вмиг становится плоскостью? Каков должен быть радиус круга, чтобы Евклидова геометрия в одночасье превратилась в геометрию Лобачевского?

Воображаемые предположения Лобачевского, соответственно, несовместимы с пятым постулатом Евклида о «параллельных прямых». «Параллельных» линий, лежащих под разными углами друг к другу, у Лобачевского оказывается бесконечное множество, но, увы, речь идёт вовсе не о прямых, а о кривых линиях, и посягательство на пятый постулат не выдерживает никакой критики.

Позже Эйнштейн, не делая различия между плоскостью и кривой поверхностью, глубокомысленно изречёт: «Когда слепой жучок ползёт по плоскости шара, он не замечает, что путь, который он проделывает, искривлён. Мне посчастливилось это заметить». Что ж, можно только сожалеть, что не прозрел жучок, может он бы заметил, что ползёт не по плоскости, а по кривой поверхности, поскольку у шара поверхность никак не может быть плоской.

Чрезмерное увлечение воображаемыми, несуществующими геометриями принесло свои плоды. На основе новых неевклидовых геометрий появились новые физические теории, а такие словосочетания, как «плоскость шара», перестало вызывать недоумение. Несмотря на то, что «воображаемая» геометрия Лобачевского подверглась суровой и довольно неприятной критике его современниками, усилиями Эйнштейна и его сторонников воображаемое и сейчас продолжают выдавать за действительное.

Незнание причин многих физических явлений, в том числе тяготения, наложило отпечаток на рассуждения многих математиков и теоретиков, размыло грань между физикой и геометрией. Невидимость эфирных частиц и состоящих из них материальных образований, и, как следствие, отрицание их существования, незнание природы силы тяжести и электромагнитных полей подтолкнуло к мысли о реальности одних только сил. «Нельзя сомневаться в том, - пишет Лобачевский, - что силы всё производят одни: движение, скорость, время, массу, даже расстояния и углы». И добавляет при этом, что «некоторые силы в природе следуют одной, другие своей особой геометрии», и что имеется прямая зависимость между силой и расстоянием.

Логика Лобачевского как математика очевидна: наука об «измерении земли», - геометрия всё породила. Физические принципы и законы природы Лобачевский перевернул «с ног на голову»: сила у него не результат удара движущего тела, а само тело и его движение породила сила, рождённая в свою очередь, геометрией. Очевидно и то, что ни один здравомыслящий человек не примет всерьёз «геометрическую физику» Лобачевского, но, как это ни удивительно, сторонники неевклидовых геометрий продолжают будоражить не окрепшие умы своими теориями.

Глава 17

Теория относительности Эйнштейна

В дальнейшем вымышленные предположения Лобачевского наравне с такими же вымышленными предположениями других математиков легли в основу релятивистской теории тяготения – общей теории относительности. Массы космических тел, согласно положениям этой теории, находящиеся в пространстве, одним своим присутствием без всякого движения и без участия промежуточных частиц действуют друг на друга и на пространство. Пространство, в свою очередь, как реальное физическое тело, действует на все тела, и сила действия зависит от того, насколько дальше или ближе от тела находится «действующая» часть пространства. «Пространство воздействует на материю, указывая ей, как двигаться. Материя в свою очередь указывает обратное действие на пространство, указывая ему, как искривляться» - уверяют неискушённого обывателя последователи Эйнштейна. Но этим теория относительности не ограничивается.

Действие движущегося тела сказывается на самом теле, - происходит сокращение тела в размерах. В этом случае проявляется зависимость между скоростью и размером тела, - чем больше скорость, тем больше тело «сплющивается». Если тело «сплющилось» окончательно и превратилось в плоскую фигуру, значит, достигнута предельная скорость. Если роль движущегося тела достанется часам, то эти часы начнут отставать, и чем больше скорость, тем больше часы замедлят свой ход. Из одних предположений вытекают другие: «на полюсе часы должны идти быстрее, чем на экваторе; свойства масштабов и часов определяются гравитационным полем; гравитационное поле можно создать простым изменением координатной системы» и т. д.

Действительно, маятниковые часы на полюсе идут быстрее, чем на экваторе. Об этом Ньютон пишет в «Началах», сопоставляя данные наблюдателей и свои собственные расчёты. Но это не значит, что время идёт быстрее на полюсах, - быстрее колеблются маятники часов. И в этом большая разница. Скорость колебания маятника зависит от силы тяжести, которая имеет механическое происхождение и может зависеть только от двух параметров, - скорости и массы частиц гравитационного поля. Время же само по себе всюду течёт равномерно.

Излагая свои выводы в теории относительности, Эйнштейн не мог не знать о результатах наблюдений за маятниковыми часами, и тем более он был прекрасно осведомлён о гипотезе Лоренца – Фицджеральда, согласно которой движущиеся тела сокращают размеры в направлении движения. Исходя из этих соображений он и выдвинул свои гипотезы о сокращении тел и времени. Но что будет, когда тело достигнет невероятной скорости, когда дальше уже некуда будет «сплющиваться», а скорость при этом будет расти? Что будет с часами, когда они превзойдут порог предельной скорости, они что, начнут отсчитывать обратный ход? Эйнштейн предусмотрел нелепость подобных ситуаций и ввёл ограничение - скорость тела не может быть больше скорости света.

В. Кауфман экспериментально доказал, что электроны при увеличении скорости увеличивают свою массу. Результаты этого опыта так же нашли своё отражение в постулатах Эйнштейна. Но причём здесь электроны, увеличивающие свою массу за счёт приложенного электрического поля, то есть увеличивающие масс за счёт увеличивающейся массы частиц электрического поля при постоянном увеличении его напряжения? Каким образом и за счёт чего обычная линейка у Эйнштейна увеличивает свою скорость, что её толкает, движет? Если бы Эйнштейн ответил на эти вопросы, возможно, он не поторопился со своими выводами, а так мы имеем некий постулат, больше похожий на фантазию, лишённую физического смысла.

Постоянство скорости света и недостижимость этой скорости дали свои плоды. Пусть размеры тела исчезнут вовсе, пусть часы будут идти вхолостую, не показывая время, но зато размеры тел не примут отрицательного значения, и часы не будут идти в обратную сторону. Для того же, что бы вычисления по определению сокращений размеров и времени были бы строгими, скорость света просто обязана быть постоянной, предельной и характерной для всех цветов спектра. Эйнштейн постоянство скорости света возвёл в качестве основного принципа в специальную теорию относительности и ввёл величину скорости света во все свои формулы. Но как в этом случае быть с эфиром? Убрать его невозможно, иначе посредством чего тогда будут распространяться свет и тепло, а если оставить, то значит допустить наличие сопротивления движению света. Такого точно сопротивления, какое оказывает вода, или любая другая прозрачная для света среда. Скорей всего, сомнения по этому вопросу подтолкнули Эйнштейна сначала отказаться от эфира, а потом вернуть ему право на существование.

Здесь необходимо отметить, что скорость света при наличии любого сопротивления не только не является постоянной, но и различна для разных цветов спектра. Этот вывод прямо вытекает из материалистических представлений о световых корпускулах, степень дифракции и скорость распространения которых в среде, прямо зависит от цвета, т. е. от размера, массы и плотности корпускул. Более того, эти выводы экспериментально доказаны. Так, Л. Фуко экспериментально доказал, что «свет движется в воздухе быстрее, чем в воде». Майкельсон в лабораторных опытах установил, что скорости распространения оранжево – красных и зелёно – голубых лучей в сероуглероде различны. То есть, среда одна и та же, а скорость лучей различного спектра так же различна. А. А. Белопольский в 1894 – 1901 г. г. также провёл соответствующие исследования на созданном им устройстве и пришёл к выводу, что скорость синих лучей меньше, чем красных. Г. А. Тихов и Ш. Нордман по запаздыванию синих лучей относительно красных, идущих от далёких звёзд, установили факт наличия дисперсии в межзвёздном пространстве. Синие лучи в одной и той же среде имели меньшую скорость, чем красные лучи. В 1896г. Тихов предположил, что в межзвёздном пространстве есть среда, заставляющая лучи разных длин волн распространяться с различными скоростями. Ещё раньше в 1847 году В. Я. Струве высказал предположение о существовании межзвёздной галактической среды, поглощающей свет.

Логичней всего объяснить запаздывание синих лучей, то есть лучей большей массы и плотности, наличием сопротивления, оказываемого материальной средой – эфиром и действием внутренней силы инерции. Но можно, разумеется, придумать любую другую причину дисперсии в космическом пространстве, лишь бы не была брошена тень на справедливость формул теории относительности.

Указанные трудности с наличием сопротивления движению света Эйнштейн преодолел тем, что лишил эфир прослеживаемых во времени и составляющих его основу частиц и, соответственно, физических свойств этих частиц - массы и движений. Эфир согласно Эйнштейну есть, но он не реален. Нереальный эфир не оказывает реального сопротивления нематериальному свету, а значит скорость света в этом нематериальном, «пустом» эфире могла оставаться постоянной.

Дальше вставал вопрос о том, как быть с простой формулой в законе сложения скоростей. Если свет может иметь большую или меньшую скорость относительно движущегося тела, то скорость света уже не будет иметь постоянной величины. Этого просто нельзя допустить, ведь постоянная константа не являлась бы уже постоянной величиной. Эйнштейн в этом случае просто вынужден был, используя преобразования Лоренца, преобразовать формулу сложения скоростей, где опять-таки скорость света выступает в качестве предельной величины и постоянной константы.

Постоянство скорости света и вакуум (физический вакуум, пустота), т. е. пространство, лишённое материального эфира, были созданы искусственно, как некая опора для математических действий. Реальных причин для введения этих новшеств не было, и нет, но признание этого очевидного факта для многих теоретиков крайне нежелательно.

На вымышленных теориях выросли целые поколения физиков – теоретиков, которые раз за разом вносили свои «дополнения», тщательно «аргументированные» математическим аппаратом и абстрактными построениями. Несостоятельность многих теорий и нелепых принципов очевидна, но какое-то религиозное преклонение перед ними не позволяет раз и навсегда отречься от них. И более того, одни вымышленные теории стимулируют изобретение следующих, более невероятных теорий.

Посягательство на законы Ньютона отобразилось в постулатах релятивистской механике, и как следствие, в квантовой механике. В этих антиньютоновских механиках используются новые искусственно изобретённые формулы и новые математические зависимости, но эти нововведения есть всего лишь результат искажённого восприятия действительности. Не имеющие физической основы и чуждые восприятию математические формулы до сих пор сосуществуют с формулами Ньютона и переходят из одних учебников в другие. Такое положение дел нельзя считать нормальным.

Глава 18

Роль математики в физике

Математическую физику, лишённую физической основы, можно охарактеризовать словами Е. Вигнера: «Математика является наукой изощренного манипулирования понятиями и правилами, придуманными как раз для этой цели. Главное ударение стоит именно на изобретении понятий».

Манипулирование законами физики в угоду математики стало для Лобачевского, Эйнштейна и многих других математиков и теоретиков обычным явлением. Но одно дело изобретать и манипулировать, а другое дело, что Эйнштейн предлагает вообще отказаться от евклидовой геометрии. Он прямо об этом говорит: «Справедливость аксиом чисто формальна… эти аксиомы свободное творение человеческого разума… допуская равноправное существование неинерциальных систем, мы должны отказаться от евклидовой геометрии». И вообще, геометрия, по мнению Эйнштейна, не относится к математическим наукам, - это отрасль физики. «Рассмотрим сначала, - говорит он в одном из своих произведений - отрасль физики, обходящуюся без эфира, а именно, геометрию Евклида…».

Манипулирования Эйнштейна не только не остались не замеченными его современниками, но и у многих получили признание. У некоторых поклонников творчества Эйнштейна нововведения вызвали прямо-таки восторженные чувства. Ну а как же иначе, - ведь не мог же признанный учёный, нобелевский лауреат выдумать нечто недостойное своему высокому положению.

О. Д. Хвольсон прямо-таки рассыпается в комплиментах: «ОТО дает нам новое миропонимание: она разгадала тайну мирового пространства, тайну всемирного тяготения и, что особенно удивительно, сделала из геометрии отдел физики. До Эйнштейна геометрия представлялась самодовлеющей наукой, которую можно было считать за часть математики.. А теперь оказалось, что сама геометрия представляет отдел физики…; завися от физических условий, геометрия должна быть рассматриваема как часть физики. Эта мысль всецело принадлежит Эйнштейну; она выросла из того фундамента, на котором этот мыслитель построил общую теорию относительности». Подобные восхваляющие ОТО комментарии можно услышать и сейчас, но их значение только этим и ограничивается. Ни тайна мирового пространства, ни тайна всемирного тяготения не раскрыты. Что касается слияния геометрии и физики, то можно сказать одно, - у этих наук физиологическая несовместимость. В переводе с греческого «физиология», кстати, означает учение о природе.

Что бы мог ответить Ньютон на процесс слияния геометрии и физики? В предисловии к «Началам» Ньютон пишет: «Геометрия основывается на механической практике и есть не что иное, как та часть общей механики, в которой излагается и доказывается искусство точного измерения. Но так как в ремёслах и производствах приходится по большей части иметь дело с движением тел, то обыкновенно всё касающееся лишь величины относят к геометрии, всё же касающееся движения – к механике». Ньютон проводит чёткую грань между геометрией и механикой: геометрия представляет собой искусство измерения, механика изучает свойства и движение тел. Эти две дисциплины дополняют друг друга, но при этом не механика основывается на геометрии, а геометрия основывается на механике.

Физика может быть построена исключительно на физических законах и физических моделях. Попытки построить физику на математических моделях изначально обречены на неудачу.

Означает ли сказанное, что современная физика может обойтись без математического аппарата, без формул и количественных соотношений? Разумеется, нет. Но простая логика нам говорит о том, что сосчитать и измерить можно только то, что есть.

В самом упрощённом варианте можно сказать, что физика – это наука о качественных соотношениях, математика – наука о количественных соотношениях. «Качества» физического тела или предмета – это его физические свойства. «Соотношение» физических свойств показывает, каким именно образом эти свойства связаны между собой.

Почему мы говорим не просто о «качестве», а о «соотношениях качеств»? Ответ на этот вопрос, по всей вероятности, кроется в том, что ни одно физическое свойство нельзя объяснить без привлечения других свойств. Возьмём, например, такие простые физические свойства, как масса, плотность, объём. Масса – это произведение плотности на объём тела. Плотность – это отношение массы тела к занимаемому этим телом объёму. Объём физического тела определённой массы, состоящего из однородного вещества определённой плотности, представляет собой отношение массы к плотности.

Точно так, как определённым набором слов мы передаём информацию о физических свойствах какого-нибудь тела или предмета, числами мы передаём количественную информацию об этих же телах и предметах. «Язык» и «числа» - это средство передачи информации о физических объектах, но это не сам объект. Не будет рассматриваемого физического тела, предмета или объекта, не будет и информации о нём.

Использование для определения физики и математики понятия «соотношение» не случайно. Точно так, как изменение одного числа в рассматриваемой выше формуле по определению массы, плотности и объёма влечёт за собой изменение двух других математических величин, точно так на пропорциональной основе происходит реальное изменение физических свойств в микромире, о чём сказано в первой части настоящей работы. Все физические свойства на субатомном уровне связаны между собой теми, или иными реальными физическими соотношениями, и зависимы друг от друга.

Можно ли говорить о том, что математика по отношению к физике имеет второстепенное значение или, что математика является служанкой физики? Разумеется, такое определение не вполне корректно. Математику по праву можно назвать царицей наук, но это наука о количественных соотношениях и пространственных формах реального мира, она не относится к естественным наукам. Математика – это великое изобретение человеческого разума, но сам человек, как и природа в целом, живёт по законам физики. Симбиоз физики и математики позволяет человеку достичь определённых вершин в научно-техническом прогрессе, но сам прогресс обусловлен накоплением необходимых знаний в области естественных наук.

Использование математических методов для описания физических явлений или решения конкретных физических задач целесообразно только в том случае, если явления известны, а задачи поставлены. Об этом говорят непосредственно корифеи математической физики: «Математическая модель физического явления – это обычно система уравнения, описывающая элементарные физические процессы, из которых явление складывается. Математическая модель предназначена для расчёта характеристик физического явления. Математическая физика – это наука о математических моделях физических явлений». (Арсеньев А. А., Самарский А. А. «Что такое математическая физика»).

Говоря о некой второстепенности математики по отношению к физике, нельзя забывать о том, что это очень сложная и крайне необходимая наука, занимающая порой лидирующее положение при создании сложных физических систем. Об этом говорит, например, А. А. Самарский, работавший над созданием атомного оружия. Вместе с тем сами по себе математические задачи и головоломки, не имеющие практического значения, носят исключительно познавательный характер.

Действительно, роль математики при создании атомного оружия или космического корабля огромна. Не обходятся без кропотливых математических расчётов при создании таких сложных систем и процессов как летательный аппарат или горение углеводородов в воздушной смеси. Но не нужно забывать при этом, что расчёты относятся к оптимизации систем и процессов, которые изначально заложены физикой. И только физика может в корне изменить постановку задач.

Математика может ответить на вопрос, какое количество энергии выделится при синтезе тех или иных лёгких элементов. Но может ли математика сказать, что именно и как производит эту энергию, может ли она ответить, сколько и какой энергии необходимо затратить на осуществление термоядерной реакции? Может ли математика в целом смоделировать термоядерный физический процесс? Может ли математика прямо сказать, какие условия необходимы для осуществления управляемой термоядерной реакции? На эти вопросы может дать ответ только физика при условии, что будут известны строения атомов, ядер и сопутствующих частиц, принципы их взаимодействия.

Для осуществления успешного космического полёта математика может рассчитать вес космического корабля и запасы горючего, необходимые для преодоления силы тяжести. Но может ли математика сказать, что представляет собой сила тяжести и предложить другие физические методы для более простой «нейтрализации» гравитации? Без привлечения к преодолению силы тяжести колоссальных сил и средств? Ответ на этот вопрос может дать только физика, ответив на вопрос, что представляет собой тяготение.

Математика может рассчитать форму летательного аппарата для оптимального преодоления сопротивления воздуха. Но может ли математика «устранить» или хотя бы уменьшить сопротивление воздуха иным способом? Ответ на этот вопрос может дать только физика, зная о том, как устроены молекулы воздуха, как и за счёт каких механизмов молекулы воздуха пребывают в хаотическом или упорядоченном движении, и в каких случаях они оказывают наименьшее сопротивление. Ведь даже в этом вопросе общепринятым является мнение об одном и том же сопротивлении, оказываем и движущейся средой, и покоящейся.

Математика может ответить на вопрос, когда и при каких условиях в процессе горения углеводородов образуются оксиды азота и как уменьшить выброс вредных газов в атмосферу, не прибегая к использованию дорогостоящих фильтров. Но может ли математика предложить иное решение проблемы, например, полностью удалить азот из топливной смеси и тем самым не только исключить образование оксидов азота, но и увеличить в 2-3 раза КПД процесса горения? Ответ на этот вопрос может дать только физика, зная о структуре не только атомов и молекул, но и о структуре других, квантовых материальных образований.

Нельзя недооценивать роль математики при решении физических проблем, но и переоценивать эту роль крайне ошибочно. Как бы ни были велики заслуги математиков, но прежде, чем приступили к созданию атомного оружия, был открыт искусственный радиоактивный распад.

Переоценка роли математики отчётливо проявляется тогда, когда на основании математического аппарата появляется искушение создать физическую модель или теорию. Так же, как геометрия Лобачевского породила силу, а математическое поле и уравнения Эйнштейна породили гравитацию и электромагнитные силы, многочисленные другие математические теории и модели продолжают порождать физические принципы, не поддающиеся осмыслению и не отвечающие реальным процессам и явлениям.

Глава 19

Последствия манипуляций

Манипулирования Эйнштейна заставляют его поклонников наивно предполагать, что «старая механика Ньютона разрушена» и ставить Эйнштейна при этом в один ряд с великими учёными: «Евклид, Архимед, Галилей и Ньютон - вот те имена, рядом с которыми ныне ставят имя Эйнштейна. В течение более двухсот лет Ньютон считался величайшим ученым, когда-либо жившим, и никогда никто не удостаивался чести быть поставленным на одинаковой с ним высоте. А в настоящее время сами англичане, весьма щепетильно относящиеся к славе своих великих ученых, ставят Эйнштейна рядом с Ньютоном».

Слова эти были сказаны Орестом Даниловичем Хвольсоном в начале 30 годов в его «Курсе физики», над созданием которого он трудился более 30 лет. Первое издание курса относится к 1897 году, когда свет увидел первый том. В 1933 году изрядно переработанный и дополненный главами по теории относительности первый том был переиздан в седьмой раз. Курс долгое время оставался основным пособием в российских и советских вузах, будущие известные учёные черпали в нём свои знания. Будучи блестящим лектором, на что указывают известные ученики Ореста Даниловича, он отдал более 60 лет своей жизни преподавательской деятельности. Направление деятельности Хвольсон избрал осознанно, поставив своей целью не только поднять уровень преподавания физики и «построить правильное миропонимание», но и властвовать над умами студенческой аудитории. По вопросу изложения основ теории относительности Хвольсон обращался непосредственно к А. Эйнштейну, который, в свою очередь, считал курс «превосходным учебником физики». Курс действительно отвечал духу своего времени, но наши знания не перестают пополняться новыми фактами, а значит работа над усовершенствованием подобных «курсов» не должна прекращаться. Тем более, что «курс» после введения основ теории относительности, сбился с курса.

Манипулирования Эйнштейна и других физиков - теоретиков являются недопустимым явлением в точных науках и те «новшества», которые внёс Эйнштейн и его последователи в законы физики, являются как раз теми изощрёнными изобретениями, о которых говорит Вигнер. Чего стоят, например, те постулаты Эйнштейна, в которых он утверждает, что «гравитация сводится к структуре пространства» и что «проблема гравитации, таким образом, была сведена к математической проблеме»? Что, например, получила физика после введения таких понятий, как «одновременность», «элементарное событие», «четвёртая координата»? Эйнштейн рассуждает следующим образом: «Предполагаемое событие, сосредоточенное в одной точке и обладающее минимальной длительностью, называется элементарным событием. Показания часов, расположенных в максимальной близости от происходящего события, снятое в момент, когда это событие происходит, называется координатой времени элементарного события. Таким образом, элементарное действие определено четырьмя координатами: координатой времени и тремя координатами, определяющими положение в пространстве точки, где по предположению происходит событие».

В основу каких физических явлений можно положить рассуждения Эйнштейна? Какое математическое действие можно произвести с помощью подобных рассуждений? Используя время, мы можем, например, определить скорость, частоту колебаний или пройденный путь, но что мы определяем координатой времени и как эту координату изобразить? Что за «событие» может происходить в одной точке, какова мера его «минимальной длительности», в чём конкретный физический смысл подобных рассуждений и где на практике они могут быть применимы?

О. Д. Хвольсон в «Курсе физики» пишет: «Чтобы вникнуть в идейную сторону ОТО, требуется долгая настойчивая работа и своего рода насилие над самим собою». Но что будет с человеком, если он после долгого насилия над самим собой так и не вник в идейную сторону ОТО? Какова должна быть мера продолжительности такого «самообучения» и где грань между непосильной работой и самоистязанием?

Такое положение в образовательном процессе усугубляется тем, что всякого рода сомнительные теории звучат из уст учителей с большой буквы, чьё слово имеет вес и значение. К авторитетным словам прислушиваются поневоле, в силу уважения к именитому учителю. Учителя же, в свою очередь, так же были когда то учениками и так же слепо внимали доводам своих наставников.

Как-то Л. Д. Ландау, восторженно отзываясь об общей теории относительности Эйнштейна, произнёс: «это самая красивая из всех существующих физических теорий». В этом мнении Ландау не был одинок, но в чём же красота этой «фундаментальной», как отозвался о ней сам Эйнштейн, теории?

В документальном фильме «100 великих открытий» (Discovery, 2004) один из сюжетов посвящён Эйнштейну и его принципу «сокращения времени». Действие этого принципа иллюстрируется на мысленном эксперименте под названием «парадокс близнецов». Суть эксперимента заключается в том, что один из братьев - близнецов улетает на ракете со световой скоростью, а второй брат остаётся на Земле. Возвратившись на Землю, брат – путешественник встречает своего земного брата и к изумлению обнаруживает, что никуда не летавший брат – близнец изрядно состарился.

Действительно, сюжет завораживающий. Но как при этом быть со вторым принципом о «сокращении размеров»? Почему авторы сюжета ни словом не обмолвились о том, во что может превратиться человек или ракета при достижении ими световой скорости? О том, что любое тело при увеличении скорости начинает «сплющиваться», нам поведал Эйнштейн, сославшись на авторитетное мнение Лоренца и Фицджеральда. Но вот вопрос: какова должна быть толщина «тела - лепёшки» при достижении им световой скорости? Можно пофантазировать и предположить, что толщина лепёшки будет равна молекулярному или атомарному слою, но физики с этим вряд ли согласятся. Они дадут более правильный ответ: тело при достижении световой скорости превратится в свет.

Тогда напрашивается следующий вопрос: может, не следует выдумывать ракету, которая никогда не достигнет скорости света, а сразу превратить добровольца в огонь, точней в излучение разных частот, запереть огонь в капсулу, подождать часок – другой, а потом из кучи фотонов собрать помолодевшего и никуда не летавшего «путешественника»? В принципе, осталось только найти техническое решение да отыскать добровольца.

Отбросив бессмысленные фантазии, мы должны признать, что физические теории не могут быть красивыми, или некрасивыми, они могут быть реалистичными или фантастичными. Это в красивой сказке лягушка может превратиться в царевну, в реальной жизни действуют иные законы.

Глава 20

Что такое «метафизика»?

Метафизические воззрения мы ассоциируем, прежде всего, с теми предрассудками, согласно которым где-то в Небе или во Вселенной есть нечто под обобщающим названием Бог. Всемогущий даёт всему силы, создаёт то, что для нас остаётся тайной, приводит во вращение и заставляет двигаться небесные тела, производит силу тяжести, и вообще является перводвигателем Вселенной. Действие Божественных сил устами отдельных людей, тщетно пытающихся постичь тайны природы, распространяется практически на все физические процессы, причина которых неизвестна.

Понятие «перводвигатель» ввёл в обращение Аристотель, впервые высказав мысль о его необходимом существовании в своей «Физике». Аристотель, живший в 384 – 322гг. до н. э., создал уникальный по своей значимости философский труд, охвативший практически все области знаний.

Естественнонаучные философские размышления Аристотеля являются умозрительными, то есть полученными посредством органов чувств и основанными на логических построениях, не нуждающиеся в опытном подтверждении.

Слово «физика» было введено Аристотелем, и оно буквально означает «наука о природе». Слово «метафизика» ввёл Андроник Родосский в 1в. до н. э. и оно буквально означает «то, что после физики». А. Родосский, являясь первым издателем собрания сочинений Аристотеля, группу текстов, следующих после «Физики» озаглавил «Метафизика». Т. е. название «Метафизика» обязано принципу очерёдности – «то, что после».

Если бы принцип очерёдности использовал Аристотель, то слова «метафизика» могло бы и не возникнуть, поскольку ту группу текстов, которую А. Родосский назвал «Метафизикой», Аристотель называл «Первой философией» или «Мудростью», и говорил: «мудрость есть наука об определенных причинах и началах».

Это означает, что по значимости и по очерёдности рассмотрения «Первая философия» должна быть впереди «Физики», поскольку она рассматривает основы основ. Аристотель прямо об этом говорит: «Если нет какой-либо другой сущности, кроме тех, состав которых определен природой, то на первом месте среди наук следовало бы ставить физику; а если есть некоторая неподвижная сущность, то наука о ней идет впереди, составляет первую философию и является всеобщей в том смысле, что она первая. Именно ей надлежит произвести рассмотрение относительно сущего как такого, и в чем есть суть, и какие у него свойства, поскольку оно — сущее. При этом теоретические науки заслуживают наибольшего предпочтения по сравнению со всеми остальными, а наша наука (первая философия) — среди теоретических наук».

Первую философию (метафизику), физику и математику Аристотель относил к теоретическим наукам и отводил каждой из наук свою роль или назначение: «Физика исследует сущее, которое способно двигаться. Математика исследует сущее, которое не способно двигаться. Первая философия изучает неподвижное и самостоятельно существующее».

«Сущность» у Аристотеля «является началом всего», «это то, что есть», «для всех начал обще то, что они суть первое, откуда то или иное есть, или возникает, или познается».

В «Первой философии» Аристотель исследует «сущее как таковое», раскрывает «суть бытия вещей». Что это за «вещи» или «сущности»? Это форма и движение; начало движения и цель; количество, качество и соотношение; законченное, граница и расположение; часть, целое и неделимое; ложное, истинное и случайное; то, что возникает, и то, что создаётся. Следуя определениям Аристотеля, мы должны понимать, что сущее, исследуемое математикой, самостоятельно не может двигаться. Способностью двигаться обладают только физические тела.

Современным читателям может показаться странным, почему столь простым и понятным, казалось бы «вещам» Аристотель уделяет столь много внимания, но здесь не должно быть ничего удивительного, если учесть, что в тот период времени только закладывались основы знаний, в том числе о природе. Многие понятия не имели ясных определений, а причины физических явлений в силу отсутствия экспериментально полученных данных понимались так, какими непосредственно наблюдались.

Это мы сейчас знаем, что Земля является обычной планетой и одновременно вращается вокруг Солнца и вокруг своей оси. Логика Аристотеля и большинства философов того времени строилась на видимых фактах, а они со всей очевидностью указывали на то, что Солнце всходит и заходит, вращаясь вокруг Земли. И так изо дня в день, из года в год. И не было никаких преданий, указывающих на то, что это вечное движение хоть на миг когда-либо прекращалось.

Логика Аристотеля относительно движений безупречна. В «Физике» он утверждает, что «все движущиеся тела приводятся в движение чем-нибудь» и тут же приводит пример: «палка движет камень и движется рукой, приводимой в движение человеком». В этом примере перводвигателем является человек. Ну а если источник движения неизвестен? Аристотель рассуждает следующим образом: «Невозможно ведь, чтобы движущее и движимое другим составляло бесконечный ряд, - необходимо должен быть первый двигатель, который не движется другим. Поскольку первый двигатель не приводится в движение ничем другим, то необходимо, чтобы он приводил в движение сам себя. Так как движение должно существовать всегда и не прекращаться, то необходимо существует нечто вечное, что движет, как первое, будь оно единым или в большем числе, и должен существовать первый неподвижный двигатель. Возможно первых двигателей много, но достаточно и одного. Первому двигателю необходимо быть единым и вечным. Первый двигатель движет вечным движением в течение бесконечного времени. Он не делим, не имеет ни частей, ни какой-либо величины».

В «Первой философии» или «Метафизике» в качестве перводвигателя у Аристотеля выступает уже ум или Бог. Здесь он рассуждает следующим образом: «Основное начало для вечных сущностей — деятельность. Этой сущностью является ум или Бог, т. е. такое движущее, которое не нуждается в том, чтобы его самого приводили в движение. Зрительным образом Бога служит небесный купол, обладающий круговым движением. Данное начало самодостаточно, вследствие чего "Бог есть вечное, наилучшее живое существо".

Необходимость существования первого двигателя Аристотель доказывал чисто логически. Об этом, в частности говорит в предисловии к «Физике» Аристотеля В. В. Шкода: «Существование перводвигателя доказывается чисто логически. Если все, что движется, движется под действием другого, то, начав с какого-либо конкретного тела, мы будем мысленно двигаться от него к другому, а затем к третьему и т. д., охватывая в этом рассмотрении все больше и больше тел. Эта цепь движимых и движущих должна иметь предел, "не идти до бесконечности". Но тогда первое в этом ряду, или последнее в нашем рассмотрении, само не движется, но движет все, что существует. Это и есть первый неподвижный двигатель. После того, как философия Аристотеля была возрождена в европейской культуре (середина XII века), эта его аргументация стала использоваться для одного из доказательств существования Бога.

В "Физике" учение Аристотеля о перводвигателе еще физично. Перводвигатель отождествляется здесь со сферой звезд. В "Метафизике" (это слово означает то, что написано после "Физики") Аристотель прямо называет перводвигатель Богом, который представляется идеальным началом, упорядочивающим материальный мир. Именно учению о перводвигателе Аристотель обязан тем, что его философия была воспринята христианской теологией и стала достоянием европейской культуры».

Подводя итог, мы можем сказать, что вольно или невольно, но Аристотель стал основоположником идеи о существовании определённых сил, не укладывающихся в рамки законов физики и не исходящих от реальных физических тел, обладающих массой и скоростью.

Идею о существовании Божественных сил, источник которых не определён, мы и ассоциируем с метафизическими воззрениями.

Но давайте ещё раз проследим логику Аристотеля и зададимся тем же вопросом: где, как и когда возникло первое движение? Если мы примем как очевидный факт, что каждый атом обладает внутренней силой - силой инерции, и что сила эта непосредственно связана с движением внутриатомной материи, тогда простая логика будет нам подсказывать, что зарождение движения как такового могло произойти там, где рождаются атомы. И даже не атомы, а ядра атомов – протоны. А они, протоны, рождаются в ядрах галактик, в недрах звёзд – там, где жизнь кипит в буквальном смысле этого слова. Так что недалёк был от истины Аристотель, когда указывал на Небо в поисках первого двигателя.

Это сейчас нам поведать некоторые тайны мироздания могут астрофизики, тогда же, в древнегреческий период вся Вселенная ограничивалась нашей галактикой под названием Млечный Путь и видимая сфера звёзд нашей галактики была тем пределом, за которым воображению и логике человека места не было, то была вотчина Бога. Именно там, в бескрайних просторах Неба пребывал Бог, а заодно и первый двигатель. Так, во всяком случае, думали многие первые философы.

Вместе с тем «метафизике» некоторые известные философы и учёные отводили и продолжают отводить особую роль, пытаясь подчинить ей законы физики. Например, в Википедии можно прочесть следующее: «Метафизика указывает на изучение того, что лежит за пределами физических явлений, в основании их. Этот смысл термина и остался в общем сознании». То есть постулируется, что метафизика описывает принципы, на которых основана физика, что метафизика является наукой более высокого уровня по отношению к физике. При этом в подтверждение справедливости подобных постулатов приводятся высказывания известных философов. Например, И. Кант называл метафизику «завершением всей культуры человеческого разума».

Подобные взгляды являются не просто ошибочными, а в корне искажающими действительность. Если убрать из «Первой философии» Аристотеля определённый род Божественных сил, то в целом её можно было бы назвать «азбукой естественнонаучной философии».

Все разногласия между «Физикой» и «Метафизикой» сводятся единственно к одному вопросу: могут ли существовать силы, не имеющие материального источника, т. е. реального физического тела, обладающего массой и скоростью, которое часть своего количества движения при непосредственном столкновении передаёт другому телу, или не могут? Если те, кто даст на поставленный вопрос утвердительный ответ и прямо скажут, что такие силы, не имеющие материального происхождения, существуют, то этих людей мы на полном основании можем причислить к метафизикам. Те же, кто отрицает саму идею существования Божественных и вообще нематериальных сил, принадлежат к числу физиков.

Вообще, если проследить ход становления и развития естественнонаучных воззрений, то можно прийти к выводу, что все разногласия физики и метафизики лежат в первую очередь в области космологических проблем. Космологические проблемы, упираются, в свою очередь, в проблему элементарных частиц. Эти вопросы связаны невидимой нитью – тайной зарождения материальных образований и тайной зарождения движений.

Глава 21

Истоки натурфилософского материализма

Европейская натурфилософия зародилась в Древней Греции. Конечной целью натурфилософии является установление истинных знаний о законах природы. Любой закон может иметь одну единственную правильную формулировку. Например, не может солнечная система быть одновременно и геоцентрической и гелиоцентрической. Либо Солнце вращается вокруг Земли, либо Земля – вокруг Солнца. Истина имеет только одно значение, но воззрения на одни и те же явления могут быть разные. Если Аристотель считал Землю центром мира, то Аристарх Самосский выдвинул гелиоцентрическую систему мира, в которой Земле отводилась роль обычной планеты, вращающейся одновременно по орбите вокруг Солнца и вокруг своей оси. Клавдий Птолемей «узаконил» геоцентрическую систему Аристотеля, доведя до совершенства теорию эпициклов и деферентов. В данном случае правильное гелиоцентрическое воззрение почти на две тысячи лет уступило место геоцентрической системе. Возобладало то мнение, которое казалось очевидным, видимым, наблюдаемым.

Среди древних греков, как и сейчас, имелся круг спорных вопросов, которые можно свести к одному простому вопросу – что представляет собой мир, в котором мы живём? Как из хаоса воцарился порядок? Как и из чего образовались телесные вещи и предметы, что является первоматерией и перводвигателем, что представляет собой Космос в целом и каждое природное явление в частности?

Говоря о первоматерии, мы должны подразумевать некую субстанцию или частицы этой субстанции, которые являются изначально неделимыми и должны служить строительным материалом для всех телесных вещей и химических элементов.

В настоящее время общепринятым является атомное строение вещества. Начало атомизму положили Левкипп и Демокрит, а чуть позже к ним присоединился Эпикур. Атомы в данной теории при столкновениях объединяются и разъединяются, между атомами существует пустота. Возникновение и уничтожение предметов, как и их взаимодействие атомисты объясняли чисто механическими причинами, - посредством толчка, удара, давления.

Сегодня нам известен самый простейший атом – атом водорода. Но и этот простейший атом, как показывает практика, имеет сложное строение, он как минимум состоит из ядра – протона и электрона. Протон и электрон, в свою очередь, также имеют сложное строение и, что немаловажно, эти частицы обладают некими силами, способствующими объединению протона и электрона в единую систему. Природа этих сил неизвестна. Сказать о том, что протон и электрон обладают противоположными качествами в виде положительного и отрицательного заряда, и эти качества влияют на притяжение или отталкивание, - значит, ничего не сказать о реальном механизме взаимодействия этих частиц. Силу или энергию проявляют исключительно движущиеся частицы. Это означает буквально то, что протон и электрон находятся в постоянном движении. Следствием подобных рассуждений должно являться и то, что должен быть некий перводвигатель, который изначально привёл в движение субатомные частицы. Но, разумеется, в качестве «перводвигателя» не могут выступать нематериальные тела или частицы.

Фалес Милетский, основатель милетской школы, считал, что вся природа, как живая, так и не живая, обладает неким движущим началом. Он называл это начало душой и представлял её в виде тонкого эфирного вещества. Что касается первоэлемента, то Фалес считал, что это вода. Из воды всё рождается и возникает, и в воду опять-таки всё превращается.

Ученик Фалеса Анаксимандр Милетский вторил своему учителю, он также считал, что в основе всего сущего должно быть нечто вечное и нестареющее, находящееся в постоянном движении. Это «нечто» Анаксимандр называл апейроном. Из апейрона всё возникает и в него всё превращается. Более того, Анаксимандр говорит не просто о каком-то движении, а конкретно о вихреобразном процессе, в результате которого апейрон разделяется на физические противоположности, взаимодействие которых порождает шарообразный космос.

Надо сказать, что круговое движение, ассоциируемое с вихрем, широко использовалось философами для объяснения процесса образования Земли. Ведь наблюдения вихрей в жидкости и в воздухе показывает, что более тяжёлые тела устремляются к центру вихря. Поэтому Земля образовалась в центре Мира в результате падения тяжёлых тел и под действием силы вихря постоянно остаётся на своём месте и покоится. В этой теории, разумеется, не учли одного, что круговое движение, даже если это движение равномерное, всегда является ускоренным и для достижения равномерности необходимо постоянно прикладывать силу. Необходим не просто Бог – перводвигатель, придавший Миру движение, а в полном смысле Бог - труженик, постоянно вращающий колесо Мира. Верующие, увидев своего Творца за столь изнурительным занятием, вероятно, сильно расстроились бы, но ничего не поделаешь, - кто-то же должен вращать механизм вселенной. Как говорится, покой Владыке только снится, а посему и не остаётся времени у Бога на людей.

Аристотель говорил: «Небо одушевлено и содержит в себе причину своего движения». Насчёт того, что у Неба есть душа, можно поспорить, но то, что причина движения небесных тел, как и вообще причина движения любых тел, действительно имеется, спорить бесполезно. Остаётся лишь найти эти причины.

Противоположностями древние греки называли такие свойства, как: тёплое и холодное, сухое – влажное, тяжёлое – лёгкое, твёрдое – мягкое, вязкое – хрупкое, шероховатое – гладкое, грубое – тонкое. Противоположности использовал, например, Аристотель для объяснения принципов строения и взаимодействия элементов – огня, воздуха, воды и земли. Он говорил: «различия элементов заключаются в их противоположностях».

Продолжив мысль Анаксимандра, мы могли бы сказать, что такие противоположности, как положительный заряд и отрицательный заряд, находящиеся в постоянном вихревом движении, порождают шарообразный атом.

Сторонникам «большого взрыва» Анаксимандр противопоставляет естественные эволюционные процессы, происходящие во вселенной. Надо полагать, что под вселенной Анаксимандр подразумевал нашу галактику, поскольку телескопы изобрели гораздо позже и только в начале двадцатого века Эдвин Хаббл доказал гипотезу Канта о существовании других галактик. Согласно Анаксимандру, вселенная подобна живому организму, которому свойственно родиться, жить отведённый ему срок и погибнуть. Погибнуть, чтобы возродиться вновь.

Ученик Анаксимандра Анаксимен Милетский считал, что первоосновой всего является воздух. Из воздуха всё возникает и в него всё превращается.

Анаксагор, продолжая традиции Милетской школы, считал, что в основе всего лежат однородные материальные частички – гомеомерии (семена, однородные частички). Гомеомерии, сами по себе лишённые движущего начала, выводятся из состояния покоя мыслимым началом – Мировым умом. Мировой ум, придав круговое движение гомеомериям, выводил их из состояния хаоса. В потоке вихря однородные частички соединялись, разнородные разъединялись, в результате образовался наш мир.

Гераклит из Эфеса считал, что началом всего сущего является огонь. Но как подчёркивают историки, огонь Гераклита не столько вещество, сколько процесс, в котором возникают и исчезают все вещи. Гераклит провозглашает основной истиной непрерывное движение, превращение всех вещей друг в друга, его девиз - «всё течёт». Развитие мира происходит в силу борьбы противоположностей.

Эмпедокл считал, что одного первоначала недостаточно и видел начала в огне, воздухе, воде и земле. Космос попеременно составляется из этих начал и разлагается на них.

Аристотель считал, что существует первая телесная субстанция, первичное тело – эфир. Эфир находится в Небе. Небо принадлежит к числу единичных и материальных вещей и состоит из единой, одной и той же материи – эфира. Эфирное тело вращается по кругу. Небо одушевлено и содержит в себе причину своего движения. Огонь, воздух, вода и земля, в свою очередь, являются своеобразными первичными химическими элементами, которые соединяясь друг с другом, образуют телесные вещи. Вещи, состоящие из элементов, «имеют некий единый и тождественный субстрат, до которого они в конце концов разлагаются».

Наряду с материалистическими гипотезами относительно сущности первоматерии, выдвигались гипотезы математические.

Пифагор Самосский началом всего сущего считал число. Природа состоит из чисел. Познать мир – значит познать управляемые им числа.

Платон началом считал плоскость. Тела слагаются из плоскостей и разлагаются на плоскости. Различие в тяжести между телами зависит от числа плоскостей.

Отношение к религии и к богам так же не было однозначным у древнегреческих учёных.

Считается, что Фалес первым отказался от помощи богов в объяснении явлений природы.

Такого же мнения придерживался и Анаксимандр, считая, что вселенная развивается сама по себе без вмешательства богов.

Левкипп и Демокрит так же не упоминали о богах. А это означает, подчёркивают историки, что никакие сверхъестественные силы в организации порядка из хаоса не участвовали.

Эпикур наделяет физику практическим значением, - она должна избавить от суеверных страхов, от веры в сверхъестественное.

Гераклит из Эфеса говорит, что космос один и тот же для всего существующего не создал никакой бог и никакой человек, но всегда он был, есть и будет вечно живым огнём.

Эпикур считал, что боги есть, но они не вмешиваются в жизнь людей и не имеют представления об их существовании. Бессмертные боги, счастливые и блаженные пребывают в междумириях и не заботятся о мире и людях.

Подобного мнения придерживался Тит Лукреций Кар. Являясь приверженцем атомистического материализма, Лукреций полностью отвергал религию, но признавал существование богов. Боги, как и у Эпикура, пребывая в безмятежном и беззаботном состоянии, о людях не заботятся, не принимают никакого участия в сотворении мира, а значит, нет никакой необходимости преклоняться богам. Соответственно нет нужды и в служителях религии – жрецах, оракулах, пророках.

Платон, в свою очередь, утверждал, что мир сотворён богом.

Школа стоиков, основателем которой является Зенон Китийский, провозглашала, что миром управляет Бог. Бога ассоциировали с силой в виде тончайшей материи.

Между представителями материалистических воззрений и сторонниками религиозных мифов шла постоянная борьба. Борьба не на жизнь, а на смерть. Например, Анаксагор первым дал правильное объяснение солнечным и лунным затмениям, он утверждал, что Солнце это раскалённая шарообразная глыба. Но его попытки дать естественное объяснение природным явлениям не понравились, мягко говоря, религиозным деятелям. Они обвинили Анаксагора в оскорблении богов, судили и приговорили к смерти. Спастись от смерти помогло покровительство и красноречие Перикла. Смертный приговор был заменён изгнанием из Афин.

Подобной участи удостоился и Аристотель. Не успел отойти в мир иной его покровитель Александр Македонский, как тут же Аристотеля обвинили в безбожии. Спасаться пришлось бегством.

Приёмник Аристотеля по руководству Ликеем схоларх (глава школы) Феофраст так же был обвинён в безбожии, но, как говорится, слава богу, и здесь нашлись покровители, - сам обвинитель Феофраста был обвинён и наказан. Интересно отметить, что Феофраст это прозвище, данное Аристотелем своему другу Тиртаму. Прозвище означает «Богоречивый», в связи с чем трудно воспринимается сам факт обвинения «Богоречивого» в безбожии.

В безбожии обвинил Аристарха Самосского стоик Клеант и, можно быть уверенным, что ещё многих философов материалистов, кому «истина была дороже», обвиняли в безбожии. Здесь важно ещё раз подчеркнуть, что многие древнегреческие философы не отказывались от богов и не утверждали, что их нет. Боги, пусть они пребывают в добром здравии, по убеждению многих греческих учёных, никак не влияют на законы природы, на происходящие в природе физические процессы и не имеют никакого отношения к человеку.

На смену греческой культуре и многочисленным Богам пришла Римская культура, а потом христианство с одним единственным Богом.

Историки дают следующую характеристику сложным отношениям между религией и философией.

«На смену погибшей цивилизации греков пришёл догматизм христианской веры.

Классическая греко-римская культура погибла.

На возражение против птолемеевой системы смотрели, как на ересь и преступление.

Христианская религиозная теология это антифилософия, но антифилософия не внутренняя по отношению к философии (как скептицизм и неоплатонизм), а внешняя.

Религиозная теология – не философия. В ней отсутствует главное в философии как именно мыслительного мировоззрения – полная свобода мысли, антидогматизм, антиавторитаризм. В религиозной теологии мировоззренческая мысль скована цепями догматики, авторитетом «священного писания», которое имеет якобы сверхъестественное происхождение, будучи письменной фиксацией истин, открытых через избранных для этого немногих людей всем остальным людям, богом, богооткровением. Всё это, конечно, далеко от философии как свободного, исходящего лишь из собственной проблематики, мышления о мире и о человеке».

Историки отмечают, что господство христианской религии фактически прервало развитие философской мысли, что в средние века философия стала лишь служанкой теологии и религии.

«Инаковерие (ересь) жестоко наказывалось вплоть до изощрённых пыток и максимально мучительного уничтожения.

Греко-римская философия умерла не столько сама, сколько была убита».

В качестве исторической справки остаётся сказать пару слов об инквизиции. «В 382 году последний римский император Феодосий издаёт эдикт (указ) против язычников и впервые произносит роковое слово «инквизиция», что в переводе с латыни означает «расследование». Учреждена инквизиция была много позже».

«По подсчёту Вольтера инквизицией было казнено 9 718 800 еретиков».

Дорога к истине, как видно, пролегала через непролазные дебри мифов и догм и довольно тщательно освещалась кострами инквизиции. Сколько светлых голов отдало свои жизни во имя торжества справедливости, остаётся только догадываться.

Глава 22

Философия Аристотеля

Многие труды древнегреческих учёных были утеряны. В других случаях сохранились только отрывки сочинений или содержание рукописей было дано в изложении других авторов. Аристотель один из тех, чьи труды не канули в лету. Но и здесь историки ставят под сомнение подлинность его некоторых работ, поскольку труды Аристотеля вместе со своими трудами Феофраст завещал Нелею, и только спустя два века после смерти Феофраста сохранившиеся работы были опубликованы. Достоверно установить авторство иногда просто невозможно.

В своих естественнонаучных сочинениях Аристотель рассматривает обширный круг вопросов относительно устройства мира и в целом предпринимает попытку создать завершённую картину мироздания. Аристотель двадцать лет внимательно слушал Платона и усердно изучал учения других предшественников. Отказавшись от их многих положений, Аристотель создал свою школу, где преподавал, помимо логики, этики, политики, поэтики и риторики, «курс теоретического естествознания».

Разумеется, нельзя сказать, что «курс» Аристотеля имеет завершённый вид, но его многие положения достойны внимания.

Определение «философии» как науки в устах Аристотеля звучит чрезвычайно просто и понятно: «Философия называется знанием об истине». Но Аристотель даёт не просто определение, он показывает механизм постижения истины: «Мы не знаем истины, не зная причины. Философ должен знать начала и причины сущностей. Ибо тот, у кого лишь мнение, в сравнении со знанием не может здраво относится к истине».

Подобные высказывания не потеряли своей актуальности и сейчас, поскольку некоторые деятели науки, религии и политики умудряются сначала формировать в массах людей ложные представления, а потом предлагают учитывать мнение этих людей, ни сном, ни духом не ведающих истины.

Математику и физику Аристотель не просто разделяет, а показывает, чем должна заниматься каждая из наук: «Математической точности нужно требовать не для всех предметов, а лишь для нематериальных. Вот почему этот способ не подходит для рассуждающего о природе, ибо вся природа, можно сказать, материальна». Согласно взглядам Аристотеля, пространство заполнено материей, пустоты как таковой нет. Скорость тела зависит от плотности среды. Пустоты нет потому, что материя вездесуща. Например, вылив из кувшина воду, кувшин тут же наполняется воздухом. Отсюда «отделённой (от вещей) пустоты не существует».

Если бы Аристотель допускал существование пустоты, то он бы очевидно сформулировал первый закон движения раньше Ньютона. Рассуждения Аристотеля прямо на это указывают: «Никто не может сказать, почему тело, приведённое в движение, где-нибудь остановится, ибо, почему оно скорее остановится здесь, а не там? Следовательно, ему необходимо или покоиться, или двигаться до бесконечности, если только не помешает что-нибудь более сильное».

Тяжесть и лёгкость, как видно из рассуждений, Аристотель считал врождёнными свойствами тел: «Лёгким мы называем то, что движется к верху, тяжёлым то, что к низу».

О движении тел в среде Аристотель делает вполне справедливые выводы: «Далее, наше утверждение ясно из следующего. Мы видим, что одна и та же тяжесть и тело перемещаются быстрее по двум причинам: или из-за различия среды, через которую оно проходит (например через воду, или землю, или воздух), или, если все прочее остается тем же, из-за различия (самого] перемещающегося [тела] вследствие избытка тяжести или легкости. Среда, через которую происходит перемещение, служит причиной, [уменьшающей скорость тела], потому что она препятствует [движению] - больше всего, когда движется навстречу, а затем, [хотя в меньшей степени,] когда покоится, причем сильнее [препятствует] то, что трудно разделимо, а таким будет более плотное. Следовательно, [в пустоте] все будет иметь равную скорость».

Интересно отметить, что общепринятым является мнение, будто Галилей впервые опытным путём установил факт равноускоренного падения «лёгких» и «тяжёлых» тел в пустоте. Этот факт некоторые историки, например Н. В. Гулиа в своей «Удивительной физике», подвергают сомнению по двум причинам. Во-первых, доказывается, что не проводил опыты Галилей, бросая предметы различной тяжести с Пизанской башни, поскольку опыты эти нигде не описывает, и уж тем более не измерял скорость падения тел в пустоте, поскольку в то время не было приборов для получения этой самой пустоты. С другой стороны, как утверждает автор, падение тяжёлой дробинки и лёгкого пёрышка в пустоте с одинаковой скоростью также не может служить явным доказательством справедливости выводов Галилея. Автор указывает на недостаточность существующих опытных фактов. С ним нельзя не согласиться, поскольку мы до сих пор не знаем причину сил тяжести, не знаем, как эта сила взаимодействует с силой инерции тел, поскольку не известен механизм инерции, и что не маловажно, мы достоверно не знаем, остаётся ли в вакууме эфир, или нет. Сказать о том, что эфира нет вообще без предоставления каких-либо доказательств, по меньшей мере, глупо, а если он есть, то неужели он не будет оказывать сопротивления движению тел? Разумеется, сопротивление это ввиду разреженности эфира будет крайне мало. Но, даже если предположить, что эфира нет, то кто может привести какие-либо весомые аргументы, что лёгкие и тяжёлые тела, получившие одинаковое ускорение, действительно будут двигаться с одинаковой скоростью? Ведь те же частички света разного цвета движутся в среде с разной скоростью, а не будь среды, была бы их скорость одинаковой? Кто даст на этот вопрос однозначный ответ, не зная структуру света?

Аристотель насчитывал шесть видов движений – возникновение, уничтожение, увеличение, уменьшение, превращение и перемещение. Превращение, согласно взглядам Аристотеля, есть изменение в качестве, например, белое стало чёрным. Перемещение есть первое из движений и для того, чтобы тело начало движение, необходимо какое-либо на него воздействие. Аристотель пишет: «Движение движимого тела происходит от прикосновения к нему движущего. Само по себе подвижное не движется, необходимо воздействие способного двигать».

Законы сохранения, которыми оперирует современная физика, у Аристотеля звучат довольно просто: «Уничтожение одного есть возникновение другого и возникновение одного – уничтожение другого».

Тезисы Аристотеля просты и понятны: «земля помещается в воде, вода – в воздухе, воздух – в эфире, эфир – в Небе. Для тела имеется место и пространство, место – это граница объемлющего тела; место, как и тело, имеет три измерения – длину, ширину и глубину, но место не является телом, место не состоит из материи и не приводит в движение существующие вещи. Время равномерно везде, время повсюду одно и то же, время – мера движения или мера покоя, это некоторое число. Тело подвластно изменениям или движению, но не время. Расстояние есть некоторое количество, и движение есть количество, а время есть количество потому, что движение есть количество».

Аристотель не разделяет «материалистические» взгляды своего учителя и пишет: «Далее, он (Платон) низводит элементы, хотя они имеют объём, к плоскостям, но невозможно, чтобы плоскости были «кормилицей» и первой материей. Мы утверждаем, что действительно существует некая материя воспринимаемых чувствами тел, но она не существует отдельно от них и ей всегда сопутствуют противоположности; из этой материи происходят так называемые элементы».

В другом месте Аристотель говорит: «Итак, мы утверждаем, что огонь, воздух, вода и земля превращаются друг в друга и что в возможности каждый элемент содержится в каждом из них, как это происходит и у других вещей, имеющих некий единый и тождественный субстрат, до которого они в конце концов разлагаются». «Субстрат» в переводе с латинского - основа, фундамент. В понимании древнегреческих философов субстрат – первоматерия, первовещество, первоэлемент, единое начало.

Вместе с тем, даже если вывод о том, что основу всех телесных вещей и элементов составляет некая материя, без разницы, как мы её назовём, справедлив, Аристотель не конкретизирует принцип строения веществ. В этом можно увидеть недостаток взглядов Аристотеля, но нельзя не отметить то достоинство, что в своих логических построениях Аристотель рисует общую картину устройства материи и материальных образований, и эта картина не так уж далека от истины.

Интересны взгляды Аристотеля на действие силы тяжести, он пишет: «Точно так же неверно утверждение, что один из элементов движется вверх, а другой – вниз под действием другого (тела), равно как и то, что (они движутся) под действием силы, или, как выражаются некоторые, «выдавливания». Будь это так, большее количество огня медленнее двигалось бы вверх, а большее количество земли – вниз. На самом же деле наоборот: чем больше количество огня и чем больше количество земли, тем быстрее они движутся в своё собственное место. Кроме того, движение не ускорялось бы под конец, если бы они двигались под действием силы или выдавливания, так как все (тела) по мере удаления от того, что сообщило (им) насильственный толчок, движутся медленнее и откуда движутся насильственно, туда – не насильственно. На основании вышеизложенного можно получить исчерпывающее доказательство верности выдвигаемых положений».

Аристотель, как видно, отрицает силу тяжести, в основе которой лежит действие частиц материи, или, как он говорит – тела. Аргументы Аристотеля вполне обоснованы, ведь если предположить, что тело движется вниз и причина любого движения удар или толчок, то тело испытавшее удар, во время своего движения должно испытывать сопротивление воздуха и в силу этого двигаться с замедлением скорости, а оно, как показывает практика, движется с ускорением. Но есть ли необходимость винить Аристотеля в его заблуждениях, если мы и сейчас не знаем причину силы тяжести и механизм её действия. Если предположить, что сила тяжести имеет «магнитное» происхождение, которая может притягивать с ускорением по закону обратных квадратов и выдавливать с силой, действующей по этому же закону, то во времена Аристотеля подобные силы не рассматривались.

Анализируя взгляды Аристотеля, доказываемые цепью логических размышлений, невозможно предположить, что Ньютон и другие материалисты не были знакомы с натурфилософией древних греков и «Физикой» Аристотеля в частности. С большим сожалением необходимо признать и тот факт, что логика Аристотеля, как и логика Ньютона, как и логика в общем понимании этого слова, была недоступна не только Лобачевскому или Эйнштейну, но и многим другим теоретикам, пытавшимся вывести физические принципы из искусственно созданных математических формул и фантастических предположений.

Глава 23

Метафизика Лейбница

Лейбниц заслуживает особого внимания, поскольку он является одним из тех, кто заложил основы современной физики и, вместе с тем создал свою уникальную метафизику, - «монадологию», доведя её положения до крайней степени мистификации. Парадокс заключается в том, что мистикой, лежащей за областью сознания, пронизаны и те немногие физические теории, в которые Лейбниц пытался внести свои коррективы, связанные, в том числе, с введением «живых сил». Нужно сказать сразу: лучше б он этого не делал, поскольку убрав грань между физикой, метафизикой и религией, Лейбниц только внёс сумятицу в сознание многих поколений учёных. Плоды этой сумятицы мы пожинаем по сей день.

Интересно отметить, что «монадологию» Лейбница, как основной элемент его метафизики намеревался подвергнуть критике М. В. Ломоносов, но великодушно воздержался от этого шага. Н. А. Фигуровский пишет: «В 1754 г. Ломоносов писал Л. Эйлеру о причинах, по которым прямо не выступил против монадологии: «Та же причина (занятость посторонними делами) давно уже препятствует мне предложить на обсуждение ученому свету мои мысли о монадах. Хоть я твердо уверен, что это мистическое учение должно быть до основания уничтожено моими доказательствами, однако я боюсь омрачить старость мужу (т. е. Хр. Вольфу), благодеяния которого по отношению ко мне я не могу забыть; иначе я не побоялся бы раздразнить по всей Германии шершней — монадистов»). Христиан Вольф (1677-1754) с одной стороны был учителем Ломоносова, а с другой стороны состоял в дружеских отношениях с Лейбницем, это и явилось сдерживающим фактором для Ломоносова.

Л. Эйлер, как указывалось выше, так же не принял «монадологию». В «письмах к немецкой принцессе» он охарактеризовал общее настроение того времени, когда монады кружили головы беспечным обывателям. Эти настроения чем-то напоминают тот период, когда Общая теория относительности нашла «подтверждение» в экспериментах А. Эддингтона, в 1919 году.

Эйлер пишет: «В свое время спор о монадах был столь оживленным и всеобщим, что о них с жаром говорили в любом обществе и даже в кордегардиях. При дворе почти не было дам, которые не высказывались бы за или против монад. Одним словом, повсюду спор переходил на монады, и только о них и говорили. Королевская Академия в Берлине приняла самое деятельное участие в этих спорах. У нее было в обычае предлагать ежегодно тему и присуждать премию — золотую медаль в пятьдесят дукатов — тому, кто, по ее мнению, представил наилучшее рассуждение на данную тему; на 1748 год она предложила вопрос о монадах.' Было представлено большое число трактатов на эту тему, и для рассмотрения их покойный президент г-н де Мопертюи учредил особую комиссию, поставив во главе ее ныне покойного г-на графа де Дона, обергофмейстера двора Ее Величества королевы. Будучи беспристрастным судьей, граф де Дона рассмотрел с крайней тщательностью все доводы, выдвинутые как за, так и против монад. Наконец пришли к заключению, что доказательства, которые должны были подтвердить существование монад, настолько несостоятельны и химеричны, что все принципы наших знаний были бы этим ниспровергнуты. Поэтому решили одобрить противоположное мнение, и премия была присуждена г-ну де Юсти, который выдвинул наиболее убедительные возражения против монад. В. В. легко поймет, что этот шаг Академии вызвал необычайное раздражение у сторонников монад во главе с великим прославленным г-ном Вольфом, считавшим себя столь же непогрешимым в своих суждениях, как папа Римский. Его приверженцы, которые в то время были более многочисленны и более воинственны, чем теперь, во всеуслышание обвинили Академию в несправедливости и пристрастии; глава же их чуть не обрушил громы философской анафемы на всю Академию. Я уж не помню, кому мы обязаны тем, что этого удалось избежать».

С позиций сегодняшнего дня можно только поражаться непомерной фантазии Лейбница, придумавшего свою «монадологию», но эти фантазии не столь обременительны для физики, как покушение Лейбница на ньютоновские понятия - «количество движения» и «сила». Об этом пойдёт ниже речь, поскольку невозможно, чтобы введённые Лейбницем понятия, не имеющие должного обоснования, продолжали оставаться предметом изучения. Сейчас же давайте попробуем охарактеризовать Лейбница как человека и как учёного.

Г. В. Лейбниц (1646 – 1716) известен как личность, преуспевшая во многих сферах научной, творческой и административной деятельности. Э. Т. Белл в известной своей книге «Творцы математики» очерк, посвящённый Лейбницу, озаглавил: «Мастер на все руки». Эрик Темпл Белл (1883 – 1960), как говорит о нём в предисловии С. Н. Киро, «играл видную роль в научном мире США», поэтому каждое написанное им слово достойно и внимания и доверия. Но так ли уж полно осветил автор очерка мастерскую великого творца метафизики?

Очерк начинается словами: «Математика была только одной из многих областей, в которых Лейбниц проявил свой яркий гений: он внёс значительный вклад также в юриспруденцию, государственное управление, историю, литературу, логику, вероучение, метафизику и философию».

О Лейбнице, как о физике Белл не говорит, хотя историки отмечают вклад Лейбница в физику тем, что он: «развивал учение об относительности пространства, времени и движения. Ввёл в механику в качестве количественной меры движения «живую силу» (позднее получившую название «кинетической энергии») – произведение массы тела на квадрат скорости. Этот взгляд на меру движения противоречил подходу Р. Декарта, считавшего мерой движения произведение массы на скорость – «мёртвую силу», как назвал её Лейбниц. Частично использовав результаты Х. Гюйгенса, Лейбниц открыл закон сохранения «живых сил», явившийся первой формулировкой «закона сохранения энергии». Он также высказал идею о превращении одних видов энергии в другие». (Википедия).

В конце очерка Э. Т. Белл пополняет список деяний Лейбница: «Перечень интересов Лейбница всё ещё далеко не полон. Экономика, филология, международное право (в котором он был пионером), устройство рудников, богословие, основание академий, воспитание юной Бранденбургской принцессы – всё привлекало его внимание, и во всём он делал что-то значительное. Возможно, наименее успешно он занимался механикой и естественными науками, где его случайные промахи оказываются грубыми ошибками в спокойном ровном свете трудов таких учёных, как Галилей, Ньютон, Гюйгенс или даже Декарт».

Оставим в стороне от рассмотрения то «значительное», что лежит за рамками механики и физики. Почему Белл опять не называет Лейбница физиком, и даже напротив, говорит, что в области механики Лейбниц допустил грубые ошибки? При этом Белл говорит о случайных ошибках Лейбница, так, будто основная, большая часть работ Лейбница по физике не вызывает претензий. Возникает закономерный вопрос: в чём именно Лейбниц допустил грубые ошибки и в чём конкретно его механика и физика безупречны?

Ещё мы знаем о Лейбнице то, что он основал Берлинскую Академию наук и был её первым президентом. Лейбниц пытался основать Академии наук в Дрездене, Вене и Петербурге. Лейбниц, как отмечает В. В. Соколов во вступительной статье к «Сочинениям Лейбница»: «был принят на русскую службу в высоком звании тайного юстицсоветника с соответствующим окладом (в том же звании философ числился на ганноверской, бранденбургской и австрийской службе)».

Лейбниц известен как автор ряда философски религиозных произведений, таких, как: «Рассуждение о метафизике» (1685), «Новые опыты о человеческом разуме» (1705), «Теодицея» (1710), «Монадология» (1714).

«Монадология» Лейбница не просто название произведения, но и, как считают некоторые исследователи, целая философская система. Впрочем, если рассматривать философию как знание об истине, то к метафизической философии Лейбница следует добавить приставку «анти», поскольку философия Лейбница является прямой противоположностью не только физики, но и философии, как науке об истине.

Э. Т. Белл даёт следующую характеристику «философской системе» Лейбница: «За 25 лет он напустил в философию достаточно обширное облако тумана. Каждый читатель, несомненно, слышал что-нибудь о хитроумной теории монад – миниатюрных моделях вселенной, из которых составляется всё в природе, как некий вид одного во всём и всего в одном; с их помощью Лейбниц объяснял всё (кроме самих монад) в этом и потустороннем мире».

Лейбниц широко и произвольно использует «принцип достаточного основания». Использует его в качестве самого веского аргумента непогрешимости своих взглядов.

Лейбниц известен тем, что затеял спор с Ньютоном «о научном приоритете открытия дифференциального исчисления». При этом Лейбниц не только обвинил Ньютона в плагиате, но и как считают историки, сам нарушил библейский принцип «не укради».

Среди негативных качеств Лейбница историки отмечают алчность к деньгам и то, что он распылял талант математика во многих других сферах деятельности. М. М. Филиппов в биографическом очерке о Лейбнице, говорит о том, что Лейбниц, имея славянские корни: «в противоположность методичному Канту и аккуратному Гайдну, отличался некоторой «славянской» широтой натуры, разбросанностью и порой даже безалаберностью».

Корреспондентами Лейбница было более тысячи человек. Сохранилось свыше пятнадцати тысяч писем Лейбница. Историкам ещё предстоит открыть нечто новое в образе Лейбница, чтобы дорисовать его психологический портрет и подкорректировать список его научных достижений, хотя нам для этой цели вполне достаточно тех писем и работ, которые опубликованы в собрании сочинений Лейбница. Вопрос о том, насколько достижения Лейбница в механике и физике имеют научное значение, мы попытаемся выяснить в этой главе.

Если проследить творческий путь Лейбница, то его жизненная и научная позиция заключалась, прежде всего, в беспрестанной борьбе за торжество своих собственных идей, посланных якобы ему свыше. «Все на борьбу с инакомыслием, ересью, атеизмом» - таков девиз Лейбница. Доказывать свою правоту, основанную на сомнительных, мягко говоря, идеях, противопоставлять своё мнение мнению других, критиковать и спорить, для Лейбница было неотъемлемой частью его существования.

Отстаивая свои идеи, Лейбниц немало времени посвятил бескомпромиссной борьбе с Декартом и Ньютоном, с материалистами в целом. В борьбе все средства хороши, ибо цель, верней – великая миссия, оправдывает средства её достижения. С доктриной непогрешимости Лейбниц обнажил против всех «своё блестящее перо публициста». В эту борьбу Лейбниц вовлёк практически всех своих корреспондентов, - каждый из них и весь Мир в целом должны были знать своих героев в лицо.

Давайте попробуем окунуться в эту непростую творческую атмосферу человека, пытавшегося с одной лишь Божьей помощью водрузить знамя Победы на развалинах материализма.

Прежде всего, необходимо сказать о главной мечте Лейбница. Ни много ни мало, но Лейбниц намеревался создать универсальную, всеобщую науку. Он даже набросал план будущего труда под названием «Начала и образцы всеобщей науки», где должны быть собраны все имеющиеся знания, а недостающие приумножены «посредством надёжного опыта». С помощью этой системы знаний «люди могли бы безошибочно судить об истине или, по крайней мере, о степени вероятности…».

Как видно, даже творческий замысел содержит противоречия. Противоречиями пронизаны и названия задуманных произведений Лейбница. Часть 1. Книга 1. Лейбниц предполагал назвать: Элементы вечной истинности, или о форме аргументирования, в силу которой все споры доказательно разрешаются посредством исчисления».

Часть вторая должна была включать такие книги, как «Геометрия», «Механика» и «Элементы универсальной юриспруденции». Относительно «механики» Лейбниц пишет: «Механика, в которой показывается через применение одного – единственного принципа, каким образом все механические задачи могут быть сведены к чистой геометрии…».

О каком именно принципе идёт речь Лейбниц не говорит. В примечании указывается, что этим принципом мог бы быть принцип сохранения живой силы, но, скорей всего, речь идёт о принципе «достаточного основания», которому Лейбниц уделял не просто громадное, а поистине вселенское значение, не зря же он называл его «великим». К тому же ниже Лейбниц прямо даёт понять, что принцип имеет метафизическое происхождение: «Никогда ещё истинные начала этой науки (механики) – пусть они достаточно широко известны – не представлялись вытекающими из одного-единственного принципа истинной метафизики…». «Принцип достаточного основания» как раз и является тем принципом, который во взглядах Лейбница приобретает исключительно метафизическое, и вместе с тем решающее значение.

Как видно, Лейбниц изначально намеревался строить систему знаний на основе метафизических представлений и математики. Затея Лейбница изначально являлась «невыполнимой миссией», а что из этого получилось, давайте рассмотрим.

Бог занимал в сознании Лейбница главенствующее положение. Любовь к Богу, по всей вероятности, досталась в наследство от матери, благодаря которой Лейбниц получил религиозное образование, ну и конечно от родственников - богословов. Нельзя забывать и том, что Лейбницу в наследство от отца досталась хорошая библиотека, где богословской литературы просто не могло не быть, поскольку во всех учебных заведениях того времени изучение религиозной литературы было в обязательном порядке. Школы, как правило, создавались при церквях, и та школа Святого Фомы, которую окончил Лейбниц, так же была построена рядом с церковью с таким же названием. Нисколько не удивительно поэтому, что Лейбниц с большим почтением относился к Богу. Без преувеличения можно сказать, что Лейбниц буквально боготворил Бога, об этом, во всяком случае, говорят его письма и произведения.

«Теодицея» Лейбница в переводе означает «Богооправдание». Бог у Лейбница и архитектор, и монарх, бог всюду и везде, в самых лучших качествах. Лейбниц пишет: «Бог есть абсолютно совершенное существо. Бог, обладая высочайшей и бесконечной мудростью, действует наисовершеннейшим образом не только в метафизическом, но и в нравственном смысле…». В письме к Мальбраншу Лейбниц пишет: «Искренне говорю: я предпочёл бы добиться успеха в метафизике, чем найти клад. Ибо чего стоит всё остальное в сравнении с Богом и душой. Да, я питаю поистине безмерную любовь к этой божественной науке и удивляюсь, видя, как мало её уважают. Нет ничего важнее и плодотворнее всеобщих истин метафизики, я люблю их сильнее, чем можно себе представить».

В искренности Лейбница можно не сомневаться. Взамен атомам Лейбниц противопоставляет выдуманные им «монады» и фантастическую систему «Монадология», в которой эти монады могли бы чувствовать себя столь вольготно, что не испытывали бы угрызений совести за своё противоестественное существование в этом миру и не боялись бы покушений на себя со стороны материалистов. А чтобы у оппонентов не возникало каверзных вопросов «по существу», Лейбниц заблаговременно облёк монады в «доспехи Бога», - снабдил их рекомендательным письмом от самого Всевышнего.

Атомы и пустота – предрассудки, - уверяет Лейбниц. «Все вещи произошли от Бога в его непрерывном творении». Бог – труженик не только непрерывно вращает маховик вселенной, но и успевает лепить монады и вкладывать их в души, поскольку: «Бог изначала сотворил душу».

Лейбниц пишет: «Существуют только атомы – субстанции, абсолютно лишённые частей. Их можно было бы назвать метафизическими точками: они обладают чем-то жизненным и своего рода представлениями; математические же точки – это их точки зрения для выражения универсума». Лейбниц, по сути, предлагает свою версию устройства Мира, где всем правит Бог и от Бога исходит вся сила. Лейбниц пишет: «понятие силы относится к области метафизики». «В телесной субстанции должна находиться первичная двигательная сила, которая в соединении с протяжённостью всегда действует. Это и есть субстациональное начало, которое в живых существах называют душой, в других же – субстациональной формой; и поскольку оно составляет с материей действительно одну субстанцию, или единое само по себе, оно образует то, что я называю монадой».

Ну а каковы «физические» свойства монад? Здесь, пожалуй, правильней говорить не о физических свойствах, а о психологическом портрете, поскольку монады в представлении Лейбница есть живые существа. Давайте попробуем вкратце рассмотреть основные положения «Монадологии» Лейбница.

1. Монада есть простая, не имеющая частей субстанция, входящая в состав сложных (субстанций).

2. Простые монады должны существовать потому, что существуют сложные.

3. Поскольку у монады нет частей, то нет ни протяжения, ни фигуры и невозможна делимость.

4. Нечего также бояться и разложения монад…

5. Поскольку невозможно представить себе, как монада может естественным путём родиться или погибнуть, то можно утверждать, что монада получает начало путём творения.

6. Внутри монады не может происходить каких-либо движений и изменений. Монады не имеют окон, а значит никто и ничто в середину не попадёт и не выйдет оттуда.

7. Поскольку монады существа, которые не похожи друг на друга, то, стало быть, монады должны обладать свойствами. А не похожи монады друг на друга потому, что в природе не встречается двух одинаковых существ.

8. Поскольку монады сотворены, то в каждой из них беспрерывно происходят изменения. Хоть частей монада не имеет, но множественность состояний и отношений существовать должны.

9. То, что изменяется, имеет многоразличие. Изменения исходят из внутреннего принципа. Многоразличие производит многообразие монад.

10. Деятельность внутреннего принципа, которая производит изменение или переходит от одного восприятия к другому, может быть названа стремлением.

11. Всем сотворённым монадам можно бы дать название энтелехий, ибо они имеют в себе известное совершенство и в них есть самодовление, которое делает их источником их внутренних действий.

Тело, принадлежащее монаде, которая есть его энтелехия, или душа, образует вместе с энтелехией то, что можно назвать живым существом, а вместе с душою – то, что называется животным.

12. Если бы хотели назвать душой всё, что имеет восприятия и стремления, то можно было бы все простые субстанции, или сотворённые монады, назвать душами; но так как чувство есть нечто большее, нежели простое восприятие, то я согласен, что для простых субстанций, имеющих только последнее, достаточно общего названия монад и энтелехий, а что душами можно назвать только такие монады, восприятия которых более отчётливы и сопровождаются памятью.

13. Пример: когда мы спим или в обмороке душа не отличается заметным образом от простой монады. Когда мы бодрствуем, душа есть нечто большее, чем простая монада.

14. Второй пример, в котором показано, как действует память: когда собакам показывают палку, они припоминают боль, которую она им причиняла, и воют или убегают.

15. Познание необходимых и вечных истин отличает нас от простых животных и доставляет нам обладание разумом и науками, возвышая нас до познания нас самих в Боге. И вот это называется в нас самих разумной душой или духом.

16. Все рассуждения основываются на двух великих принципах: принципе противоречия и принципе достаточного основания.

Вот такая система мироздания по Лейбницу. Удивительно при этом не то, что «монадология» просуществовала почти пол столетия, а то, как вообще такая система могла быть принята к рассмотрению кем бы то ни было.

«Принцип достаточного основания» в своей системе Лейбниц использует для того, чтобы «обосновать» достоверность своих фантазий.

Он пишет: «Принцип достаточного основания гласит о том, что ни одно явление не может оказаться истинным или действительным, ни одно утверждение справедливым без достаточного основания, почему дело обстоит именно так, а не иначе, хотя эти основания в большинстве случаев вовсе не могут быть нам известны».

Физику Лейбниц не просто отвергает, а устанавливает в ней свои принципы и законы, зависимые исключительно от воли Бога.

Во втором письме Кларку Лейбниц говорит, что «принципы материалистов во многом способствуют поддержанию неверия. Не математические принципы в обычном смысле слова, а метафизические надо противопоставлять принципам материалистов».

«В физике, например, - говорит Лейбниц, - состояние покоя можно рассматривать как бесконечно малую скорость или бесконечно большую медленность. Неисчерпаемым источником для истинной физики должны служить божественные совершенства. Ибо конечной причиной вещей является Бог».

Лейбниц логически пытается обосновать непостижимость Мира, как и саму надобность в этом непостижении: «Если некоторые учения выше разума, то они вне его досягаемости. Если они вне его досягаемости, то он не может их достигнуть. Если разум не может их достигнуть, он не может их понять».

Лейбниц рассуждает о том, что в природе есть тысячи предметов (свет, теплота, сладость), которых мы не понимаем, а, значит, и не нужно стремиться их понять, – они выше разумного понимания, и с этим нужно смириться.

В природе есть один деятель – Бог. Если Вы видите плывущий корабль вниз по течению реки, Вы должны знать, что: «Бог есть причина скорости судна, а течение служит материальной причиной замедления».

Причину сил притяжения между небесными телами Лейбниц также отдаёт во власть Бога. «Хотя это действие – говорит Лейбниц, подразумевая притяжение, - превышает силы природы, нельзя доказать, чтобы оно превышало могущество творца природы, так как ему легко изъять природу из установленных им законов или освободить её от них в отдельных случаях, если это будет ему угодно, точно так же как он может заставить железо плавать в воде или прекратить действие огня на человеческое тело».

Интересны физические теории в изложении Лейбница. Он, в частности, пишет следующее.

«Вообще же как происхождение и уничтожение, так и качественное изменение можно объяснить тонким движением частиц. Например, так как белое есть то, что отражает наибольшее количество света, а чёрное - то, что отражает мало света, то белым будет всякое тело, поверхность которого содержит множество меленьких зеркал; вследствие этого пенящаяся вода бела, так как она состоит из бесчисленных пузырьков и, сколько пузырьков, столько зеркал, между тем как раньше почти вся вода представляла только одно зеркало; точно так же когда разобьёшь стекло, то при этом образуется столько же зеркал, сколько частей, и по этой причине толчёное стекло белее цельного. Подобным же образом когда вода разбивается на пузырьки, точно на отдельные зеркала, то является белизна; от этого снег белее льда, а лёд белее воды. Ибо несправедливо, будто снег есть сгущенная вода, тогда как скорее он есть вода разреженная, почему он и легче воды и занимает более пространства».

«Отсюда ясно, что цвета возникают только вследствие изменения фигуры и положения на поверхности; и если бы позволяло место, то то же самое легко можно было бы показать и относительно света, теплоты и всех качеств. Если же посредством одного движения изменяются качества, то тем самым изменится и субстанция, так как с изменением всех, а то и некоторых составных элементов уничтожается и сама вещь (так, например, уничтожив свет или теплоту, мы уничтожим и огонь; то и другое можно произвести, задержав движение; по этой причине закрытый со всех сторон огонь умирает за недостатком воздушной пищи) не говоря уже о том, что вообще сущность отличается от своих качеств только в отношении к чувствам».

Химические теории Лейбница так же представляют интерес. Он пишет: «При этом нельзя возражать, что фигура или величина – случайные свойства, ибо они всегда случайны; например, хотя для свинца жидкое состояние является случайным свойством, так как свинец бывает жидким только в огне, однако для ртути жидкость – существенное свойство; причина же жидкого состояния лежит, без сомнения, в свободной криволинейности частей – в их шарообразной, цилиндрической, овальной или иной сферической форме; следовательно, криволинейность есть случайное свойство для мельчайших частиц свинца и существенное для ртути. Вот почему все металлы происходят из ртути, скреплённой солями, соли же состоят по природе из прямолинейных фигур, способных к покою; вследствие этого если мы растворим соли в воде и затем дадим им свободно сгущаться, то они явятся, как известно химикам, в форме тетраэдров, гексаэдров, октаэдров и т. д., но отнюдь не в круглой или криволинейной форме. Таким образом, соли являются причиной твёрдости; и эти острые соли, будучи в недрах земли смешаны в мельчайших частицах со ртутью, препятствуют своим промежуточным положением свободе криволинейных частиц и образуют металл. В огне же металл возвращается к природе ртути, потому что огонь, проникая между мельчайшими частицами, освобождает криволинейные части ртути от прямолинейных частей соли. Отсюда происходит жидкое состояние металла в огне. Таким образом, ясно, что едва ли есть что-либо в аристотелевской физике, чего нельзя было бы объяснить и в реформированной физике».

«Великий реформатор», как видно, не оставляет даже малейшей надежды последователям Аристотеля ни подправить, ни дополнить истинную «теорию химических превращений», доставшуюся ему в наследство от Платона.

Можно было бы не обращать внимания на научные «шалости» Лейбница, если бы он не сделал самый главный выпад против материализма, обессмертивший его имя в кругу физиков и предопределивший дальнейшее развитие воззрений на природу сил.

В 1686 году Лейбниц публикует антикартезианское произведение под названием «Краткое доказательство примечательной ошибки Декарта и других, относящейся к вводимому ими и применяемому в механике естественному закону, согласно которому Бог хранит всегда одно и то же количество движения».

Важность этой работы заключается, прежде всего, в том, что Лейбниц впервые ввёл в физику понятие «живой силы», позже получившей название «кинетической энергии». Все виды сил, которые существуют в природе, принадлежат Богу, - так считал Лейбниц. Поэтому, по Лейбницу, не должно быть никакой разницы между силой взаимодействующих тел и силой тяжести. Поскольку все силы принадлежат одному «производителю», то и количественное выражение всех видов сил должно быть одинаковым. Если сила тяжести подчиняется закону обратных квадратов, то и сила взаимодействующих тел должна подчиняться этому же закону, - такова логика рассуждений Лейбница. А поскольку Бог живое существо, то и сила, стало быть, «живая».

Давайте рассмотрим суть вопроса подробней. Декарт считал количество движения пропорциональным массе и скорости тела. Количество движения, в свою очередь, Декарт считал эквивалентным «движущей силе». У Ньютона эта сила называется «приложенной». Лейбниц вводит понятие «живой силы» и пытается, как он сам выразился, «опровергнуть картезианский закон природы, - доказывая, что: сохраняется не одно и то же количество движения, а одно и то же количество силы, которое надлежит оценивать по действию, которое сила может произвести». В чём же заключается это действие, которое производит сила? И почему именно сила, а не количество движения?

В своей статье Лейбниц сразу переходит от слов к делу и говорит: «Чтобы показать, насколько различны эти две вещи (движущая сила и количество движения), я устанавливаю, во-первых, что тело, падая с определённой высоты…». Стоп, здесь давайте прервёмся на минуту и подумаем, о чём говорит Лейбниц. А говорит он о том количестве движения, которое тело приобретает в поле силы тяжести. Но есть ли пропорциональная разница между тем количеством движения, которое, приобрёл, например бильярдный шар от удара другого бильярдного шара, и тем количеством движения, которое получил бильярдный шар, падая с определённой высоты? Разумеется, есть, и Ньютон прямо указал на это различие, давая определение «приложенной силе» и «центростремительной». Первая пропорциональна скорости, вторая пропорциональна квадрату скорости. Лейбниц далее рассматривает такие явления, как движение шара по наклонной плоскости, биение фонтана или ускоренное падение тел. Здесь он делает правильное заключение: «Силы относятся как произведения тел (одного и того же удельного веса или плотности) и высот подъёма, производящих скорость…». Но прав ли Лейбниц, когда, не делая различия между движущей силой, свойственной взаимодействующим телам, и той силой, которая придаёт ускорение падающим телам в поле тяжести, утверждает, что: «живые силы равных тел относятся не как скорости, а как квадраты скоростей»?

Насколько можно судить, ошибка Лейбница как раз и заключается в том, что он не видит разницы между движущей силой Декарта, свойственной взаимодействующим телам, и своей «живой силой», проявляющейся в поле тяжести, ньютоновской центростремительной силой.

Лейбниц пишет: «Многие математики, видя, что во всех пяти простых машинах, скорость и груз взаимно уравновешиваются, вообще оценивают движущую силу, по количеству движения, т. е. по произведению от умножения тела (массы тела) на его скорость». К простым механизмам Лейбниц относит рычаг, ворот, блок, клин и винт. Дальше Лейбниц говорит: «И так как требованиям разума соответствует, что в природе сохраняется одна и та же сумма производящей движение энергии, и она ни уменьшается и не увеличивается…; (речь идёт о силе тяжести) …то отсюда и понятие, что Декарт, который считал эквивалентными движущую силу и количество движения, выдвинул положение, что Бог сохраняет одно и то же количество движения в мире». Нет, Декарт как раз не считал силу тяжести и количество движения одним и тем же. Он писал: «если одно тело приводит в движение другое, то теряет столько своего движения, сколько его сообщает».

«Живая сила» Лейбница является не чем иным, как «центростремительной» силой Ньютона. «Мёртвую силу», в свою очередь, Лейбниц ассоциировал со статической силой, которая действует на покоящееся тело. Он пишет: «Многие математики, видя, что во всех пяти простых машинах, скорость и груз взаимно уравновешиваются, вообще оценивают движущую силу, по количеству движения, т. е. по произведению от умножения тела (массы тела) на его скорость». «И так как требованиям разума соответствует, что в природе сохраняется одна и та же сумма производящей движение энергии, и она ни уменьшается и не увеличивается…; …то отсюда и понятие, что Декарт, который считал эквивалентными движущую силу и количество движения, выдвинул положение, что Бог сохраняет одно и то же количество движения в мире».

В этих словах заключается основное возражение Декарту и вместе с тем искажающее истину противоречие. В поле тяжести сила имеет одно и то же значение (на одной и той же широте), а значит, количество движения в поле тяжести должно быть везде одинаковым. В этом Лейбниц прав. Но Декарт выводит формулу количества движения для взаимодействующих тел. Эта формула не имеет отношения к количеству движения в поле тяжести. Сила в поле тяжести подчиняется действию закона обратных квадратов, «движущая сила» (импульс, удар), равна «количеству движения». Это различие Лейбниц проигнорировал.

В оправдание Лейбницу можно сказать лишь то, что он о центростремительной силе Ньютона ещё не знал, поскольку во время выхода в свет статьи Лейбница, в марте1686 года, «Начала» Ньютона только готовились к изданию.

Другое дело, что оправдание Лейбницу нельзя найти тогда, когда он свою «правоту» пытался доказать многочисленным корреспондентам после выхода «Начал». Говорить о том, будто все понимали, о чём идёт речь, было бы ошибочным. Полемика по этому вопросу затянулась на долгие годы, и даже сейчас, насколько можно судить, не все понимают причины возникновения рассматриваемых противоречий.

В континентальной Европе было немало сторонников Лейбница, которые поддержали его выводы. Лейбниц и его ученики не прекращали нападки на картезианскую теорию, в справедливости которой не сомневался Ньютон. Один из таких случаев описал М. М. Филиппов. Вот что он пишет.

«Один итальянский математик, Палени, произвёл опыты, доказавшие, по его мнению, правильность теории Лейбница, по которой действие силы пропорционально квадрату скорости. Пембертон (помощник Ньютона) написал возражение, которое так понравилось Ньютону, что он немедленно сам отправился к молодому врачу и показал ему своё собственное возражение итальянскому математику. Статья Пембертона была напечатана в «Трудах» Лондонского королевского общества, а доказательство Ньютона помещено в виде прибавления без подписи».

В этом же очерке под названием «Исаак Ньютон» Филиппов рассказал об интересном эпизоде из жизни Лейбница и Ньютона, характеризующий их математические способности. «В июне 1669 года известный математик Иоанн Бернулли, один из членов знаменитой «математической династии Бернулли» послал вызов «всем остроумнейшим математикам, процветающим на земном шаре», предлагая решить две весьма трудные задачи. Решением задач Бернулли занялись первые математики того времени, в том числе в Германии Лейбниц, во Франции Лопиталь, в Англии Ньютон. Лейбниц был поражён красотой задач и, узнав, что Бернулли назначил шестимесячный срок на решение, просил продлить его до одного года. Занявшись задачами в часы досуга, Ньютон в тот же день за несколько часов решил обе». Выдержка приведена с сокращением, но комментарии, надо полагать излишни.

В 1695 году Лейбниц пишет работу «Опыт рассмотрения динамики».

Здесь Лейбниц вводит два новых понятия: «активная сила» и «пассивная сила». И та и другая проявляются двояко: как «первичная сила», и как «производная сила».

«Первичная активная сила» присутствует во всякой телесной субстанции, поскольку бездейственное тело, считает Лейбниц, противно природе вещей. «Производная активная сила»» возникает при столкновении тел между собой.

Лейбниц даёт следующее определение «первичной активной силы»: «Первичная есть не что иное, как первая энтелехия, соответствует душе, или субстанциальной форме, но тем самым относится к общим причинам, которые не могут быть достаточны для объяснения явлений». Здесь мы видим продолжение «монадалогических» воззрений Лейбница.

Что касается «первичной пассивной силы», то это та сила, которую позже Эйлер отнесёт к непроницаемости. Сейчас же Лейбниц даёт ей следующее определение: «первичная сила претерпевания, или сопротивления, составляет то самое, что в философских школах называется первичной материей; от неё происходит, что тело не проницается телом, а составляет для него препятствие, а вместе с тем наделено некоей, так сказать, инертностью, т. е. противоборствованием движению, и поддаётся воздействию движущего агента не иначе, как умаляя его».

На умонастроении Лейбница, по всей вероятности, сказалось влияние «Начал» Ньютона. Но этим влияние и ограничилось, Лейбниц абсолютно уверен, что обогащает науку новыми истинами и предлагает своим оппонентам прекратить всякие препирательства, «которыми они только и потворствуют тщеславию».

На этом мысль Лейбница не останавливается. После слов «не иначе, как умоляя его» следует: «Отсюда в дальнейшем производная сила претерпевания различным образом проявляет себя во вторичной материи». К первичной материи, характеризующейся протяжённостью и способностью отражать удар (антитипией), Лейбниц добавил вторичную материю в виде инертной массы тела. Но и эта вторичная материя противоборствует движению, что, то же самое, что отражает удар. Запутавшись в определении характеристиках материи, Лейбниц предлагает перейти к рассмотрению следующего вопроса, т. е. «оставить в стороне общее и первичное и, положив в основу то, что своей формой всякое тело всегда действует, а своей материей всякое тело всегда претерпевает и оказывает сопротивление, идти далее в предлагаемом учении». Вот так вот, - форма действует, материя сопротивляется. Не парадокс ли?

Ещё ниже Лейбниц характеризует «живую» и «мёртвую» силы. «При мёртвой силе нет движения, живая связана с действительным движением».

Например, сила тяжести, которая действует на лежащий без движения на земле камень, это мёртвая сила. Но если камень падает с высоты и таким образом движется, то это уже проявление живой силы. «Живая сила, таким образом, порождается из бесчисленных непрерывных побуждений мёртвой силы».

Эти рассуждения Лейбница со временем лягут в основу механики. Живую, производную силу отнесут к кинетической энергии; мёртвую, пассивную силу – к потенциальной энергии. Своими противоречивыми идеями Лейбниц, по сути, смешал физику, теологию и метафизику в одно «великое» учение, чем, несомненно, гордился и не признавал критики в свой адрес.

Великий творец метафизики откровенно верил в своё величие. Оппоненты в лице Декарта и Ньютона и их последователей, не в состоянии были затмить его, Лейбница, величие, - он один справился с возложенной на него миссией, - он привнёс в математику и физику недостающие людям знания. В письме к Мальбраншу, последователю Декарта, Лейбниц пишет: «Декарт высказал прекрасные вещи, это был самый проницательный и рассудительный ум, какой только может быть. И, однако, сделать одним махом всё невозможно; поэтому он лишь приоткрыл завесу над вещами, не проникнув в их суть. Мне представляется, что он ещё весьма далёк от истинного анализа и от искусства открытия вообще. По моему убеждению, его механика полна ошибок, его физика слишком поспешна, его геометрия чересчур ограниченна, наконец, его метафизика есть собрание всех этих недостатков, вместе взятых». В подобных высказываниях вся сущность натуры Лейбница.

Сохранилась переписка между Лейбницем и Самюэлем Кларком, религиозным пастором, духовником английского двора и активным последователем Ньютона. Переписка велась в последние годы жизни Лейбница в 1715 – 1716 г. г., в ней в полной мере отображены метафизические воззрения Лейбница. В ответных письмах Кларк пытался переубедить Лейбница, приводил свои аргументы, но безрезультатно.

В своих письмах Лейбниц продолжает настаивать на величии «принципа достаточного основания», пытается одним только принципом сокрушить строящееся здание материализма. Он пишет: «Разве не пользовались этим принципом в тысячах случаев? Правда по небрежности о нём забывали во многих других случаях, но как раз это послужило причиной для химер, подобных предположению абсолютного времени и абсолютного реального пространства, предположению пустоты, атомов, схоластической силы притяжения, физического влияния между душой и телом и для тысяч других фикций – как тех, которые сохранились от ложной уверенности древних, так и тех, которые выдуманы недавно».

Мало того, сей принцип исходит от Бога: «Бог ничего не делает без основания», - заявляет Лейбниц и продолжает: «Ибо один Бог может давать природе силы, но он это делает только сверхъестественным путём».

И этим же принципом Лейбниц доказывает существование Бога. «Я осмелюсь утверждать, - пишет Лейбниц, - что без этого великого принципа доказательство существования Бога, а также обоснование многих других важных истин было бы не возможно». Круг замкнулся. С одной стороны Бог в своей деятельности руководствуется «принципом достаточного основания», а с другой стороны сам «принцип» доказывает существование Бога. Какие могут быть возражения?

Лейбниц даёт ответ и на вопрос о том, какие именно сверхъестественные силы Бог производит сверхъестественным путём: «Притяжение тел как действие на расстоянии и без всякого связующего средства равным образом является сверхъестественным; таким же было бы вращательное действие по кругу, когда оно, не встречая никакого препятствия в своём свободном движении, не удалялось бы от центра в направлении касательной. Ибо такие действия невозможно объяснить из природы вещей».

Кларк отвечает: «Сам феномен – притяжение, гравитация, или стремление тел друг к другу (как бы его не называли), законы и соотношения этого явления ныне хорошо известны по наблюдениям и экспериментам. Если учёный автор или ещё кто-нибудь сможет объяснить эти феномены механическими законами, то не только никто не будет возражать против этого, а, напротив, он заслужит благодарность всего учёного мира. Без сомнения, верно, что этот феномен не осуществляется без опосредования, т. е. без какой-нибудь причины, способной производить такое действие. Когда тело движется по кругу, не удаляясь по направлению касательной, то обязательно должно существовать нечто, ему в этом мешающее».

Лейбниц на подобные возражения не обращает внимания. Да что Лейбниц, и сейчас некоторые представители науки считают воззрения Кларка необоснованными. Этот ответ Кларка желательно прочитать и тем, кто и сегодня причисляет Ньютона к метафизикам, считает, будто Ньютон допускал взаимодействие тел на расстоянии без посредства промежуточных частиц.

В то время, когда Кларк разъясняет основные положения «Начал» Ньютона, доказывая, что: «Пространство и время суть величины, а расположение и порядок нет. Пространство не есть материя. Не пространство, занимаемое телом, является его протяжённостью, а протяжённое тело существует в этом пространстве».

Лейбниц в ответ его упрекает: «Вы не считаетесь с разумными основаниями, вы не проявляете настоящую любовь к истине, вы просто придираетесь и предвзято относитесь».

Кларку ничего не остаётся, как указать на несоответствие выводов Лейбница научному подходу: «Многословие не является ни доказательством ясности идей автора, ни подходящим средством передать их читателю. Эти параграфы, как мне кажется, содержат лишь пустое крючкотворство; возражения сводятся к пустому словесному спору».

А что касается «великого принципа», то Кларк замечает: «Что касается великого принципа достаточного основания, то во всём, что говорит здесь учёный автор в его защиту, содержаться одни декларации и ни одного доказательства, и мне, следовательно, нет нужды отвечать на это».

В конце письма Кларк подводит черту: «принимать за доказательство то, что ещё требуется доказать, значит поступать совершенно нефилософски».

На пятое письмо Кларка, датированное принцессой Каролиной 18/29 октября 1716 г., Лейбниц ответить не успел. Жизнь философа оборвалась в Ганновере 14 ноября в возрасте 70 лет.

Эпилог.

«Лейбниц был похоронен в обычной могиле, у которой в момент похорон находились только секретарь и могильщики. Ньютон был похоронен в Вестминстере, священном для всех людей в мире, говорящих по-английски».

«На смерть Лейбница никак не откликнулись ни Берлинская Академия наук, президентом которой он был в течение ряда лет с момента её организации, ни учёный мир Вены. Лондонское Королевское общество, большинство членов которого враждебно относилось к Лейбницу из-за ожесточённого спора о приоритете в открытии дифференциального и интегрального исчислений, тоже ни словом не обмолвилось о заслугах умершего немецкого учёного и философа. Только Парижская Академия наук в лице её непременного секретаря, известного философа Фонтенеля, дала весьма высокую оценку заслуг Лейбница. С ходом времени выявлялась глубина его научных и философских идей, оказывавших всё большее влияние на учёный мир. Впоследствии великий французский философ – энциклопедист Дидро писал в своей знаменитой «Энциклопедии», что для Германии Лейбниц стал тем, чем для Древней Греции был Платон, Аристотель и Архимед, вместе взятые».

«Ньютон скончался в Кенсингтоне 20 марта 1727 года в возрасте восьмидесяти пяти лет. Тело Ньютона перевезли в Лондон, где были устроены пышные национальные похороны. Гроб великого учёного повезли в Вестминстерское аббатство с царскими почестями. Его родственник Михаил Ньютон, получивший орден Бани, был главным распорядителем. Богослужение совершал епископ Рочестерский. В 1731 году наследники Ньютона воздвигли ему великолепный памятник, украшенный эмблемами его открытий. В эпитафии сказано: «Здесь покоится Исаак Ньютон, дворянин, который почти сверхъестественною силой ума первый показал с помощью факела математики движения планет, пути комет и приливы океана. Он прилежно исследовал преломляемость лучей Солнца и свойства цветов, чего раньше никто не воображал». В честь Ньютона была выбита медаль с надписью, взятой из Вергилия: «Счастлив познавший причины». В 1755 году в коллегии Троицы, в Кембридже, была поставлена превосходная мраморная статуя Ньютона работы Рубильяка со знаменитой надписью: Превосходивший умом человеческий род».

Возможно, личности Лейбница было уделено слишком много внимания. Но как иначе можно познать глубину заблуждений того, кого так же, как и Ньютона именуют гением, подчёркивая при этом существенный вклад Лейбница в физику и механику.

Интересно высказывание Ричарда Фейнмана относительно энергии: «Закон сохранения энергии утверждает, что существует определённая величина, называемая энергией, которая не меняется ни при каких превращениях, происходящих в природе. Само это утверждение весьма и весьма отвлечённо. Это, по существу математический принцип, утверждающий, что существует некоторая численная величина, которая не изменяется ни при каких обстоятельствах. Это отнюдь не описание механизма явления или чего-то конкретного, просто-напросто отмечается то странное обстоятельство, что можно подсчитать какое-то число и затем спокойно следить, как природа будет выкидывать любые свои трюки, а потом опять подсчитать это число – и оно останется прежним».

По существу, как говорит Р. Фейнман, закон сохранения энергии есть математический принцип. В чём же тогда физический принцип сохранения энергии? Задача именно и состоит в том, чтобы раскрыть механизм и формы движения материи и материальных образований, поскольку только движущаяся материя может обладать энергией – силой. Понятие «энергия» окутано такой же тайной, как и «масса». Под энергией силовых полей мы подразумеваем энергию излучения, электричества и магнетизма. Энергия радиоактивного распада представляет собой частично энергию излучения и частично кинетическую энергию частиц.

Но что значит «энергия излучения», если противоречиями окутаны даже такие понятия, как «кинетическая энергия» и «потенциальная энергия».

В настоящее время по предложению Гаспара Кориолиса живую силу, или энергию, выражают не как произведение массы на квадрат скорости, а как одну вторую, как половину этого произведения. Вопрос о том, «чему равна энергия», должен, по всей вероятности, пройти дополнительную экспериментальную проверку, особенно когда вопрос касается взаимодействия поля и вещества, и при необходимости в постановке вопроса должно быть оговорено, какие именно силы подразумеваются: сила поля или сила движущегося тела. Дать объективные ответы на вопросы, связанные с понятием «энергия», можно только после ясного понимания сути физических процессов, ответственных за проявление тех или иных сил.

Глава 24

Ньютон и религия

В предыдущей главе было замечено, что Ньютона некоторые физики упрекают, или даже обвиняют в том, что он ввёл в научный обиход абсолютное пространство, упуская при этом существование пространства относительного, ввёл особые силы, действующие между телами на расстоянии без посредства промежуточной среды. О том, что подобные обвинения несостоятельны, со всей определённостью сказал С. Кларк и сам Ньютон.

Между тем вопрос о том, как в действительности Ньютон относился к религии, представляет определённый интерес. Религию мы воспринимаем как «особую форму осознания мира, обусловленную верой в нечто «сверхъестественное», теологию, в свою очередь, мы воспринимаем, как «науку о богах».

В поисках ответа можно обратиться к биографической работе Питера Акройда «Ньютон». Здесь автор отмечает: «Ньютон изучал Ветхий Завет тщательно и скрупулезно. Он сделал больше тридцати переводов-версий Библии. Он выучил древнееврейский, чтобы изучать тексты пророков в оригинале. Он собрал огромную библиотеку святоотеческой и библейской литературы. В своем жадном стремлении к подлинному знанию он прочел труды всех авторитетных специалистов по данному вопросу, писавших в предшествующие столетия, и освоил основные тексты современной ему теологии, теологии XVII века. Он желал овладеть предметом, как раньше овладел оптикой и математикой. После его смерти осталась незавершенная рукопись по библеистике объемом около 850 страниц, а также множество разрозненных бумаг и заметок». П. Акройд так же отмечает, что: «Ньютон был философом в древнем смысле этого слова – искателем мудрости. Он страстно жаждал постичь тайное устройство мира, найти универсальный ключ к познанию. Теология и наука в равной мере служили путями Господними, ключами к истинному пониманию вселенной».

То есть, мы можем сделать вывод, что Ньютон относился к теологии и религии так же, как к любой другой научной дисциплине, как к математике или физике. «Библеистика» как научная дисциплина занимается «изучением различных аспектов библейской литературы», она не имеет отношения к естественным наукам. В «библеистике» Ньютон исследует природу библейских пророчеств, вопросы истинной веры, подлинной религии, арианства, хронологии. Если «Оптика» и «Начала» Ньютона были несколько раз переизданы при жизни автора, то рукописи по «библеистике» так и остались неопубликованными. Можно предположить, что рукопись не была окончена или содержала еретический материал, публиковать который Ньютон опасался, но правда и в том, что ключ к истинному пониманию Вселенной Ньютон предполагал найти именно в естествознании, поскольку механизм Мира по убеждению Ньютона подчиняется законам механики. В этом отношении характерны высказывания не только самого Ньютона, но и его учеников.

В предыдущей главе приводилось высказывание С. Кларка относительно силы притяжения, где автор прямо говорит о том, что сила притяжения подчиняется механическим законам. Может ли что-нибудь более красноречиво свидетельствовать о материалистических взглядах Ньютона? При этом необходимо учесть, что слова эти прозвучали не просто из уст ученика и последователя Ньютона, но и человека, посвятившего свою жизнь богу.

В определённом смысле мы могли бы сказать, как это сделал П. Акройд, что: «научные и религиозные изыскания Ньютона (если мы сможем провести между ними грань) оказались связаны между собой». Но связь эта проявляется, прежде всего, в том, что Ньютон тщательно и основательно относился к изучению любой науки, что Ньютон в любых научных изысканиях пытался постичь истину.

В то же время явная грань между наукой и религией, как и между физикой и метафизикой отчётливо прослеживается не только в научных работах Ньютона, но и в его поступках на протяжении его жизненного пути. Можно привести такой пример. «Когда к Ньютону как к президенту Королевского Общества обратилось «Общество развития христианского знания» с просьбой предоставить помещение, он ответил: «Основное правило нашего Общества – не вмешиваться в религию; поэтому ясно, что мы не можем давать повод религиозным обществам вмешиваться в наши дела». (С. И. Вавилов, «Исаак Ньютон»). Можно было бы сказать, что Ньютон в этом случае выразил общее правило Королевского общества, сознательно исключившего из сферы своего рассмотрения вопросы политики и религии, но в этом заключалась так же позиция самого Ньютона. Совмещать религию и науку Ньютон не мог и не хотел. Так, будучи профессором математики в Тринити, Ньютон отказался от сана священника, предпочтя занятие математикой и естественными науками. Для того, чтобы осуществить подобный шаг, Ньютону потребовалось добиться позволения самого короля Карла 2. И ещё примечателен очень важный осознанный поступок Ньютона: за несколько часов до смерти Ньютон отказался принять причастие.

Причину этих поступков, разумеется, можно было бы искать в тех разногласиях, которые Ньютон находил в религии, и возможно так оно отчасти и было. Но факт остаётся фактом: Ньютон проводил чёткую грань между наукой и религией. Он не просто отвергал метафизические взгляды для объяснения физических явлений, о чём свидетельствуют историки, он всячески подвергал метафизические взгляды беспощадной критике.

Вообще, как отмечают историки, «богословские и исторические занятия Ньютона можно рассматривать как неизбежную дань времени». В подтверждение этим словам можно было бы сказать о том, что родственники Ньютона были священниками, что богословие перешло к Ньютону по наследству, что обучение Ньютона происходило в Тринити - колледже, где особое внимание уделялось изучению Библии. Историки отмечают: «В Англии в 17 в. все социальные движения имели резко выраженный религиозный и даже конфессиональный оттенок. В стране шла ожесточённая борьба». Хотя бы внешне, отмечают историки, Ньютон должен был оставаться лояльным государственной англиканской церкви. П. Акройд отношение Ньютона к религии характеризует следующими словами: «В середине XVII века арианство еще считалось опасной ересью. Если бы Ньютон во всеуслышание заявил о своих религиозных убеждениях, его лишили бы всех университетских званий, как происходило с другими, менее осторожными арианами. Поэтому он не обсуждал эти вопросы открыто, ведя теологические беседы лишь с собратьями по вере. В полной мере его религиозная неортодоксальность стала известна лишь после его смерти, и даже тогда распространению сведений о ней мешали те ученые, которые полагали, что отец английской науки должен оставаться выше всяких подозрений такого рода. С виду он оставался убежденным и непоколебимым прихожанином англиканской церкви, отчасти склонным к неким нетрадиционным или радикальным течениям в лоне этой же церкви, но не более того».

Что касается силы тяготения, так Ньютон прямо говорит, что не знает истинной причины тяготения, при этом он отбрасывает все недоказуемые гипотезы. Если же учесть его однозначное высказывания относительно происхождения сил тяжести в письме к Бентлею, то можно прийти к единственному выводу - Ньютон был не только материалистом, но и реалистом. О многом говорит тот факт, что Ньютон посвящает последний абзац «Начал» эфиру и сетует на отсутствие опытных данных. Человек, не знакомый с мыслями Ньютона, вполне может усомниться в материалистических воззрениях Ньютона, но для того ведь Ньютон и оставил потомкам свои мысли, чтобы их читали.

Ещё более ясные материалистические взгляды Ньютон изложил в конце «Оптики» в форме «вопросов». Впрочем, и здесь некоторые учёные мужи усмотрели метафизические взгляды Ньютона. Об этом мы поговорим ниже.

Если попытаться связать воззрения Ньютона с метафизикой в той степени, в которой это делал Лейбниц, то нужно, прежде всего, привести слова самого Ньютона: «Бог не испытывает воздействия от движущихся тел, движущиеся тела не испытывают сопротивления от вездесущия божия». («Начала», «Общие поучения»). То есть, Бог, как и у древних греков, не принимает участия в природных процессах и жизни людей. Да, можно предположить, что Бог расположил небесные тела в определённом порядке, создал великое разнообразие вещей и материю в целом, что он управляет миром, как властелин вселенной, но он не обладает «телом и телесным видом» и законы природы от него не зависят. О сущности Бога мы совершенно ничего не знаем, и Ньютон об этом однозначно говорит: «Признано, что необходимо существование высшего божества, поэтому необходимо, чтобы он был везде и всегда». Хотите Бога, - пожалуйста, но отдельно от физики.

Возможно, когда все рукописи Ньютона будут подвергнуты более тщательному анализу, мы сможем более конкретно ответить на вопрос, как Ньютон относился к религии. Сейчас же приведём выдержку из очерка Франсуа Араго, посвящённого Ньютону: «Неизданные теологические сочинения Ньютона составляют целые тома, - сочинения, которые сам автор в своём письме к Локку называет мистическими мечтами». Что может точней характеризовать отношение Ньютона к религии?

Глава 25

Творцы современной метафизики

Весьма интересны воззрения современных творцов метафизики. Так, деятели науки, культуры и религии под эгидой Российского университета дружбы народов даже организовали выпуск журнала с громким названием «Метафизика», добавив при этом, что это «научный журнал». Научный статус предполагает рассмотрение, в том числе, проблемных вопросов физики, но при этом, как оказывается, законы природы, как и здравый смысл игнорируются.

Организаторы этого мероприятия нисколько не смущаются тем, что метафизика, также как религия и философия, не имеет никакого отношения к естествознанию, но поскольку наука как таковая распахивает свои двери перед каждым пытливым умом, высокообразованные авторы метафизических мемуаров решили поделиться своими идеями и метафизическими теориями с пребывающими в становлении молодыми умами. Под эгидой высокой науки массам преподносится «анализ оснований науки, философии и других разделов мировой культуры», т. е. в целом симбиоз научных, околонаучных и антинаучных знаний. Метафизика при этом ставится на более высокую ступень познания по отношению не только к физике, но и по отношению ко всем прочим наукам. Над стройным зданием физики, в котором осталось вымести строительный мусор, новоявленные домочадцы решили возвести ещё одно сооружение.

Однозначного определения термину «метафизика» редакция журнала и авторы статей не дают, но приводят высказывания на этот счёт известных людей. Во вступительной статье первого номера журнала редакция пишет: «Так, Бертран Рассел писал: «Метафизика – попытка охватить мир как целое посредством мышления». Макс Борн полагал: «Метафизика – исследование общих черт структуры мира и наших методов проникновения в эту структуру». Хайдеггер утверждал: «Метафизика – это вопрошание сверх сущего, за его пределы, так, что мы получаем после этого сущее для понимания как такового и в целом». Наш отечественный философ В. В. Миронов определяет метафизику как «теоретическую часть или сердцевину» философии, как «учение о первооснове сущего» и считает, что она состоит из трёх частей: онтологии, гносеологии и аксиологии».

«Науку» мы понимаем, как «область человеческой деятельности, направленная на выработку и систематизацию объективных знаний о действительности, основанных на сборе, систематизации и анализе фактов с последующим синтезом новых знаний или обобщений». Поэтому возникает закономерный вопрос: если метафизика это наука, то, как можно познать мир одним мышлением, и тем более, выйти при этом за его пределы? Когда пытались познать сущность света одним мышлением, то свет получался смесью тёмного и светлого. Когда древние греки пытались посредством одного мышления познать общие черты структуры мира, то человечество получило геоцентрическую систему, Богу была отведена роль перводвигателя, а количество первоматерий так и сосчитать трудно.

Что касается определения метафизики, данного доктором философских наук В. В. Мироновым, то необходимо заметить, что «учение о первооснове сущего» уже написано Аристотелем и сам автор называл своё учение «Первой философией», которая изучает «неподвижное и самостоятельно существующее». Ранее в главе, посвящённой определению метафизики, этот вопрос уже был рассмотрен. Далее В. В. Миронов считает, что метафизика состоит из трёх частей: онтологии – учении о сущем, о бытии как таковом; гносеологии – теории познания; и аксиологии – теории ценностей. Все эти вопросы носят исключительно философский, дискуссионный характер и в силу этого однозначного определения, имеющего форму закона, не имеют. Многочисленные авторы философских трактатов рассматривают метафизику, онтологию, сущее и бытие так, насколько им позволяет сделать это их собственное воображение.

Если уж онтология исследует сущее, то необходимо, наверное, сказать, как это сделал Аристотель, что сущее, способное двигаться, исследует физика; сущее, которое не способно двигаться, исследует математика; а первая философия изучает неподвижное и самостоятельно существующее. То сущее, которая рассматривает онтология, носит даже не философский, а скорей религиозный характер. В. С. Соловьёв, например, на которого часто ссылаются современные философы, исходя из идей Христиана Вольфа, к «сущему» причислял и монады Лейбница. А что такое бытие? Философы размышляют иногда, - поскольку сущее существует, то, стало быть, оно пребывает в состоянии бытия. Бытие в свою очередь существует в пространстве и времени, оно имеет возможность пребывать в покое или движении, иметь определённую форму и т. д. При этом в классической метафизике под бытием понимается Бог. Лейбниц, пожалуй, прав был, когда говорил, что сущее существует потому, что его сотворил Бог, у которого на то было достаточно оснований. «Великий» принцип метафизики и вытекающие из него следствия пытаются, таким образом, в очередной раз поставить во главу угла. Авторы новых научных направлений не учитывают одного, - их теории не совсем то, что мы подразумеваем под «наукой».

Ещё один аргумент звучит из уст советского философа Г.П. Щедровицкого: «Онтология, или метафизика в смысле Аристотеля, являются основанием всей и всякой мыслительной работы». Подобными высказываниями пытаются в очередной раз аргументировать превосходство метафизики по отношению к физике. Это большое заблуждение людей, мало знакомых с реальностью физики. Аристотелевские сущности «первой философии» действительно можно отнести к той области знаний, на которых основывается физика, - это своеобразные буквы алфавита или цифры математики. Это азбука естественнонаучной философии, но не более.

Рассматривая вопросы философии, многие упускают из виду маленькую, но существенную деталь, - философия это знание об истине. И как говорил Аристотель: «Философ должен знать начала и причины сущностей. Ибо тот, у кого лишь мнение, в сравнении со знанием не может здраво относится к истине». Пока же, к большому сожалению, философствующие метафизики богаты только собственными мнениями, основанными на воображении. У каждого, так сказать, своё «бытие мое».

Строительство нового здания на крыше физики аргументируется во вступительной статье журнала: «В настоящее время потребность в метафизике многократно возросла по ряду причин. Прежде всего, здесь следует отметить, что исследования в современной фундаментальной теоретической физике вплотную сблизились с проблемами метафизического характера. Это относится как к исследованиям мегамира, где на базе общей теории относительности и ее обобщений рассматриваются вопросы происхождения, структуры и эволюции Вселенной в целом, так и в физике микромира, где физики вышли на изучение самых элементарных кирпичиков мироздания».

То, что общая теория относительности не в состоянии описать физическую реальность, известно с самого её рождения. Об этом пишет на страницах этого же журнала и Д. Е. Бурлаков, но идейных вдохновителей метафизики данное обстоятельство не смущает. В конце концов, по их мнению, теорию о кривых многомерных пространствах можно слегка подправить, дабы её здание не рухнуло окончательно. Вот так и стоит «великая и фундаментальная» вся в подпорках не одно десятилетие, привлекая к себе взоры любителей старины и сенсаций.

Одним из вдохновителей метафизического метода познания природы является уважаемый доктор физико-математических наук, профессор физического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, профессор Института гравитации и космологии Российского университета дружбы народов, академик РАЕН Ю. С. Владимиров, который является главным редактором журнала «Метафизика». Надо сказать, что главный редактор сравним по должности с капитаном корабля и от того как назвали корабль зависит судьба его дальнейшего плавания. Словами одного из персонажей известного мультфильма можно сказать: «как вы яхту назовёте, так она и поплывёт».

Давайте познакомимся с воззрениями капитана «Метафизики» поближе. Ю. С. Владимиров является автором новой концепции в теоретической физике – «бинарной геометрофизике». Из-под его пера вышли такие работы, как «Геометрофизика» и «Метафизика».

«Геометрофизика» посвящена изложению и анализу геометрического подхода к описанию физического мира. «Бинарная геометрофизика, - говорит автор, - опирается на самостоятельную систему понятий и принципов». Поскольку понятия и принципы созданы искусственно, то и возможности новой теории не ограничены. Автор, например, говорит о том, что: «Настоящая хорошо установленная исконно единая классическая теория (геометродинамика) позволяет описывать с помощью пустого искривлённого пространства

1) гравитацию без гравитации,

2) электромагнетизм без электромагнетизма,

3) заряд без заряда,

4) массу без массы».

О том, что сама идея существования искривлённого пространства - времени является большим заблуждением, мы уже говорили. Говорили и о том, что «геометрия» и «физика» являются самостоятельными, не зависящими друг от друга науками. Но не это главное, - настораживает сам подход изучать «нечто» без этого самого «нечто». Если разобраться, то «геометрофизика» вообще не имеет отношения к науке. Но что в таком случае посоветовать автору, ведь мы же не можем запретить распространять заведомо ложные знания. Пожелаем капитану метафизики одно, - попутного ветра в его нелёгком плавании.

Но и молча взирать на попытку исказить физику, как науку, мы не должны. Поэтому заглянем несколько глубже в основные положения новой научной дисциплины. Ю. С. Владимиров, опираясь в своих теоретических построениях на теорию относительности Эйнштейна, по всей вероятности, решил завершить поиски своего учителя и найти некую единую формулу или некий принцип, объединяющий все поля и все виды фундаментальных взаимодействий. Эйнштейн, потративший вторую половину жизни на поиски «единой формулы», своим жизненным примером видать всерьёз и надолго заразил своих последователей мечтой в существование чего-то нереального. То, что это время было потрачено зря, последователей Эйнштейна не смущает. Ю. С. Владимиров признаёт, что теория относительности, в сущности, является метафизической парадигмой, и вместе с тем, подчёркивает, что она имеет глобальное значение в системе физического мироздания. Можно, конечно, согласиться, что действие искривлённого пространства – времени подобно действию Бога, но какое отношение это имеет к реальному физическому миру? Подобные заключения являются крайне ошибочными, и все попытки сочетания физики и метафизики, как и любые другие сочетания разнородных вещей, к положительному результату привести не могут.

Ещё больше настораживает тот факт, что автор проводит недвусмысленные параллели между наукой и религией. Ю. С. Владимиров пишет: «Длительный конфликт между наукой и религией стал преодолеваться в 20 веке главным образом в связи с созданием квантовой механики, т. е. в связи с формированием теоретико–полевой парадигмы. Открытие закономерностей квантовой теории ознаменовало замену в физике триалистической парадигмы на дуалистическую парадигму теоретико-полевого миропонимания, которое стало приближаться к позиции Церкви. В этом смысле можно утверждать, что магистральное направление физики 20 в. оказалось близким к религиозному мировоззрению, открывая путь для сближения науки и религии на качественно новой основе». Но и это не всё, - автор отвергает даже саму возможность пересмотра основных положений квантовой механики. Он убеждён, что: «Несмотря на все трудности в осмыслении сути квантовой теории, следует констатировать, что возврата к классическим представлениям уже не будет». То есть, продолжив мысль автора, мы должны и дальше почитать вымышленные догмы и отказаться от поиска истинного пути. Несмотря на то, что квантовая механика, теория относительности Эйнштейна, волновые уравнения Шредингера и Гейзенберга, принцип неопределённости и ещё целый ряд постулатов завели нас в непроходимый тупик, мы обязаны и дальше двигаться в том же направлении. Такой подход в науке недопустим, он ничем не лучше христианских догм.

Автор не скрывает своих намерений из физики, метафизики, математики и теологии создать некое универсальное учение. Ю. С. Владимиров пишет: «Сравнительный анализ философско-религиозных учений и фундаментальной теоретической физики позволяет утверждать, что в их основе лежат одни и те же метафизические принципы». Вот это действительно правильно сказано, поскольку те положения современной теоретической физики ничем не лучше «монадологии» Лейбница.

По аналогии с монадой автор в построении физического мира исходит из «единого и неделимого на части первоначала». «В бинарной геометрофизике, - пишет автор, - таковым является бинарная система комплексных отношений».

Что представляет собой «бинарная система комплексных отношений» (БСКО) нам поможет разобраться доктор физико-математических наук, профессор, главный научный сотрудник Российской академии образования С. А. Векшенов, который является членом редакционной коллегии журнала «Метафизика». Он пишет: «Теория физических структур Юрия Ивановича Кулакова и Бинарная система комплексных отношений Юрия Сергеевича Владимирова, несомненно, выдающиеся проявления физической мысли. Обе они опираются на язык отношений. Однако эти теории не только различны, но и относятся к различным парадигмам. Бинарная система комплексных отношений, так же как и ТФС оперирует с дискретными структурами. Но эти структуры связываются в БСКО в единую нить, которую можно понимать как прообраз времени. Это приводит к принципиально различному толкованию бинарности в теориях Кулакова и Владимирова. В Теории физических структур бинарность трактуется в стиле “Инь-янь”, в Бинарной системе комплексных отношений – как элементарная ячейка длительности. В этом контексте принципиальным моментом становится понимание основного компонента бинарности – числа, выражающего отношение между элементами структуры. Теория физических структур имеет дело с действительными числами, БСКО – с комплексными. Поскольку комплексные числа традиционно считаются обобщениями действительных чисел, то на первый (как оказывается, поверхностный) взгляд БСКО можно считать прямым обобщением ТФС». Возможно, кому-то окажется сложным понять здесь современный язык теоретической физики, но особой нужды в этом нет. Главное, что мы должны усвоить: БСКО – это число, ячейка длительности. И каким образом «математические отношения» относятся к «выдающимся проявлениям физической мысли» одному Богу известно. То есть, о физике, как мы видим, в данном случае речь не идёт.

И автор об этом прямо говорит. «Сформулируем основное положение, - пишет далее Владимиров, - на обоснование которого направлено дальнейшее изложение материала: единая обобщённая категория бинарной системы комплексных отношений (БСКО), из которой предлагается выводить (обосновать) весь комплекс понятий и закономерностей физики, является физическим аналогом Бога или отражением Бога в материальном мире. Поэтому бинарная геометрофизика открывает новые возможности для сближения фундаментальной физической науки, религии и духовной культуры в целом».

Вот так, ни много не мало, но автору, по всей вероятности, удалось заарканить Всевышнего, или, по крайней мере, заглянуть в его мастерскую, дабы подглядеть секретный промысел Творца. Лейбниц, будучи математиком, явно недооценил безграничные возможности этой науки.

Свои идеи автор продолжает развивать в «Метафизике». «В данной книге, - пишет автор, - речь идёт об основаниях бытия с позиций не философа и физика, а рассматриваются вопросы, которые в прямом смысле лежат «за физикой», «над физикой» или «после физики». Находясь на границе собственно теоретической физики, математики и философии (даже религии), данная область знания занимается философским осмыслением физики, достигшим к концу 20 века высот, вплотную приблизивших её к тому, что естественно назвать старым термином «метафизика». В этом заключении автор вполне справедливо заключает, что теоретическая физика 20 века по сути своей является метафизикой. Правильней, однако, было бы сделать иное заключение, - теоретическая физика 20 века не имеет отношение к физике, поскольку материализация пространства и времени, как и введение в физику антинаучных постулатов, наподобие христианских догм, никак не приближает нас к познанию законов Природы.

Автор в «Метафизике» высказывает ряд идей о том, что фундаментальная теоретическая физика 20 века неразрывно связана с метафизикой, что метафизика служит мостом между религией и культурой, что: «религия – это чисто ценностная ориентация, а метафизика – это теоретическое обоснование связи проблематики религиозной и светской».

Автор отмечает, что: «современные космологические представления о «большом взрыве» представляют собой не что иное, как христианский сюжет творения мира «из ничего». Физику – теоретику с метафизическим мировоззрением подобные представления, возможно, не покажутся странными, но с точки зрения физики действительно трудно представить «акт творения» всего из ничего, - из одной точки, сжатой неизвестно какими силами до невероятно малых размеров и вмещающей в себе в то же время материю всей Вселенной. Невольно напрашивается вопрос: кто ж её сжал так, родимую, и чем она, собственно говоря, провинилась?

Произведения, подобные «Метафизике» Ю. С. Владимирова, содержат с одной стороны много фактического и исторического материала, а с другой стороны этот же материал представлен в искажённом и не доведённом до логического конца виде, таким, каким его понимают авторы, или каким они хотят преподнести его читателям. К большому сожалению нужно отметить, что не всегда представления авторов относительно того или иного предмета соответствуют действительности, а выводы, мягко говоря, вздорные. Создаётся впечатление, что вольнодумство авторов преследует свои цели, направленные, прежде всего, на придание достоверности собственным фантазиям и реабилитации утопических теорий. Возможна и другая причина вольной трактовки физических воззрений Великих предшественников, - не владение в полном объёме первоисточником и предвзятое отношение к заведомо обозначенным оппонентам. Да и тот факт, что выдержки из работ предшественников являются вырванными из контекста и не передают в полной мере смысловую нагрузку, не делает чести ни Ю. С. Владимирову, ни другим творцам метафизики.

Согласно взглядам автора, «Метафизика» писалась Аристотелем параллельно с его «Физикой» для обоснования последней». После этих слов впору задуматься, кому верить, толи Аристотелю, толи современным толкователям его трудов.

Необходимо, наверное, ещё раз напомнить, что термин «метафизика» ввёл Андроник Родосский, издавший труды Аристотеля и обозначивший этим термином те книги Аристотеля, которые следовали после Физики. Сам Аристотель называл эту группу текстов «Первой философией» или «Мудростью», указывая тем самым, что в данных книгах рассматриваются основы основ, начала, которые, само собой, лежат в основе и физики. Аристотель, допустивший в «Первой философии» в качестве перводвигателя Вселенной деятельность Бога, тем самым вложил в понятие «метафизика» тот смысл, согласно которому непознанные физические явления и процессы, не укладывающиеся в рамки определённых знаний, можно объяснить посредством введения неких сверхъестественных сил. Разница между физикой и метафизикой заключается только в этом, и расширять «возможности» метафизики, как это делает автор и другие метафизики, доказывая к тому же, что лишь метафизика в состоянии обосновать физику, нет никакой необходимости.

Глава 26

Ньютон метафизик?

То, что Ю. С. Владимиров пытается под математические теории подвести фундамент метафизики, не так уж лишено смысла. И математики и метафизики, озадаченные устройством мира, имеют единый фундамент в своих теоретических работах – собственное воображение.

Но вызывает недоумение мысль автора о том, что физика так же имеет метафизические корни, поскольку, как он пишет: «В метафизике физики 17 века следует выделить четыре основные школы: Р. Декарта, Г. Лейбница, Х. Гюйгенса и И. Ньютона, положившие начало исследованиям в рамках четырёх различных метафизических парадигм (разных видов «метафизики»)».

Всё это звучит чрезвычайно странно. Можно согласиться, что Лейбниц был метафизиком, можно сказать, что Декарт в некоторых вопросах склонялся к метафизике, но почему Гюйгенс, написавший «Три мемуара по механике» и «Трактат о свете», имеющие исключительно физическое направление, почему автор «Начал» и «Оптики» стал вдруг метафизиком?

«Ньютон был метафизиком, - уверяет Владимиров, - несмотря на приписываемые ему слова: «Физика, бойся метафизики!». «Как религиозный мистик, - справедливо заметил В. Д. Захаров, - он нисколько не боялся метафизики, и только благодаря метафизике его механика имеет и по сей день познавательное значение. Метафизика позволила Ньютону преодолеть прямой феноменологизм как подчинение истине наблюдаемого факта. Очевидно, классическая механика может считаться синтетической наукой только благодаря своим метафизическим основам. Только благодаря им она смогла проявить столь потрясающую эффективность – привести к открытию «на кончике пера» планеты Нептун, к предсказанию появления в 1910 г. кометы Галлея».

Подобные заявления больше похожи на оскорбление личности Ньютона и принижение его заслуг, но остаётся надеяться, что авторы метафизических теорий найдут в своём арсенале более веские доказательства, а не только голословные утверждения. Необходимо сказать, что воззрения Валерия Дмитриевича Захарова, как и всех сторонников Теории Относительности, также довольно интересны в познавательном плане.

Те доказательства, которые приводит Ю. С. Владимиров в поддержку своих утверждений никак нельзя назвать обоснованными. Автор, например, пишет: «Ньютон долгое время пытался объяснить тяготение столкновениями с особыми частицами эфира, но ничего хорошего из этого не получилось». Всё правильно, только частицы не «особые», а просто – частицы, Ньютон называл из «агентами», эти частицы имели определённые физические свойства и производили определённые физические действия. А тот факт, что Ньютон отказался выдвигать в качестве причины тяготения необоснованные гипотезы, свидетельствует о его принципиальности и честности. Говорить о том, что в этом нет ничего хорошего, означает лишь то, что автор не достаточно знаком с воззрениями Ньютона.

Владимиров пишет: «В конце концов, он пришёл к важному метафизическому выводу, что тяготение и другие взаимодействия обусловлены причинами принципиально иной природы». Откровенная ложь. Если автор считает недостаточными аргументами высказывания С. Кларка, который однозначно связывает силу тяготения с механическим действием, или собственные высказывания Ньютона, изложенные в письме к Бентлею о том, что сила тяжести может передаваться от одного тела другому исключительно посредством материальной среды, тогда, прежде, чем обвинять Ньютона в метафизических воззрениях, необходимо привести более убедительные факты. Действительно, Ньютон официально отказался высказывать идеи о происхождении силы тяжести, не зная механизм её действия, но это не значит, что причины имеют нематериальную, неестественную природу. Об этом говорит и М. В. Ломоносов, прекрасно осведомлённый о взглядах Ньютона. В своей работе «О тяжести тел и об извечности первичного движения» он пишет: «приписывать это физическое свойство тел (тяготение) божественной воле или какой-либо чудодейственной силе мы не можем, не кощунствуя против бога и природы; необходимо признать, что существует некая материя, своим движением толкающая тяготеющие тела к центру земли». (ПСС Ломоносова, т. 2. 1951).

Учитывая все факты, трудно понять причину искажения воззрений Ньютона. Возможно, причина заключается в отсутствии знаний, но нельзя исключать и целенаправленное искажение фактов в угоду своим идеям.

Владимиров пишет: «И. Ньютон в 1704 году в «Оптике» писал: «Мельчайшие частицы материи могут сцепляться посредством сильнейших притяжений, составляя большие частицы, но более слабые; многие из них могут так же сцепляться и составлять ещё большие частицы с ещё более слабой силой – и так в ряде последовательностей, пока прогрессия не закончится самыми большими частицами, от которых зависят химические действия и цвета природных тел; при сцеплении таких частиц составляются тела заметной величины. Таким образом, в природе существуют агенты, способные сжимать вместе частицы тел весьма сильными притяжениями. Обязанность экспериментальной философии их разыскать». Действительно, в 31 вопросе «Оптики» Ньютон высказал это гениальное пророчество. В природе всё происходит именно так, как предполагал Ньютон. Прав Ньютон и относительно агентов, которые являются материальными и осуществляют притяжение и отталкивание исключительно в результате движения, о котором, кстати, Ньютон высказался так же в этом 31 вопросе. Но какие основания у Владимирова материализм Ньютона переводить в разряд метафизики?

Далее Владимиров пишет: «Только в 20 веке были введены предсказанные Ньютоном агенты в связи с рассмотрением четырёх видов фундаментальных физических взаимодействий: гравитационного, электромагнитного, слабого и сильного. С позиций сегодняшнего дня, совершённое Ньютоном следует понимать, как введение новой метафизической категории. В те времена она трактовалась как сила. Затем было понятно, что для гравитационной и ряда других сил, можно ввести понятие потенциала, определённого в каждой точке пространства, а это уже понятие поля переносчиков взаимодействий – самостоятельная категория, о которой говорилось во введении». То, что ввели физики – теоретики, нужно подчеркнуть – искусственно ввели, не может являться «агентами Ньютона», поскольку «агенты Ньютона» имеют материальную природу и в состоянии двигаться и производить силу. Но когда теоретики вводят безмассовые переносчики взаимодействий, или математические символы в виде потенциала для гравитационных сил, убеждая при этом, что именно в этом направлении думал Ньютон, то подобные утверждения выходят за все рамки приличия.

Из всех своих заблуждений Владимиров делает вывод: «Таким образом, Ньютон построил физику на основе новой для того времени «метафизики», опирающейся на три метафизические категории. «Позднейшие философы, - писал он в 1706 году, изгнали воззрения о такой причине из натуральной философии, измышляя гипотезы для механического объяснения всех вещей и отнеся другие причины в метафизику. Между тем главная обязанность натуральной философии – делать заключения из явлений, не измышляя гипотез, и выводить причины из действий до тех пор, пока мы не придём к самой первой причине, конечно, не механической».

На этом автор прерывает дальнейшие размышления Ньютона, высказанные в 28 вопросе «Оптики», поэтому необходимо дать некоторые разъяснения относительно полного содержания не только 28 вопроса, но и 31, где мысли Ньютона имеют продолжение.

Ньютон в 28 вопросе подробно рассматривает сопротивление движению тел в различных средах и делает вывод, что сила сопротивления среды прямо пропорциональна плотности среды. Поставив в один ряд среды с уменьшающейся плотностью - ртуть, воду, воздух и разреженный воздух, Ньютон экспериментально доказал справедливость своего вывода. Поэтому он и приходит к выводу, что среда, в которой движутся планеты и кометы, никак не может быть плотной. Но и полностью исключить среду из космического пространства Ньютону казалось не логичным. Ньютон отсюда делает вывод: «Против заполнения неба жидкими средами, если только они не чрезвычайно разрежены, возникает большое сомнение в связи с правильными и весьма длительными движениями планет и комет по всякого рода путям в небесном пространстве. Ибо отсюда ясно, что небесное пространство лишено всякого заметного сопротивления, а, следовательно, и всякой ощутимой материи».

Второй вопрос касается распространения света в среде. Что представляет собой свет, - давление, движение, или давление и движение одновременно? Что представляет собой среда, в которой свет распространяется? Почему происходит двойное лучепреломление в исландском шпате? Неужели прав Х. Гюйгенс, выдвинув предположение, что двойное лучепреломление происходит оттого, что в кристалле находятся две различные колеблющиеся среды, два вида эфира? Если это так, тогда приступы лёгкого прохождения и лёгкого отражения также должны объясняться наличием двух сред в пространстве? «Однако непонятно, - рассуждает Ньютон, - каким образом два эфира могут быть рассеяны по всему пространству, причём один из них действует на другой, а, следовательно, испытывает и противодействие, не замедляя, не возмущая, не рассеивая и не спутывая движений друг друга».

Третий вопрос связан с силой тяжести. С одной стороны, Ньютон является сторонником материалистической позиции, т. е., он убеждён, что силу тяжести проявляют некие агенты. Этим агентом, в принципе, может быть эфир. Но как он это делает? Логичней всего предположить, что эфир в буквальном смысле толкает весомые тела к Земле. Вывод этот следует из простых законов механики. Но тогда должен быть градиент плотности, т. е. по мере удаления от Земли плотность эфира должна возрастать. Ньютон рассматривал это предположение, основываясь на явлении преломления света, - свет, как предполагал Ньютон, загибается в силу того, что плотность среды от преломляющего тела увеличивается. Но градиент плотности в этом случае должен замедлять движение планет и комет.

Не найдя ответы на все эти противоречивые вопросы, Ньютон нашёл простой выход. Он пишет: «Поэтому для того, чтобы дать дорогу правильным, длительным движениям планет и комет, необходимо, чтобы небесное пространство было совершенно лишено материи, за исключением, может быть, некоторых очень тонких паров, испарений или истечений, возникающих из атмосфер Земли, планет и комет и от такой необычайно разреженной эфирной среды, которую мы описали выше. Плотная жидкость бесполезна для объяснения явлений природы, - движения планет и комет лучше объясняются без неё. Она служила бы только для замедления движений этих больших тел и ослабления мироздания. В порах тел она служила бы только для остановки колебательных движений частей тел, в которых состоит их тепло и активность. И поскольку она бесполезна и мешает действиям природы, делая их слабыми, постольку нет доказательств её существования, и поэтому она должна быть отброшена. Если же её отбросить, то и гипотеза о том, что свет состоит в давлении или движении, распространяющемся через такую среду, отпадёт вместе с нею.

За то, чтобы отбросить такую среду, мы имеем авторитет тех древнейших и наиболее знаменитых философов Греции и Финикии, которые приняли вакуум и атомы, и тяготение атомов как первые принципы своей философии, приписывая, молчаливо, тяжесть некоторой иной причине, а не плотной материи. Позднейшие философы изгнали воззрение о такой причине из натуральной философии, измышляя гипотезы для механического объяснения всех вещей и относя другие причины в метафизику. Между тем главная обязанность натуральной философии – делать заключения из явлений, не измышляя гипотез, и выводить причины из действий до тех пор, пока мы не придём к самой первой причине, конечно не механической, (здесь Ю. Владимиров прервал рассуждения Ньютона) и не только раскрыть механизм мира, но главным образом разрешить следующие и подобные вопросы. Что находится в местах почти лишённых материи и почему Солнце и планеты тяготеют друг к другу, хотя между ними нет плотной материи? И т. д.».

Какие выводы можно сделать из этого рассуждения Ньютона? Без сомнения, Ньютон пребывает в некотором замешательстве. Вообще необходимо сказать, что «вопросы» Ньютон неоднократно дополнял и редактировал, при этом вопросов много – ответов нет. Среда, пусть и разреженная в небесном пространстве есть. Убрав «весомую» среду, волновая теория, противником которой был Ньютон, лишается основы. Но это не значит, что Ньютон предлагал убрать эфир и испарения. Мы видим, что Ньютон проводит чёткую грань между парами, испарениями и истечениями, которые Ньютон относил к электрическим и магнитным явлениям, с одной стороны и эфиром с другой. Ньютон не в состоянии определить физические характеристики материи в небесном пространстве, но то, что она есть, он не сомневается. Каким же образом Ньютон предполагал «раскрыть механизм мира», и может ли быть этот механизм метафизическим, Ньютон говорит в заключительном 31 вопросе.

В 31 вопросе Ньютон рассматривает тяготение как универсальное свойство всей весомой материи, начиная от атомов и заканчивая небесными телами. Но было бы ошибочно считать, что между телами действует только сила притяжения, а силы отталкивания нет. Именно эти две силы в комплексе Ньютон и рассматривает.

В самом начале вопроса Ньютон пишет: «Не обладают ли малые частицы тел определёнными возможностями, способностями или силами, при посредстве коих они действуют на расстоянии не только на лучи света при отражении, преломлении и огибании их, но также друг на друга, производя при этом значительную часть явлений природы? Ибо хорошо известно, что тела действуют друг на друга при помощи притяжений тяготения, магнетизма и электричества; эти примеры показывают тенденцию и ход природы и делают вероятным существование других притягательных сил, кроме этих. Ибо природа весьма согласна и подобна в себе самой. Я не разбираю здесь, каким образом этим притяжения могут осуществляться. То, что я называю притяжением, может происходить посредством импульса или какими-нибудь другими способами, мне неизвестными. Я применяю здесь это слово для того, чтобы только вообще обозначить некоторую силу, благодаря которой тела стремятся друг к другу, какова бы ни была причина». Ньютон, как видно, в своих рассуждениях высказывает мысль о всеобщем характере действия сил притяжения. В его словах нет и намёка на метафизическое происхождение сил притяжение, он использует такие понятия механики, как действие, сила, импульс.

Дальше Ньютон приводит десятки примеров, когда в природе наблюдаются силы притяжения и отталкивания, и, что особенно хотелось бы подчеркнуть, силы Ньютон связывает с движением. Давайте рассмотрим несколько примеров.

«Почему виннокаменная соль не извлекает из воздуха воды более чем в определённой пропорции к её количеству, как не благодаря отсутствию притягательной силы, после того как соль насыщена водою?».

«Когда вода и купоросное масло наливаются последовательно в один и тот же сосуд и смесь становится очень горячей, не свидетельствует ли это тепло о большем движении частей жидкости?».

«Когда кислые частицы, дистиллирующиеся в отдельности на лёгком огне, не отделяются от частиц металла без очень сильного жара, не подтверждает ли это притяжение между ними?».

«И когда вода осаждает сурьму из сублимата сурьмы и соли аммиака или из сурьмяного масла, то не происходит ли это благодаря растворению и смешению воды с ними и непритяжению или, возможно, отталкиванию сурьмы? И не ввиду ли отсутствия притягивающей способности между частями воды и масла, ртути и сурьмы, свинца и железа эти вещества не смешиваются?».

«Тот же вопрос может быть поставлен относительно всех, или почти всех, грубых тел в природе. Ибо все части животных и растений составлены из веществ летучих и стойких, жидких и твёрдых, как явствует из их анализа; и таковы же соли и минералы, поскольку химики были в состоянии до сих пор исследовать их состав».

«Не возникает ли острый и едкий вкус кислот от сильного притяжения, благодаря которому кислые частицы стремятся к частицам языка и движут их?».

«Части всех однородных твёрдых тел, вполне прикасающиеся друг к другу, сцепляются очень сильно вместе. Для объяснения этого некоторые изобрели атомы с крючками, оставляя вопрос без ответа; другие говорят нам, что тела связаны покоем, то есть таинственным качеством, или, скорее, ничем; другие – что частицы связаны согласованными движениями, то есть относительным покоем между ними. Я бы скорее заключил из сцепления частиц о том, что они притягивают одна другую некоторой силой, которая очень велика при непосредственном соприкосновении и производит на малых расстояниях вышеупомянутые химические действия, но не простирается с значительным действием на большие расстояния от частиц».

«Даже лучи света, по-видимому, твёрдые тела, ибо иначе они не удерживали бы различных свойств по различным сторонам».

«И так же, как в алгебре, там, где исчезают и прекращаются положительные количества, начинаются отрицательные, так и в механике, - там, где прекращается притяжение, должна заступать отталкивательная способность».

«Когда частицы воды или воздуха выбрасываются наружу из тел вследствие теплоты брожения, то, оказавшись за пределом притяжения тела, они отходят от него, а также друг от друга с большой силой, уходя на большие расстояния; иногда они занимают пространство в миллион раз больше, чем раньше, в форме плотного тела. Эти огромные сжатия и расширения кажутся непостижимыми, если вымышлять пружинные или ветвистые частицы воздуха или закрученные вроде обруча или ещё каких-либо видов, но без отталкивательной силы».

«Итак, природа весьма схожа в себе самой и очень проста, выполняя все большие движения небесных тел при помощи притяжения тяготения, являющегося посредником между этими телами, и все малые движения частиц этих тел – при помощи некоторых иных притягательных и отталкивательных сил, связывающих эти частицы».

Приведённые выдержки не отражают в полной мере глубину размышлений Ньютона. Многие примеры опущены, но самое главное здесь в тех словах, которые приводил Ю. С Владимиров: «Таким образом, в природе существуют агенты, способные сжимать вместе частицы тел весьма сильными притяжениями. Обязанность экспериментальной философии их разыскать»

Все вопросы, которые Ньютон обозначает в приводимых им примерах, сводятся к одному: какова природа притягательных и отталкивательных сил? И что представляет собой агент, передающий эти силы?

Здесь Ньютон делает небольшое отступление, пытаясь определить, что представляет собой материя, что представляет собой её движение.

Предоставим слово Ньютону: «При размышлении о всех этих вещах мне кажется вероятным, что бог вначале дал материи форму твёрдых, массивных, непроницаемых, подвижных частиц таких размеров и фигур и с такими свойствами и пропорциями в отношении к пространству, которые более всего подходили бы к той цели, для которой он создал их. Эти первоначальные частицы, являясь твёрдыми, несравнимо твёрже, чем всякое пористое тело, составленное из них, настолько твёрже, что они никогда не изнашиваются и не разбиваются в куски. Никакая обычная сила не способна разделить то, что создал сам бог при первом творении».

Ньютон не нашёл иной, кроме божеской, возможности создания частиц материи. Но на этом деятельность Бога и закончилась, Бог своё дело сделал - создал материю, а дальше вступают в жизнь и управляют миром законы физики. Ньютон говорит об этом однозначно.

«Поэтому природа их (частиц) должна быть постоянной, изменения телесных вещей должны проявляться только в различных разделениях и новых сочетаниях и движениях таких постоянных частиц; сложные тела могут разбиваться не в середине твёрдых частиц, но там, где эти частицы расположены рядом и только касаются в немногих точках.

Мне кажется далее, что эти частицы имеют не только силу инерции, сопровождаемую теми пассивными законами движения, которые естественно получаются от этой силы, но также, что они движутся некоторыми активными началами (движениями), каково начало (движение) тяготения и начало (движение), вызывающее брожение и сцепление тел. Я не рассматриваю эти начала (движения) как таинственные качества, предположительно вытекающие из особых форм вещей, но как общие законы природы, посредством которых образовались сами вещи; истина их ясна нам из явлений, хотя причины до сих пор не открыты. Ибо это – явные качества, и только причины их тайны. Последователи Аристотеля дают название скрытых качеств не явным качествам, но только таким, которые, как они предполагают, кроются в телах и являются неизвестными причинами явных явлений. Таковы были бы причины тяготения, магнитных и электрических притяжений и брожений, если бы мы предположили, что эти силы или действия возникают от качеств, нам неизвестных, которые не могут быть открыты и стать явными. Такие скрытые качества останавливают преуспеяние натуральной философии и поэтому отброшены за последние годы. Сказать, что каждый род вещей наделен особым скрытым качеством, при помощи которого он действует и производит явные эффекты, - значит, ничего не сказать. Но вывести два или три общих начала движения из явлений и после этого изложить, каким образом свойства и действия всех телесных вещей вытекают из этих явных начал (движений), - было бы очень важным шагом в философии, хотя бы причины этих начал (движений) и не были ещё открыты. Поэтому я, не сомневаясь, предлагаю принципы движения, указанные выше, имеющие весьма общее значение, и оставляю причины их для дальнейшего исследования.

При помощи этих начал (движений) составлены, по-видимому, все вещи из жёстких, твёрдых частиц, указанных выше, различным образом сочетавшихся при первом творении по замыслу разумного агента. Ибо тот, кто создал их, расположил в порядке. И если он сделал так, то не должно философии искать другое происхождение мира или полагать, что мир мог возникнуть из хаоса только по законам природы; но будучи раз созданным, мир может существовать по этим законам многие века».

О том, что «начало» соответствует «началу движения», Ньютон говорит во втором абзаце – «Но вывести два или три общих начала движения…». Открыв эти всеобщие начала движения мы, согласно воззрениям Ньютона, должны познать тайны устройства мира. Как мы видим, ни о каком метафизическом характере действия сил у Ньютона речь не идёт. Речь идёт о неизвестных принципах движения.

Своими выводами в последнем 31 вопросе Ньютон однозначно провёл грань между физикой и метафизикой: началом движения, движением как таковым обладают материальные тела. Материальные тела, в свою очередь, своими движениями производят силу. Всё. Более того, чем сказал Ньютон, не нужно ему приписывать.

Ну а тот факт, что Ньютон в своих рассуждениях делает ссылки на Бога, необходимо расценивать, как неизбежную дань времени. Если бы этих ссылок не было, то мы, возможно, вообще не увидели бы «Начал» и «Оптики» Ньютона. Об этом нужно помнить всегда.

В завершение 31 вопроса Ньютон рекомендует исследовать трудные предметы методом анализа, который состоит в производстве опытов и наблюдений. Свои взгляды Ньютон высказал и надеется, что найдутся те, «которые имеют охоту к исследованию».

Так что комментаторам Ньютона нужно не только внимательней читать его работы, но и прислушиваться к его советам.

Глава 27

Заключение

Простая логика рассуждений Ньютона и материалистов в целом многими учёными не была понята. Следствием элементарного непонимания и поверхностного ознакомления с их работами явились различные нововведения, искажающие законы физики. Такие понятия, как здравый смысл и законы логики в трудах некоторых теоретиков потеряли своё значение. Строгость и последовательность законов физики часто пытались подменить наивными представлениями и математическим формализмом. В отдельных случаях законотворчество переросло в мифотворчество. Сказанное в полной мере относится к гипотезам о расширяющейся вселенной, большом взрыве, мифических частицах, гипотетических полях, дополнительных измерениях, параллельных вселенных и т. д.

Двадцатый век отверг механику эфира и предпочёл квантовую и релятивистскую механику. В то же время мирное сосуществование евклидовой и антиевлидовой геометрии, ньютоновой и антиньютоновой механики влечёт за собой определённые трудности в познавательном процессе. Двусмысленность физических законов; непомерно раздутый искусственно созданный математический аппарат; огромное количество не имеющих физического смысла математических терминов и понятий не только усложняют усвоение учебного материала, но и прямо влияют на психику тех, кто искренне пытается вникнуть в суть так называемых «великих и фундаментальных». Отсутствие логики и здравого смысла во многих предлагаемых учениях отрывает человека от реальной действительности.

Рождённые двадцатым веком бессмысленные антинаучные теории настолько прочно внедрились в умы поколений, что охарактеризовать последствия этого замкнутого круга можно словами Н. К. Носкова: «Теория относительности развратила умы исследователей, отучила их мыслить, анализировать, искать и сомневаться».

Кратко проанализировать всё многообразие нефизических и нереальных теорий и дать им соответствующий комментарий невозможно и в этом нет необходимости. Напоминание исторических фактов призвано лишь убедить читателей в том, что альтернативы эфиру и связанной с ним механики нет. Как бы ни обходилась современная физика без эфира, она не достигла и не достигнет своего совершенства, уклоняясь от механики эфира. Рано или поздно задача по «механике эфира» будет решена.

Причину же появления этих теорий необходимо напомнить, поскольку знаменитый французский философ Поль Гольбах давно её указал: ««Все заблуждения людей – это заблуждения в области физики: люди обманываются лишь тогда, когда пренебрегают природой, не желают считаться с ее законами и призывать к себе на помощь опыт. Так, не имея опыта, они составили себе несовершенные представления о материи, ее свойствах, сочетаниях и силах, ее способе действия, или энергии, вытекающей из ее сущности. Поэтому вся вселенная стала для них ареной иллюзий. Они не поняли природы и ее законов, не увидели необходимых путей, начертанных ею для всего, что в ней заключено. Мало того! Они не поняли самих себя: все их системы, гипотезы, рассуждения, лишенные основы опыта, представляют собой лишь сплошную сеть заблуждений и нелепостей…; они предпочитают бредни своего воображения и свои вздорные гипотезы настойчивым экспериментам, которые одни могут вырвать у природы ее тайны».

П. Гольбах картину мира определил одной фразой: «Вселенная, это колоссальное соединение всего существующего, повсюду являет нам лишь материю и движение». Нам, по сути, остаётся лишь выяснить, что представляет собой материя и какие формы движения она имеет.

Если кратко попытаться охарактеризовать современное состояние проблемы эфира, то можно сказать одно: современная физика лишена эфира; гипотезы эфира лишены физики. При этом современная физика с её классическими экспериментами и элементарными на базе школьной программы теоретическими работами выглядит намного привлекательней популистских попыток в очередной раз «доказать» существование эфира. Нужно понимать не только то, что эфир есть, что он не мыслим без движения, но и то, что эфир сам по себе не производит физические явления.

Решение проблемы эфира осложняется многими факторами, среди которых признание теории относительности в качестве фундаментальной и основополагающей теории. Не разделяя теорию относительности на «специальную» и «общую», необходимо отметить, что именно эта теория не просто отвергла эфир, но и своим существованием вынуждает либо отвернуться от проблемы эфира, либо признать ТО и основанные на ней другие теории, фикцией. Согласиться с последним для многих физиков – теоретиков означает одно – одержать фиаско. Но если они так думают, то они впадают в ещё большее заблуждение, чем признание теории относительности. Они забывают, что на них лежит ответственность перед будущим поколением.

В данной работе употребляется приставка «анти», но разве должно это означать, что слов с приставкой «анти» нужно бояться или вкладывать в них какой-то негативный смысл? Когда мы, например, говорим «антипротон», то, что мы под этим подразумеваем? Только то, что антипротон является прямой противоположностью протона.

Когда говорится, что геометрия Лобачевского по отношению к геометрии Евклида является антигеометрией, то это означает только то, что геометрия Лобачевского является прямой противоположностью геометрии Евклида. Здесь не говорится о том, что геометрия Лобачевского лишена каких-либо внутриматематических ценностей или, что личность Николая Ивановича недостойна уважения.

К большому сожалению, исследователи и сторонники геометрии Лобачевского даже не пытаются вскрыть причину появления и смысл «воображаемой геометрии», а причина очевидна и проста – это элементарное заблуждение в физических вопросах. Именно эта причина является тем фактором, который прямо противопоставляет геометрию Лобачевского геометрии Евклида.

Сказанное в полной мере относится к антиньютоновским теориям. Акцент делается не на критику отдельных личностей, пытавшихся построить альтернативную механику, а на необходимость отделения правды от вымысла, отделения физических теорий от их математически абстрактных аналогов, которые, в сущности своей, являются не чем иным, как антитеориями.

Те же юные дарования, которые, не достигнув тридцатилетнего возраста, вознамерились сделать вызов научному сообществу в виде своих «фундаментальных» теорий, заслуживают отдельного повествования. Несдержанность молодости и свойственное ей тщеславие довольно часто толкает обладателей этим пороком на необдуманные действия, достойные порицания. Желание достичь чего-либо большего или кого-либо в чём-то превзойти свойственно юности, но одного желания, увы, недостаточно, что бы вывести общепризнанную теорию или превзойти гений Ньютона.

Физика как наука допускает использование мысленного эксперимента, можно даже сказать, что без него вообще нельзя обойтись, поскольку любая практически реализованная идея, прежде всего, рождается в мыслях исследователя, но мысленный эксперимент должен лишь предшествовать реальному эксперименту, иначе гениальная мысль может оказаться просто фантасмагорическим видением. При этом в мысленном эксперименте учитываются все физические законы и принципы, а не только понравившиеся, иначе это уже может быть похоже на избирательное правосудие, где «закон что дышло: куда повернул, туда и вышло».

Можно задать вопрос: какова причина появления фантастических идей, нелепых выводов, всевозможных заблуждений и фальсификаций? Возможно, ответ мы найдём в работах Эрнеста Дюпре (1862 – 1921), где патологическим заблуждениям и воображениям дана строго научная оценка. В честь Дюпре получили своё название несколько психических заболеваний, в том числе «бред воображения Дюпре» (бред представления, бред фантастический).

Французский невропатолог и психиатр жил и создавал свои труды во времена больших и малых войн, национальных восстаний и революций. В это же время создавались новые «научные направления» (СТО создана в 1905г., ОТО создана в 1915г.), создавалось «новое искусство» в виде супрематизма К. Малевича и его «Чёрного квадрата», выставленного на показ в том же 1915г. В это время недалёкие умы вынашивали бредовые идеи и создавали человеконенавистнические идеологии, в это время рушились вера и церковь, аморальность и алогичность достигли своего предела.

Дюпре подчёркивал зависимость психических заболеваний от влияния окружающей среды и писал: «На самом деле, война не создаёт новые психические заболевания, но эта эпидемия травм, физических и душевных, индивидуальных и коллективных… усилила некоторые болезненные проявления, дала новую окраску содержимому и формам проявления болезненного бреда, активизировала психопатические состояния, которые до этого были скрытыми». Как ни парадоксально это будет звучать, но вывод напрашивается самопроизвольно: Дюпре давал характеристику не просто психическому расстройству отдельно взятого человека, а ставил диагноз обществу в целом. При этом в признании научных заслуг Э. Дюпре не должно быть ничего удивительного, поскольку автор, так сказать, «творил с натуры».

В связи со сказанным интересно отметить, что недолгая жизнь О. Френеля и становление его взглядов происходило так же в эпоху войн и социальных потрясений. Френель родился за год (1788г.) до Великой французской революции (1789г.), приведшей на императорский трон Наполеона. Френель был очевидцем великих побед Франции и её поражений. Затянувшееся противостояние Франции со странами Европы завершилось поражением Франции в Битве народов, взятием Парижа и отречением Наполеона от престола. Френелю, не питавшему симпатий к Наполеону, довелось лично взять в руки оружие после бегства Наполеона с Эльбы и вступить волонтёром в ряды роялистских войск.

Нельзя однозначно сказать, как повлияли окружающие события на неокрепшую психику молодого инженера мостов и дорог, но в первом же мемуаре о дифракции света (1815г.) Френель с первых же строк вступает в незримый «бой» с Ньютоном. Он «излагает возражения, которые у него имеются против теории Ньютона». Френель говорит, что «теория Ньютона ведёт к неправдоподобным гипотезам» и что «теория колебаний лучше подходит для объяснения световых явлений». В одном случае Френель утверждает, что Ньютон «ошибается», в другом – «придумывает». Ньютон «впадает в заблуждение» и устанавливает «ложные правила», по вине Ньютона «правильность закона Гюйгенса не признавалась в течение более столетия». С одной стороны Френель вроде бы восхищается исследованиями Ньютона, а с другой сводит на нет его достижения, доказывая, что «Оптика» Ньютона: «заключает много серьёзных ошибок». Абсолютно уверенный в непоколебимости волновой теории, Френель выводит резюме: «Ничего не может быть более печальным для прогресса наук, нежели доктрина непогрешимости».

Справедливое замечание, и касается оно не только прогресса науки, но и всей сферы жизнедеятельности человека. Есть только одно «но»: физика наука точная, логичная и экспериментальная, любая теория требует доказательств. Последующие экспериментально полученные результаты засвидетельствовали единственный факт: волновая теория не согласуется с экспериментом, а значит, она ложна, или, как минимум, не полна.

Так в чём же обвинял Френель Ньютона? В том, что Ньютон отстаивал корпускулярную теорию света, не учитывая его волновых свойств? Но это не так, Ньютон пытался в рамках обобщающей теории объяснить волновые свойства световых корпускул. Он, например, пишет: «Ибо если предположить, что лучи света (корпускулы) являются малыми телами, испускаемыми во все стороны светящими субстанциями, то лучи эти, ударяясь о преломляющую или отражающую поверхность, должны бы возбуждать в эфире колебания столь же необходимо, как камни на воде, когда они в неё брошены». Другое дело, что Ньютон не нашёл удовлетворительного ответа на вопрос о природе света. Эта неудовлетворённость терзала Ньютона до последних дней, о чём свидетельствует тот факт, что «вопросы» в конце «Оптики» Ньютон неоднократно переписывал и дополнял. Об этом, например, упоминает С. И. Вавилов: «Содержание, размеры и расположение вопросов постоянно менялось Ньютоном в различных изданиях Оптики». Френель, в свою очередь, пошёл радикальным путём, уверовав в непогрешимость одной лишь волновой теории. Такая позиция не может быть достойным ответом Ньютону.

Как бы то ни было, но мы должны согласиться с тем, что Френель был и остаётся «гением, который составил честь Франции и своего века». Если Френель и заблуждался, то винить его в этом столь же нелепо, как и всех других творцов оптики, как принявших волновую теорию, так и не нашедших ей достойной альтернативы.

Что бы мы ни говорили, но задача остаётся неразрешённой. Корпускулярные и волновые свойства света необходимо объяснить в рамках единой теории. Такой теорией может являться только физическая теория, - механическая модель. На это указывали классики естествознания. Математика в этом отношении свои возможности исчерпала. При этом в рамках теории должны быть объяснены свойства не только света, но и других материальных образований. На этом настаивал Ньютон, об этом говорило большинство других материалистов, об этом, применительно к свету, высказался Декарт: «разные цвета создаются при вращении световых частиц с разной скоростью». Пусть не до конца в подобных высказываниях раскрывается истина, но просто так отвергать подобные взгляды мы не имеем права. Мы лишь можем дополнить эти взгляды, исходя из результатов экспериментальных работ.

Отойти от механизма материи,- значит согрешить перед истиной.

Глава 28

Вместо послесловия

Каковы перспективы физики?

Критические взгляды на проблемные вопросы физики, прозвучавшие выше, ни в коей мере не должны умолять достигнутых результатов в этой науке в целом. Акцент хотелось сделать не на том, что многие положения современной физики носят абстрактный характер, а на том, как эти положения влияют на практически достигнутые результаты. Отсутствие объяснительной и предсказательной способности абстракций мало того, что не позволяет достичь более значимых результатов, чем те, которые мы имеем сейчас, но и отвлекает энергетический потенциал общества на реализацию заведомо ложных целей. Можно выразить определённую уверенность, что способности «механической модели» в этом отношении более существенны. Часть возможностей освещена во второй части.

О том же, как представляют себе перспективы физики профессиональные физики, пусть скажут они сами.

В связи со сказанным приведём тезисы из статьи «О методологии струнной программы», написанной кандидатом физико-математических наук Элиович А. А. и размещённой во втором номере журнала «Метафизика».

Он пишет: «Как ярко отмечено С.П. Новиковым, «новая топология, создаваемая физиками, – это замечательная вещь, но я достаточно изучил теоретическую физику, чтобы знать: это – не раздел физики; пусть в это верят те, кто ничего не изучал. Физика – это наука о явлениях природы, которые могут реально наблюдаться». (Топология – раздел математики).

«По мере развития струнной математики пуповина, связывающая ее с физической реальностью, становится все более тонкой».

«Восстановить связь струнной программы с реальностью может только появление неких жестких ограничений. Ими могут стать радикально новые эмпирические факты (вероятность чего падает по мере того, как теория становится все менее фальсифицируемой) или неожиданная глубокая идея с внематематическим, физическим содержанием».

«Такая ситуация, органично вписывающаяся в эпоху постмодерна, – рай для теоретиков: каждому по собственному миру, без работы никто не останется. Однако для естественной науки почти абсолютное математическое могущество теории, едва сдерживаемое скудными данными опыта и принципом соответствия, – это не торжество, а почти полное фиаско».

«Подводя итоги, мы видим, что физика действительно подходит к кризису оснований, то есть кризису методологического, а не узкофизического характера. Ниже мы постараемся показать, что его источник – не струнная программа как таковая, а общий дисбаланс между резко возросшей математической мощью теоретической физики и дефицитом сильных собственно физических идей на фоне объективной ограниченности возможностей опыта. Этот кризис, конечно, не мешает работать 99% физиков, как в свое время кризис оснований математики никак не мешал работать 99% математиков. Однако потеря направления, цели и смысла развития естественной науки куда хуже, чем потеря в начале XX в. универсального времени или причинности. Если перед этим небосвод физики омрачала вроде бы лишь пара облачков, то сейчас сгущается свинцовая пелена».

«Сейчас, после двух научных революций, не принято говорить о законах природы, хороший тон – говорить лишь об уравнениях. Однако в этом случае происходит незаметная, но важная потеря. Ведь уравнения сами по себе не содержат важнейшей части нашего знания о природе – тех идей, которые лишь частично выражаются математическими символами».

«…В физике есть специфическая целостность, не поддающаяся никакому формальному определению, которой нет в математике, и именно поэтому физика не есть раздел математики и не должна превращаться в него».

«Чем мощнее в математическом отношении становится фундаментальная физическая теория, чем с более общих позиций она описывает мироздание, тем все более многообразные миры входят в предмет физики и тем острее эта проблема».

«В последние 15 лет впервые в истории возникла и становится все более острой проблема демаркации фундаментального естествознания и математики. (Любопытно, что важным методологическим вопросом квантовой и релятивистской революций была проблема демаркации физики и метафизики.)».

«Будем все же надеяться, что благодаря новым радикальным идеям физика поднимется на высоту подлинного понимания мира и что новый синтез вернет утерянное единство двух начал научного мышления (как и человеческого мышления вообще) – рассудочного и интуитивного. Если рассудок, чрезмерно опекаемый интуицией, рискует впасть в плен наивных моделей, здравого смысла и даже предрассудков, то рассудок, чрезмерно удаляющийся от интуиции, рискует заблудиться в джунглях математических абстракций. Есть основания считать, что именно это и происходит сейчас с квантовой теорией гравитации – колоссальная интеллектуальная мощь, никак не скованная ограничениями интуиции, скорее творит миражи бесчисленного множества возможных миров, чем находит выход из пустыни. Основная задача науки – объяснение многого через немногое – может быть достигнута только, если рассудок и интуиция взаимно ограничивают претензии друг друга. Лишь на этом пути можно вернуть веру в Истину, продолжить начатое более двух тысяч лет назад восхождение и увидеть с иных высот красоту и величие идей, которыми была жива физика».

Комментарии, надо полагать, излишни. Остаётся надеяться, что физико-теоретические факультеты университетов не сменят ориентацию, и не станут в одночасье физико-теологическими факультетами, финансируемые духовными наставниками.

Необходимо также добавить, что Элиович приводит выдержку из статьи Сергея Петровича Новикова под названием «Вторая половина 20 века и её итог: кризис физико-математического сообщества в России и на Западе», напечатанной в 4 выпуске «Вестника ДВО РАН» за 2006 год.

Сергей Петрович Новиков на сегодня является одним из крупнейших математиков мира, академиком РАН, почётным членом многих академий и научных обществ мира. Проблемы математики, теоретической физики и системы образования С. П. Новикову знакомы изнутри, поэтому ему не составило особого труда сделать в конце своей статьи весьма неутешительный вывод: «Мы встречаем 21 век в состоянии очень глубокого кризиса».

Список использованной литературы приводится во второй части.

<= ко второй части